Капкан для невесты

— Иди уже! — зевнула я. — Там у гостей надо подлить напитки, и вытряхнуть пепельницу у мужчин. Работенка для тебя. Ксатааати, Галия, почему ты бегаешь, как прислуга? Неужели мама тебя поймала на позднем возвращении и наказала?

Судя по слезам на глазах Галии и скорбно опустившимся губам, я была права. Галия странно кивнула, посмотрела мне куда-то за спину и прошмыгнула в сторону, словно ветер.

Не успела я улыбнуться снова, как на плечи легли узкие, цепкие пальцы.

По телу мгновенно пробежала дрожь...

Камилла

Я узнала прикосновение рук мачехи. Говорят, у нее очень умелые и заботливые руки, ведь она помогла появиться на свет стольким детишкам!

Руки мачехи всегда казались хитрыми капканами, которые лишь кажутся заботливыми и безопасными, но на деле таили в себе угрозу. Так и сейчас, она сжала мое плечо и впилась пальцами под ключицу.

— О чем злорадствуешь, маленькая шлюха? — прошипела едва слышно мне на ухо.

Отец поискал нас и махнул рукой, приглашая к столу.

Мачеха пошла на его зов, продолжая меня обнимать и мурлыкать с улыбкой всякие гадости:

— Я знаю, что это ты подстрекала мою девочку на всякие грязные выходки. Это всегда была ты! Ради сохранения ее чистоты и блестящего будущего мне пришлось наказать Галию за поздние прогулки. Но я точно знаю, что это ты ее подбила на пошлости. Зря радуешься… Твои дни сочтены.

Ляйсат довела меня до стола, поцеловала в висок.

— Зумрат уже разглядел в тебе гниль и очень скоро от тебя избавится. Окончательно. Скоро в этом доме не останется ни одного следа от Ибрагимовых, — назвала девичью фамилию моей матери.

Меня буквально скрутило от гнева.

Тогда я поступила очень гадко и расчетливо.

Я обняла мачеху, поцеловала ее, задержала ладони в своих руках и поздравила громко-громко. Сидящие рядом тетушки и двоюродные сестры аплодировали моему поздравлению.

Потом я отодвинула стул и села, а мачеха поплыла между столами для мужской и женской половины. Она шла по центру, направляясь к отцу, который стоял рядом с тамадой и готовился пышно поздравить супругу.

У Ляйсат было роскошное, золотистое платье. Разумеется, в пол.

С длинным шлейфом, будто у звезды Голливуда. Он волочился за ней по полу, словно хвост змеи.

Когда я садилась за стол, я поставила стул и прищемила ей подол двумя ножками, села, всем весом вжавшись в стул.

Ляйсат сделала два или три королевских шага под громкую музыку и аплодисменты, а потом…

Она и не услышала из-за музыки, как затрещала ткань платья.

Слишком сильно хотела получить миг торжества.

Верхняя золотистая часть платья вместе с подолом просто сползла к ее ногам, как кожа змеи.

Ляйсат слишком поздно поняла, что происходит.

Она осталась в одной нижней прозрачной юбке.

Ее короткие, полноватые ноги, бедра, даже трусы были выставлены напоказ.

На глазах у всех мужчин и детей, у всех приглашенных дедов, бороды которых были белые, как снежные шапки гор.

Такого позора точно никогда еще не было.

Отца чуть удар не хватил!

Разумеется, мачеха убежала в слезах, гости разбрелись по дому, бурно обсуждая произошедшее.

Под шумок я тоже улизнула и хотела войти в свою старую комнату, но дверь оказалась заперта.

— Что, спрятаться пытаешься? — прогремел за спиной голос отца.

Я обернулась.

Он был в ярости, дрожал от гнева, ткнул в меня пальцем.

— Это была ты. Опозорила мою жену. Извинись перед ней немедленно.

— Это была случайность.

— Врешь! — разозлился отец, побагровев. — Врешь и не краснеешь! В глаза мне врешь…

— А ваша жена про меня и маму гадости говорит! Постоянно…

— Не так уж она не права, — усмехнулся отец и покачал кулаком у моего лица. — Последний раз предлагаю: немедленно извинись. На колени встань! Умоляй, чтобы Ляйсат тебя простила!

— Не буду!

— Значит, я перед ней за тебя извинюсь, — вздохнул он и треснул меня по лицу кулаком.

У меня из глаз аж искры посыпались, голова мотнулась так сильно, что я на ногах не удержалась. Меня развернуло и впечатало лицом в дверь. Я сползла на пол.

Все онемело от вспыхнувшей боли. Изо рта даже слюни потекли с привкусом крови.

Перед глазами все плыло. Я плохо слышала, как бранился отец, с трудом понимала, что он подхватил меня, встряхнул и всматривался в лицо.

— Марш в кухню. Приложи к лицу лед. Приду через полчаса! — шикнул на меня. — Живее.

Я поползла наощупь. С трудом забилась в свободный угол на кухне. Тут все шкворчало, шипело. Приглашенные повара и поварята готовили во все руки.

Было жарко. Лед, который я приложила к лицу, таял быстро-быстро и стекал на праздничное платье, пачкая красивый бежевый атлас.

Еще и Галия, словно нарочно, запнулась на ровном месте и опрокинула на меня целый соусник с жидким маслом.

В таком состоянии я бы точно не смогла присутствовать на празднике.

Отец, заглянувший на кухню, увидел меня и смачно плюнул под ноги:

— Скройся! Чтобы я тебя не видел! Выглядишь, как будто в канаве год пролежала. Придется сказать, что ты заболела…

Глава 24

Камилла

Потом была долгая, бессонная ночь в худшей из гостевых комнат. Отец вошел без стука под утро. Я слышала его шаги, слышала, как он щелкнул кнопкой выключателя и подошел к кровати.

Он на меня смотрел. Я лежала лицом к стене и боялась, внутри тряслась от липкого, удушающего страха. Раньше отец меня никогда и пальцем не трогал, а здесь ударил так, что вся половина лица горела, ныла, саднила ужасно сильно.

Отец смотрел на меня, и я не могла не чувствовать его взгляд.

Он скользил по моему лицу, волосам и открытым плечам, снова поднимался к лицу.

Секунды тянулись целую вечность.

Потом он наклонился, натянул одеяло повыше и вышел, тяжело вздохнув.

Не знаю, о чем он думал в те минуты, но я думала лишь о том, как бы навсегда покинуть стены отчего дома и никогда-никогда сюда больше не возвращаться.

Утром я изобразила покорность, с мачехой не сталкивалась. Отцу сказала, что Лорсанов потребовал от меня идеальной чистоты, наплела про сложный проект на учебе.