Кара небесная, или Стикс-2
Шрифт:
– Давай-ка спать, – предложил Руслан.
– У меня бессонница.
– И давно?
– Я слишком много спала после отравления. Теперь не хочу.
– Ну, полежим, помолчим.
Он вовсе не счастлив. Обижен. Ну нет ощущения, что получил наконец-то свой приз. Добежал. На верхней ступени пьедестала почета стоит Ванька Мукаев, смотрит на него сверху вниз и улыбается. Это тебе не городские соревнования, это жизнь. Но и здесь ты только второй. Всегда. Даже когда он умер, все равно второй.
Руслан вновь тянется за пачкой сигарет. Говорит:
– Значит, ты хочешь уехать.
– Да, я хотела бы начать жизнь сначала.
– Как ты думаешь, сколько тебе лет?
– Ну, лет тридцать.
– Пойдет. Может, моделью хочешь стать?
Она вздрагивает:
– Что ты болтаешь? Мне тридцать!
– А может, в актрисы собралась?
– Я просто хочу жить хорошо.
– Тю! Так все хотят! Не у всех получается.
– У меня получится!
– Волосы зачем перекрасила?
– Ах, отстань! Мне так лучше.
– Дура ты, дура. Ладно, давай спать.
Он и в самом деле вскоре засыпает. Завтра тяжелый день. И надо еще придумать, что с ней делать. Куда ее? И куда самому? Похоже, жизнь и в самом деле начинается сначала. И у него, и у нее.
Утро
Приемная Павла Эмильевича Ахатова. Красавица секретарша смотрит на Петю Зайцева безразлично, но тут же приглашает в кабинет. Шеф назначил встречу в офисе. Это значит, что лимит доверия к Пете Зайцеву исчерпан. Это уже не дружеская беседа, а деловая встреча. Какие бы отношения их ни связывали, сегодня это работа, и только работа. Об остальном – забыть. Он в темном костюме, светлой рубашке, но без галстука, коих терпеть не может. Бесполезная вещь, сковывающая движения.
– Разрешите?
Павел Эмильевич улыбается:
– Проходи, Петя, садись.
Идет к креслу. Глаза у Зайцева красные от бессонницы, но лицо каменное. Скажи: пять минут на сборы и маршбросок, сделает. Белое кресло похоже на снежную глыбу, в нем холодно, но холода, равно как и прочих неудобств, он давно уже не замечает. Садится в кресло и ждет разрешения начать. Ахатов смотрит на него с интересом:
– Я все гадаю, Петр, ты человек или робот?
– Человек, – спокойно, без эмоций отвечает он. И мысленно готовится к марш-броску. Сколько километров?
– А я думал, робот, – тянет Павел Эмильевич. – Все думаю: где ж у тебя кнопка?
– Кнопки нет, – все так же, без эмоций, говорит он.
– Врешь небось!
– Хотите проверить? – Петр начинает расстегивать рубашку.
– Да ну тебя! – машет рукой Ахатов. – Шуток не понимаешь! А говоришь, человек! Застегнись.
– Есть.
Он спокойно застегивает рубашку.
– Давай к делу, – говорит Ахатов. – Докладывай. – И приказывает секретарю по внутренней связи: – Полчаса меня ни для кого нет.
– Хорошо, Павел Эмильевич.
Зайцев раскладывает на столе бумаги. Ахатов напряженно смотрит, потом спрашивает с недоумением:
– Что это у тебя, Петя? Научный доклад?
– Да. Я постараюсь вкратце. Начнем с того, что у Ивана Саранского был брат-близнец.
– Я об этом ничего не слышал.
– Это довольно-таки странная история. Дело в том, что одним из братьев в роддоме заменили мертворожденного младенца Лидии Станиславовны Саранской. Один брат остался в Р-ске, другой отправился в Горетовку. Они встретились через тридцать пять лет, скорее всего случайно. Или Саранский нашел следователя Мукаева. Он решил сбежать за границу, но хотел, чтобы мы считали его мертвым. Я полагаю, в сгоревшем коттедже найден труп следователя Мукаева. Генетическая экспертиза показала родство с Инной Александровной Мукаевой, их матерью. Что совпадает с выводами физико-технической экспертизы. На пожарище найден один из братьев-близнецов. Думаю, Мукаев.
– Откуда такие выводы? – напряженно спросил Ахатов.
– Источник информации – капитан Свистунов, близкий друг следователя Мукаева. Он запал на рыжую Марину и случайно ей проболтался.
– Выходит, Иван жив? Я имею в виду Саранского.
– Полагаю, да.
– И… где он?
– Полагаю, что уже за границей.
– И… как нам его достать?
– Его женщина. Ольга Маркина.
– Насколько я знаю, он не собирался брать ее с собой, – усмехнулся Ахатов.
– Она беременна. Не думаю, что Саранскому безразлична судьба его ребенка.
– Выходит, ее надо оставить в заложницах?
– Выходит, так. Проблема в том, что женщина, которая находится сейчас в коттедже Ладошкина вместе с ним, не Ольга. Это кассирша из супермаркета. Вот здесь мы и подходим к сути. Разрешите?
Он взглядом указывает на бумаги. Ахатов кивает:
– Валяй, Петр Иванович!
– Ольга Маркина, любовница Саранского, и Олеся Тимофеева, кассирша из супермаркета, до странности похожи. Но они не близнецы, я это проверил. Откуда же сходство? Таких двойников еще называют биогенными. Этой проблемой давно уже занимаются. Почему, мол, так происходит? Математики твердят, что это простое совпадение. Люди рождаются похожими по воле случая. Набор генов, определяющих внешность, достаточно ограничен. Согласно теории вероятностей одинаковые комбинации генов выпадают так же, как номера в лотерее. Возможен и такой вариант: одинаковые комбинации в билете и в лотке, в котором лежат выигрышные шары. Людей ведь миллионы, поэтому не исключены случайные совпадения. Сами посудите: если применить математический анализ, любой человек через восемь поколений станет потомком 256 родственников! И это родство будет кровным.
– Продолжай.
– Это точка зрения генетиков. Мол, «клоны» появляются в природе не случайно. Причем ДНК у них порой совпадает до мелочей. Да, да! Совпадает! Спрашивается, зачем? Природа частенько дублирует человеческие особи и разбрасывает их в разные концы света. Все дело в том, что появление двойника гарантирует возможность выживания хотя бы одной копии необходимого природе гена. Настолько необходимой, что она их и «выбрасывает» в нескольких экземплярах. Для того чтобы хоть один из двойников выжил и дал потомство. В мире-то неспокойно. Войны, болезни, авиа– и автокатастрофы. А нужно во что бы то ни стало выжить и дать потомство. Задание у всех копий одно и то же.
– И какое же задание было у Ольги и этой… как ее? Олеси?
– В том-то все и дело! Наш случай особенный. Потому что мы имеем однояйцевых близнецов, абсолютные копии, и двух похожих женщин, не состоящих в родстве, копии биогенные. Я полагаю, что сохранить во что бы ни стало природа хотела именно ген Ивана Саранского. Видимо, он представляет особую ценность для нее. Поэтому природа и «продублировала» его братом. А для верности «продублировала» братьев похожими женщинами. Чтобы хотя бы одна из них родила ребенка с нужной комбинацией генов. Уникальный случай. Они родились с одной и той же задачей. Только одна в Подмосковье, а другая за шесть с лишним тысяч километров, аж в Хабаровске! Кстати, такой разброс характерен для биогенных двойников. Чем дальше, тем лучше.
– Почему? – спросил Ахатов.
– Они не должны встретиться. Никогда.
– Почему? – повторил вопрос Павел Эмильевич.
– Потому что у них одна и та же задача. С расчетом на то, что один до цели не дойдет. Или двое-трое, если копий несколько. Ну, зачем нам, к примеру, два Моцарта? Или два Достоевских? Один лишний. Хотя не исключено, что двойник тоже обладает талантом писателя или сочиняет музыку. Но на его пути встают непреодолимые препятствия, и его талант чахнет. Двойники есть, как правило, у всех великих людей. Просто один знаменит на весь мир, а другой прозябает в безвестности. Ему помешали обстоятельства. Вспомните: в прессе время от времени появляются снимки двойников, и все удивляются их странному сходству со звездой.
– Выходит, вся эта премудрость лишь для того, чтобы сохранить в природе ген гениального Саранского?
– Выходит, так. Хотя… Есть и третья теория. Реинкарнация. Мол, при очередном переселении душ субстанция одной вдруг делится и достается двум особям. Или волновая теория. О влиянии космоса на облик людей. Оттуда, из космоса, идут волны и задают внешний и внутренний облик живых существ. Почему сигналы порой дублируются? Может, в качестве эксперимента, чтобы посмотреть, как одинаковые люди будут вести себя в разных условиях. Это теория космических братьев-близнецов. Но мне она не нравится. Это все попахивает мистикой.
– А биогенные двойники не мистика?
– Ну посудите сами. Ольга Маркина родилась в Хабаровске. Встречу с Иваном Саранским ничто не предвещало. Она, заняв второе место на региональном конкурсе красоты, летит в Сочи на отборочный тур Всероссийского конкурса. И в аэропорту ее перехватывает представитель модельного агентства. Она остается в Москве, и ее судьба круто меняется. Это происходит десять лет назад. Приблизительно в то же время, как мне удалось выяснить из р-ских сплетен, Тимофеева бросает своего жениха и становится любовницей следователя Мукаева. Ее жизнь тоже круто меняется. И эти две женщины начинают идти по жизни навстречу друг другу. Точка отсчета, время Ч – это когда на юге Ольга случайно знакомится с Иваном Саранским. Я думаю, что Тимофеева была к возложенной именно на эту особь миссии гораздо ближе. Именно она должна была выносить его ребенка. Она ведь родилась в двух шагах от Саранского, в Р-ске. Но вторая женщина оказалась более энергичной. Та же, что ближе к объекту, напротив, инертной. Маркина пробила себя дорогу, растолкав всех локтями. И первой заняла место рядом с ним. К тому же она моложе. Десять лет назад она круто изменила свою судьбу, разрушила порядок вещей, программу, заложенную природой, и все пошло наперекосяк. Маркина – сильная личность. Умная, волевая женщина. Чего не скажешь о второй. Именно Маркина и дошла до цели.
– Но что же тогда случилось в сауне, Петя?
– Попробую объяснить. Дело в том, что двойникам ни в коем случае нельзя встречаться. То есть они не должны оказаться вдвоем у цели. Тогда включается механизм взаимоуничтожения. Короче, в живых должен остаться только один. Они инстинктивно друг от друга отталкиваются, потому что ненавидят. Это заложено в биогенных двойниках природой, в отличие от близнецов, рожденных одной женщиной. Ведь между биогенными двойниками нет кровного родства и нет зависимости друг от друга, что, кстати, характерно для близнецов. Если одному из них плохо, другой это чувствует. А биогенные двойники, напротив, стремятся сделать друг другу плохо. Убрать, уничтожить. Вспомните, что вы чувствуете, когда видите человека, похожего на себя? А очень похожего? А очень-очень?
Павел Эмильевич задумался, потом сказал:
– Насчет очень-очень не знаю. Не встречал. А насчет похожего… Неприязнь – да, чувствую. Но не смертельную вражду. Иногда даже испытываю симпатию.
– Это потому, что вы не биогенные двойники. Просто похожи. Есть, кстати, суеверие насчет того, что встретить своего двойника – это к большой беде. Даже, говорят, к смерти. Все народные поверья на чем-то основаны. Нет дыма без огня. Двойники хотят друг друга уничтожить, и это сильнее их. Тимофеева, как я уже сказал, женщина инертная. Маркина, напротив, сильная, умная, предприимчивая. Волевая дама, способная на все. Она решила избавиться от соперницы и придумала комбинацию с заменой. У нее ведь сгорели все вещи и документы. Она планировала обзавестись имуществом и биографией Тимофеевой, спрятаться в Р-ске, родить ребенка. А кассиршу накачать «Стиксом», чтобы та забыла все напрочь. И подсунуть ее нам. Маркина, похоже, догадывалась, что мы хотим от нее избавиться.
– Почему же она сама очутилась в больнице?
– Возможно, дозу не рассчитала. Не думала, что потеряет сознание. В сауне я нашел мокрое полотенце. Когда она туда вошла, скорее всего, закрывала им лицо, чтобы самой не подвергнуться воздействию газа. Но ошиблась. Мы ведь не знаем, что у нее было. Знаем только, что не баллончик. Саранский работал до последнего дня. Я имею в виду его загадочное исчезновение. А нам о своих открытиях не сообщал. Маркина проникла в лабораторию и что-то оттуда взяла. Но, видимо, не знала, как обращаться с тем, что украла. Она же не химик и не врач. Образования никакого, знаний тоже. Жертва собственной глупости.
– Пусть так. Но кто застрелил менеджера?
– Похоже, она и застрелила. Маркина.
– За что?
– Может, он ее шантажировал?
– Чем же, Петя?
– Мне выяснить? Это важно, Павел Эмильевич?
– Нет. Меня интересует только «Стикс». Где он, Петя?
– Я думаю, диск у кого-то из ее знакомых. Ладошкин проглядел. Я с ним сегодня опять поговорю. И еще… Мне надо съездить в Р-ск. Уточнить насчет женщины, попавшей в больницу. Если она беременна, это точно – Маркина. Я должен ее оттуда забрать. Она, похоже, не настолько все забыла. Больше притворяется. Лицо-то полотенцем закрывала! Но она нам нужна. Ее нельзя убивать. Надо переправить Ольгу на нашу базу в горах. Туда, где уже находится Владимир Степанович.
– Главврач из р-ского психоневрологического диспансера? Он согласился сотрудничать?
– Да. Ждет бумаги Саранского. Формулу он доработает. Ольгу мы тоже переправим на базу, пусть он поработает и с ней. Это ж такой материал! Женщина, испытавшая на себя действие препарата, причем в новом, еще неизвестном нам варианте. Вот пусть Маркина и отправляется к нему.
– А что насчет ребенка?
– Тоже бесценный материал. Это дитя гения! Его будут наблюдать с самого рождения. Ведь природа так хотела сохранить ген Саранского. Неужели мы пойдем против нее?
– Нет. Против природы идти нельзя. Пусть рожает, – подумав, сказал Ахатов. – Этот ребенок нам пригодится.
– Он встретился и с Тимофеевой. Иван Саранский. Это темная история, в которой я до конца так и не разобрался. Но полагаю, что человек, которого нашли в конце апреля на шоссе, это не следователь Мукаев.
– Саранский?
– Да. Он.
– Но как же ему удалось похитить брата, продержать где-то больше месяца, убить и подложить труп в коттедж, чтобы потом его сжечь?
– Ну, с его талантами…
– Да. Этот все может, – усмехнулся Павел Эмильевич. – Ну, ничего. Объявится. Кстати, у меня вот что есть…
И он кладет на стол листок. Петр пробегает глазами текст.
«Уважаемый Павел Эмильевич!
Эти люди захватили меня в заложники… Держат в коттедже… Список номеров машин прилагаю…»
Прочитал и рассмеялся:
– Я так и думал! К кому еще он мог обратиться за помощью? Не в полицию же!
– Там его только и ждут.
– Наверное, он думает, что всех перехитрил, – усмехается Зайцев. – И что будем делать с Ладошкиным, Павел Эмильевич? Ольга отправляется на базу. Тимофеева обратно в Р-ск. А Алексей Петрович? Убрать?
Ахатов мрачнеет:
– Экий ты быстрый! Убрать! Есть, Петя, люди, не способные ни на что, а есть готовые на что угодно. Лешка относится ко второй категории. Он на все готов. Где еще я такой ценный кадр найду? Молодежь нынче пошла специфическая. Знают, какая модель мобильного телефона лучше и какой компьютер круче, а элементарное квадратное уравнение решить не умеют. Первое для них пустячок, а второе – подвиг! На кнопки нажимать и обезьяна может. А думать кто будет? Лешка – аналитик. И память у него феноменальная. Убрать? Э, нет. Он мне еще пригодится. Тоже талант, но не такой, как Иван. Тот безнадежен. Лешку надо оставить хотя бы ему в противовес.
– Как скажете, – говорит Зайцев с каменным лицом.
– Я вижу, тебе Алексей не нравится.
– Мне за эмоции не платят. Велите освободить – освобожу. В космос запустить – запущу. Мне все равно.
– Вот и исполняй.
– Есть. И под каким соусом ему все это представить? Просто отпустить? Расшифроваться?
– Ты вот что, Петя… Устрой-ка ему маски-шоу.
– Как это?
– Показательные выступления. Учения проведи. Пусть твои люди нападут на твоих же людей. Но – в твое отсутствие. Кот из дома – мыши в пляс. Начальник уехал, и парни недоглядели. Женщину отстояли, а мужика упустили. На них напали неизвестные в камуфляже. Цель операции – спасение заложника. Я хочу, чтобы он был мне благодарен по гроб. Пусть помнит, кто ему жизнь спас. И платит за это.
– Я все понял. Значит, организовать операцию по освобождению заложника. Ольгу отвезти на аэродром и на частном самолете доставить на базу в горах. Ладошкина «освободить» и доставить к вам. Я правильно понял?
– Абсолютно. И бумаги. Бумаги тоже доставь. Сначала мне, я их посмотрю. Потом все переправить в лабораторию в горы. А за научный доклад спасибо. Молодец.
– Это не я. Ладошкин справочку составлял. В целом я с его выводами согласен.
– Толковый мужик. А ты говоришь – в расход. С кем работать-то, Петя? Материала нет, людей нет, – пожаловался Ахатов. – Ладно, ступай. Документы жду.
Зайцев вышел из кабинета и аккуратно прикрыл за собой дверь. Надо ехать в Р-ск, забрать из больницы Ольгу. А если она не поедет? Значит, забрать силой. Придется ехать вдвоем-втроем на случай, если Маркина заупрямится. Заодно «ослабить» оцепление у особняка Алексея Петровича перед нападением «освободителей».
Итак – в Р-ск!В это же время
– Вставай! Эй! Слышишь? Ехать пора!
– Я спать хочу! Отстань! – Она зевнула и натянула на нос простыню.
– Ложиться надо было раньше.
Руслан решительно стащил с нее простыню и схватился за подушку.
– Отдай! – закричала она.
– Рота, подъем! – Он резко выдернул из-под ее головы подушку и отшвырнул в сторону: – Приготовиться к марш-броску! Под душ строевым шагом марш!
– Как мне надоел твой казарменный юмор! И сам ты надоел! Лучше бы я в больнице осталась! – закричала она. – Там хоть выспаться можно!
– Могу отвезти тебя обратно. Вот в столицу прогуляемся, развеемся, и обратно на казенные харчи отправляйся. Как там, кстати, кормят?
Она не ответила, только глаза зло сверкнули. Вскочила и понеслась в ванную. А он отправился на кухню жарить яичницу. Вскоре она вошла и сморщила носик:
– Фу! Горелым пахнет!
– Ничего, проскочит.
– Ты готовить не умеешь!
– Я тебя предупреждал.
– Когда мы вернемся? – спросила она и зевнула. Уселась за стол, ручки сложила. Помогать ему не собирается. Что ж. Он принялся раскладывать яичницу по тарелкам, но та, как назло, пристала к сковороде. Вот зараза! Он отшвырнул лопаточку и схватился за нож.
– Когда мы вернемся? – повторила она.
– Никогда.
– Как так? Почему?
– Нам сюда нельзя.
– А куда можно?
– Значит, так: вопросов не задавать, четко выполнять мои инструкции. Скажу «падай» – надо упасть и залечь. Потом отползти.
– Еще скажи: отжаться! Да с какой стати?! Я ничего не сделала! И не собираюсь играть в казаков-разбойников!
– Если б это была игра, – вздохнул он и поставил перед ней тарелку: – Ешь. Но, чур, посуду мыть тебе.
– Фу! Гадость! Дай молока.
Она вскочила, зажала носик и побежала в туалет. Он полез в холодильник за молоком. Она вернулась тихая, бледная, молча выпила молоко, сделала бутерброд с колбасой. Яичницу он съел сам. И в самом деле гадость. Сложил в раковину посуду и, что-то прикинув, сказал:
– Значит, так: времени у нас мало. Поэтому беру свои слова обратно, посуду я вымою сам. А ты быстренько в это время собираешься. Возьми куртку, свитер и то, что тебе велико. Есть такие вещи?
– Я посмотрю.
– Набьешь чемодан. Деньги в доме есть?
– Откуда я знаю?
– Ладно. Я сам все обшарю. Деньги, документы надо взять с собой.
– Мы от кого-то бежим?
– Да, – кивнул он.
– И куда?
– Это тебе пока знать не стоит. В общем, собирайся. Поняла?
Она кивнула. Поняла – не поняла, но инструкцию выполнила четко: набила чемодан тряпками. Он наскоро обыскал квартиру, помогли профессиональные навыки. Нашел сберкнижку на имя Тимофеевой Олеси Владимировны. На счету было пятнадцать тысяч. Видимо, все ее сбережения. Не разбогатела ты на секретарской работе, Олеся Владимировна. Паспорт тоже нашел. И наличных пять тысяч рублей. На первое время ей хватит. Домой ему заезжать нельзя. Будет скандал, это их задержит. Придется обойтись этими деньгами. Потом он что-нибудь придумает.
– Готова? Вперед! И запомни: делай все очень спокойно. Не дергайся. Говорю я. Необязательно орать всем, кто к тебе будет обращаться: «Я ничего не помню! Отстаньте от меня!» Молчи и улыбайся.
– Но куда мы все-таки едем?
– Увидишь.
Из подъезда он вышел первым. Огляделся: вроде бы никого. Девять часов утра. Кому на работу, тот уже ушел, кому на дачу – уехал, отпускники на отдыхе, а сони еще спят. Забросил в багажник чемодан, сверху положил теплую женскую куртку. Обернулся: она в нерешительности стояла у подъезда.
– Садись.
Оглянулась и полезла в машину. Сел сам, захлопнул дверцу и вставил ключ в замок зажигания. Полдела сделано. Машина плавно тронулась.
Вскоре они выехали на трассу. Он покосился на нее:
– Если замутит, скажи. Я остановлю.
– Пока терпимо, – сквозь зубы ответила она.
Контакта нет. Она его только терпит. «Что за дурак! – мысленно отругал он себя. – Может, ей плохо? Тошнит или еще что-нибудь. А ты ее внимания добиваешься. Мало того – расположения». Включил музыку, вновь покосился на нее:
– Не беспокоит?
– Нет. – Она поморщилась и велела: – Машину не гони.
– Как скажешь.
По трассе ехали с час. Потом он съехал на обочину и достал карту. В Москве бывать приходилось, но ездить туда он напрягался. Суетно, машин много, повсюду пробки. А им сегодня надо в центр. По пробкам, значит. Как она все это выдержит? Покосился на спутницу. Вроде бы терпит. Достал визитку, долго изучал адрес, потом сверился с картой. Более или менее понятно. Вперед!Полдень
На горизонте показался Р-ск. Петр Зайцев невольно усмехнулся: как родной. Город маленький, он успел уже проехать его вдоль и поперек, причем неоднократно. Теперь может экскурсоводом подрабатывать: «Господа, обратите внимание, на холме монастырь конца семнадцатого века, по левую руку супермаркет, работает круглосуточно…»
Покосился налево. Плечистый «господин» с квадратной челюстью методично обрабатывает крепкими зубами жевательную резинку, равнодушно глядя в окно.
– Илья, монастырь тебя интересует?
– Чего-о?
– Я говорю, город Р-ск на горизонте. В центре на холме монастырь аж семнадцатого века! Интересует?
– Да ну вас, Петр Иванович! Скажете тоже: монастырь!
– Разве что женский, – басят с заднего сиденья.
– Видишь, а Игорь сразу смекнул. Молодец! Реакция отменная.
– На женщин? Толку-то с нее. – Илья опускает стекло и выплевывает в окошко жвачку. – Кажись, приехали. Это, что ли, Р-ск?
– Он самый. Больница тоже на холме, ехать нам через весь город. Значит, так, парни: забираем ее тихо. Женщина беременна, так что аккуратнее.
– А если она не пойдет?
– Подхватите под белы ручки, зажмете в коробочку и понесете. Но – тихо. Я постараюсь ее уговорить. Да она и сама не глупая.
– Да уж, – переглядываются парни.
Провал операции в доме отдыха «Лесное» произвел на «витязей» сильное впечатление. Все еще не могут понять, как бабе удалось их всех провести. Сегодня утром у Зайцева состоялся прощальный разговор с Ладошкиным. Алексей Петрович, правда, еще не знает о том, что они расстаются. Свидятся или нет, неизвестно. Хотя жизнь длинная. И повороты судьбы непредсказуемы.
– Как же так, Алексей Петрович? – укоризненно спросил Петр. – Ведь у Ольги был при себе «Стикс», когда вы поехали в «Лесное». Как же вы его проглядели?
– Не было ничего, – заартачился Ладошкин. – Никаких бумаг. Никакого диска.
– Диска, может, и не было. А вот препарат при ней был. Вы тщательно осмотрели сумочку?
– А то! Ни единого баллончика.
– Может, пузырек?
– Губная помада была, если вам так интересно. Прокладки на каждый день, – с вызовом сказал Ладошкин. – И вообще, это не мое дело: копаться в чужих вещах. Тем более в женской сумочке.
– Проморгали, значит. Духи были?
– Нет. Эфирное масло только. Ну и что?
– Стоп! А ну, давай мне подробности.
Ладошкин набычился:
– Что вы на меня кидаетесь?
– А потому, что ты лох! – не выдержал Петр. – Газ может быть в баллончике под давлением, а может быть сжиженным. От этого психопата всего можно ожидать. Я имею в виду Саранского. Значит, нашел способ. Нет, гении – это не люди. Это вредители. Невозможно с ними работать! Откуда у нее эфирное масло? Где взяла? В магазине?
– В салоне красоты, – нехотя признался Ладошкин. – Мы дважды туда ездили. Прическа ей, видишь ли, не нравилась! Лично я, когда она оттуда вышла, никаких изменений не заметил. А содрали с меня пятьсот долларов!
О салоне красоты Зайцев знал. Выяснил все в подробностях. И решил, что Маркина ездила туда менять прическу и избавляться от маникюра-педикюра, чтобы еще больше быть похожей на кассиршу из супермаркета. Да, Ольга ездила туда дважды. Последний раз – перед поездкой в «Лесное». Перед поездкой…
– Она сказала, что перед сауной необходимо пройти процедуры. Массаж и что-то там еще. Для кожи, – поморщился Ладошкин. – И надо взять эфирное масло. Мол, если его плеснуть на раскаленную каменку…
– Куда?!
– На каменку. Так все делают. Для духа.
– Я в курсе, что люди делают в сауне, – сквозь зубы сказал Зайцев. – Почему же вы мне об этом не доложили?
– О такой ерунде?
– Это не ерунда. Дверь в сауне двойная, обеспечивает герметичность, помещение маленькое, температура высокая. Жидкость, попавшая на раскаленную поверхность, мгновенно испаряется. Идеальные условия для применения препарата. Но где же тогда пузырек?
– Вот именно: где пузырек? На полу в сауне ничего не было, сами видели. Ни баллончика, ни пузырька. Так что нечего на меня всех собак вешать, – пробурчал Ладошкин.
«Нет, ну почему теоретики не практики? – подумал Зайцев. – Эмильевич в чем-то прав. Память у Ладошкина феноменальная, и квадратное уравнение он решить может. Но провести его проще простого. Аналитик хренов!»
Такая злость его взяла! Ну, такая злость! Нет чтобы сразу сообщить про «эфирное масло». И где взяла. И вот он едет в Р-ск, в больницу, потому что ему нужна эта женщина. Она оставила вещь на хранение, она же должна ее забрать. Ему нужна Ольга Маркина. А кассирша пока побудет в заложницах. Для страховки.
Машину они оставляют у ворот больницы. Он дает сопровождающим краткие инструкции:
– Значит, так. Я захожу в корпус и пытаюсь вывести ее на прогулку. Думаю, она пойдет. В саду делаю предложение уехать со мной. Если она не соглашается, подключаетесь вы.
– Может, эфир? – спрашивает Илья. – Зажать нос смоченным в эфире носовым платком, она отключится, и мы ее унесем.
– Посмотрим. В общем, любыми способами и при любом раскладе мы ее увозим. Ждите.
Он заходит в прохладный предбанник, оттуда в холл. Говорит в окошко:
– К Тимофеевой.
– А ее нет, – отвечает девушка в белом халате.
– Как это нет?
– Да так. На ужине не было, в палате не ночевала, – затараторила девушка. – Мы сами ее ищем.
Он взлетает на второй этаж.
– Куда?! – кричат ему вслед. – Мужчина, вы куда?! Без халата?! У нас неприемный день! Вернитесь, мужчина!!!
В отделении, где лежала Олеся, он ловит ее лечащего врача:
– Где Тимофеева?
– Сами ищем. А вы кто?
– Я вам уже представлялся. Я веду частное расследование.
– А… частный сыщик… – морщится врач.
Зайцев тут же сует в карман его белого халата крупную купюру. Времени нет.
– Когда она пропала?
– Во время вечернего обхода была. А на ужин не явилась. Она отпросилась на прогулку. Я не вижу препятствий, чтобы…
– Кто к ней приходил? – обрывает его Петр.
– Мать приходила. Но Тимофеева общалась с ней крайне неохотно. Свистунов из полиции и другой. Тоже из полиции.
Мать его не интересует. Кассиршу похитила из больницы не она.
– Выходит, кроме оперов, никто не приходил? – уточняет Зайцев. – А кто чаще?
– Свистунов приходил каждый день. Говорят, у них был роман лет десять назад. Это дела амурные. Я не вижу препятствий… – развел руками врач.
– Она беременна?
– Да. А откуда вы…
– Сколько месяцев?
– Три.
Он птицей летит вниз, на первый этаж. Его встречает нянечка с белым халатом в руках:
– Надо надеть, мужчина!
– Необходимость отпала, – бросает он и, отодвинув женщину плечом, выбегает в сад. Кричит своим парням:
– Нас опередили! Ее вчера увезли!
– Кто? – переглядываются те.
– В машину!
Он уже у ворот. Спрашивает у зевающего сторожа:
– Вчера вечером вы здесь дежурили?
Тот смотрит непонимающе, перегаром разит за версту. Зайцев сует ему в карман стольник со словами:
– На опохмелку. Когда больные на прогулке, у ворот кто-нибудь есть?
– А как же? В будке я сижу.
– Вчера был на месте?
– Ну, был.
– Тимофеева. Высокая красивая женщина. Блондинка. Вчера она сбежала из больницы.
– Почему это сбежала? – мгновенно обижается сторож. – Уехала.
– На чем?
– На машине.
– С кем? – Зайцев цепко берет сторожа за грудки и легонько встряхивает. – Я из тебя каждое слово должен клещами вытягивать? Не понимаешь по-хорошему? Когда, с кем, на какой машине? Отвечать!
Сторож мгновенно пугается и бормочет:
– С любовником со своим уехала на «Жигулях». Зеленых.
– С любовником?
– Со Свистуновым. С ментом. Что ж тут такого? Дело молодое. Весь город знает, что у них любовь. Они еще когда хороводились! Видать, не заросла тропинка. Да весь Р-ск гудит. Мукаев, следователь, пропал. Тоже любовник ее. А Свистунов тут как тут. Каждый день в больницу приходил. Ходил, ходил, да и увез ее. Дело молодое.
Зайцев отпускает разговорчивого сторожа и кидается к машине. Парни уже тут, сидят в салоне, ждут.
– Свистунов ее вчера увез, – коротко говорит Зайцев, заводя мотор. – Не думаю, что капитан повез любовницу к себе домой. Поехали к ней на квартиру.
Они несутся по Р-ску. Не то чтобы он нервничает. Но не по себе. Откуда Свистунову знать про склянку с эфирным маслом? Он забрал Тимофееву, потому что у них любовь. Догадывался, что за ней приедут. Свистунов еще не знает, что это Ольга Маркина, а не кассирша из супермаркета. Они сейчас в любовном гнездышке, у нее на квартире. Адрес имеется. Иначе он не был бы Петром Ивановичем Зайцевым.Взлетает на второй этаж, парни следом. Становятся справа и слева от входной двери. Он один перед глазком, несколько раз давит на кнопку звонка, мысленно прикидывая соотношение сил. Свистунов бывший боксер, но не в форме. Капитана он выключает сам, парни занимаются женщиной. Не откроют дверь – взломаем.
Он звонит еще раз. За дверью тихо.
– Ломать? – переглядываются парни.
– Потихоньку вскрываем. Илья, займись.
– Есть.
Тот склоняется над замком. Через пять минут дверь открыта, они входят в квартиру. Тишина. Зайцев мгновенно оценивает обстановку: пусто. Все окна закрыты, еле уловимо пахнет гарью. Он идет на кухню: в раковине плохо отмытая сковорода. Берет ее в руки, тянет носом:
– Они здесь ночевали.
– В комнате бардак, – заглядывает в кухню Илья. – Из шкафа забрали вещи. Некоторые вешалки пусты.
– Куда же он ее увез? – спрашивает Игорь из прихожей.
– Я
думаю, в деревню. Едем в Первомайское.Свистунов не может знать о салоне красоты в центре Москвы. Тем более – о склянке с «эфиром». На полу в сауне ничего не было. Его парни ничего не нашли, никаких следов, а капитан вообще приехал к шапочному разбору. Женщину забрал из больницы и увез в деревню. Потому что у них любовь.
– В Первомайское, – повторяет Петр, первым садясь в машину. – Никуда не денутся.
– Стрельба будет? – деловито спрашивает Илья и бросает в рот жевательную резинку.
– Вряд ли. Хотя… Черт его знает! Я уже понял: от капитана Свистунова всего можно ожидать. Приготовьтесь.
– Есть.
Он морщится и смотрит на часы. Полдень. В коттеджном поселке, где находится дом Алексея Петровича Ладошкина, началась операция. А у него прокол. Вчера надо было это сделать. Вчера. Но кто ж знал, что капитан такой проворный? И вообще: за каким чертом ему «Стикс»?
В это же время
Проклятые пробки! Только к полудню добрались до места! Час на трассе и два по московским пробкам. Это еще по-божески, потому что лето, многие разъехались. Бывало и хуже. Три часа ушло на дорогу, а ведь Петя Зайцев проворный гражданин. Где он сейчас? Где бы ни был Петр Иванович, они уже здесь, на месте. Будем надеяться, что первые. Лицо у женщины, сидящей справа, зеленого оттенка. Но – терпит.
– Все. Приехали, – наигранно весело говорит Руслан.
– Что мы здесь делаем? – безразлично спрашивает она.
– Нам нужно забрать одну вещь. После этого я тебя покормлю.
– Я не хочу есть, – морщится она.
– А что хочешь?
– Пить.
– Пошли. Я по дороге куплю тебе воды. Или сока?
– Воды.
Они выходят из машины. Капитан оглядывается по сторонам, прислушиваясь к своим ощущениям. Вроде бы ничего подозрительного. Все спокойно. А вдруг человека, которому она оставила на хранение бумаги, в салоне сейчас нет? Тогда не повезло. Он ничего не может сделать. Потому что не знает даже, кто этот человек. Как выглядит? Мужчина, женщина? Остается полагаться на Его Величество Случай.
– Место не знакомое? – спрашивает у своей спутницы.
– Нет.
– Ты уверена?
– Я сейчас ни в чем не уверена! – раздражается она. – Отстань! И вообще, я умираю от жажды! Мужчины – эгоисты! Если бы ты хоть один день побыл беременным, ты бы понял, что это такое!
– Спасибо, не надо. Хотя… Если бы я хоть на один день стал беременным, заработал бы на этом кучу денег. Феноменальный случай, науке не известный. Как бы это организовать, а?
– Дурак! – сверкает глазами она. – Дай мне пить!
В киоске «Мороженое» он покупает бутылочку минеральной воды без газа, свинчивает пробку и протягивает ей. Она с благодарностью берет:
– Спасибо.
– Как себя чувствуешь?
– Уже лучше. Но здесь душно! Дышать нечем! – жалуется она.
– Потерпи немного. Это быстро. Ну, пошли?
Они подходят к дверям, над которыми красуется яркая вывеска с витиеватыми буквами: «Салон красоты». Поднимаются по ступенькам. Он первым берется за ручку и открывает тяжелую дверь. Нежно звенит колокольчик.
– Что я должна делать? – спрашивает она.
– Ничего. Абсолютно ничего. Молчи и улыбайся. Говорить буду я.
В холле умеренно прохладно, работает кондиционер. Пахнет кофе. Ему не по себе, здесь слишком дорого, не для простых смертных. Хотя в интерьере салона нет ни одного яркого пятна, тона приглушенные, линии прямые и четкие. Но Руслан явственно ощущает этот запах: запах больших денег. И невольно ежится. Вот Ванька Мукаев везде был своим. За наглость и броскую мужскую красоту ему все прощали. Он бы вытащил из этих баб все, что они знают. Мигом бы раскрутил. А он…
– Что случилось? – нетерпеливо спрашивает его спутница. – Почему мы здесь стоим?
– Все. Пошли, – коротко говорит он, делает глубокий вдох и выходит на свет к стойке, за которой сидит модно одетая девица с огромными ногтями.
– Что вы хотели? – подозрительно спрашивает она. Одна рука опускается под стол, видимо, там находится кнопка вызова охраны. На нее уже нацелился огромный, причудливо раскрашенный ноготь.
В этот момент из-за его спины выходит она и неуверенно говорит:
– Здравствуйте.
– Оленька, добрый день! – оживляется девица, меняясь в лице, и вынимает руку из-под стола. – Куда же ты пропала?
– Я ее охранник, – на всякий случай говорит он. – Секьюрити. И водитель.
Весь диапазон его возможных должностей охвачен. Он одергивает толстовку и машинально приглаживает волосы.
– Вам лучше подождать на улице, – советует девица, для которой он с этого момента перестает существовать. – Все так делают.
– Я сейчас осмотрюсь и уйду.
– Да, пожалуйста! – хмыкает девица, постукивая по столу своими выдающимися ногтями, и интересуется у «Оленьки»: – Новенький, да? А почему ты теперь с охраной?
Его спутница неуверенно оглядывается по сторонам и молчит.
– К кому ты хотела сегодня зайти? К Марусе?
– Я…
– Кстати, он сегодня последний день работает. Послезавтра в Париж улетает. На полгода. А сегодня у него запись на весь день. Так что ты к нему не попадаешь.
– Я…
– Нам бы ее повидать, – кашлянув, говорит он. Чем черт не шутит?
– Ее? – удивляется девица.
– Марусю.
Девица начинает хихикать. Потом говорит его спутнице:
– Оленька, объясни своему секьюрити, что Маруся – не женщина. Это гений!
В этот момент в холл шариком выкатывается тучный мужчина маленького роста. Его волосы стянуты на затылке в хвост простой аптекарской резинкой.
– Чу, слышу знакомый голос, – сладко улыбаясь, поет он. Потом всплескивает пухлыми ручками: – Маруся, ну куда же ты пропала?
– Я… – в третий раз говорит его спутница, и тут Руслан берет ее за руку и крепко сжимает: «молчи».
– Я ж послезавтра улетаю! На полгода! В Париж! Забери, наконец, свою вещь! А то я не знаю, что мне с ней делать! Хотел было на ресепшен оставить. Ты же сказала, что придешь на днях, и пропала! Как в воду канула! И даже не позвонила! Ай, Маруся, что это с тобой? Твои волосы! Твои брови! Твои руки! А кожа на лице? Ну, разве так можно?
– У нас был тяжелый день, – вмешивается Руслан. – Я имею в виду вчерашний.
– А это еще кто? – выкатывает на него ртутные шарики глаз Маруся.
– Я – охранник.
– С каких пор охранники стали такими разговорчивыми?
– Я еще и водитель. Личный секретарь. Вы вот что: отдайте нашу вещь и…
– Нашу?
– Мою, – говорит, наконец, его спутница.
– Секундочку. Я не могу тебя сегодня обслужить, весь день расписан. А завтра у меня с утра сборы. Столько хлопот, столько хлопот! Ты себе даже не представляешь! Ну, почему ты мне не позвонила? Что ж ты будешь теперь делать? Впрочем, можешь прилететь ко мне в Париж. Я всегда найду время для любимой клиентки. Только позвони, – частит «Маруся».
– Гражданин, мы торопимся, – не выдерживает Руслан.
– Господи, кто это?! – хватается за грудь с той стороны, где сердце, Маруся. – Где ты его откопала?! Уволь его, слышишь? Он назвал великого Марусю гражданином! Меня, которого пригласили в Париж, на Всемирную выставку…
– Слушай, ты, гений, – щерится Руслан. – У тебя своя работа, у меня своя, понял? Гони Ольге то, за чем она пришла, и вали к очередной своей Марусе. Понял? Или тебе доходчиво объяснить?
Стилист смотрит на него, приоткрыв рот. Шепчет:
– Господи, кто это? Какой роскошный экземпляр! Да-да, сейчас. Секундочку.
После чего исчезает. Руслан думает, что ждать придется целую вечность, но Маруся возвращается тут же, в его пухлых пальчиках зажат CD-диск в пластике без опознавательных знаков.
– Вот, – кокетливо говорит стилист, протягивая ему диск. – Вот ваша вещь. Как жаль, что послезавтра я улетаю в Париж. Маруся, не увольняй его. Я сам буду за него просить. Какой экземпляр! Сохрани его до моего возвращения, слышишь? И я всю жизнь буду укладывать твои волосы бесплатно!
– Вали в Париж, – сквозь зубы говорит Руслан и хватает ее за руку: – Пошли.
Маруся стоит, приоткрыв рот, и печально смотрит ему вслед.
– Кажется, ты ему понравился, – улыбаясь, говорит его спутница.
– Я не голубой, – злится Руслан. – Еще бы свидание мне назначил в гей-клубе.
– А что? Денег у этого Маруси куры не клюют, сразу видно. В крутом салоне работает, в Париж летит. Ты подумай.
– Отвяжись.
Он молча засовывает в борсетку диск. Где бы посмотреть, что там? Компьютер дома, в городской квартире, но туда без скандала не сунешься. На работу? Там тоже проблемы. Что же на этом диске? Наверняка то, что они с Петей Зайцевым ищут. Информация.
– Теперь можно ехать. Садись в машину, – говорит он своей спутнице.
– Ты обещал меня покормить.
– «Макдоналдс» устроит?
– Я бы предпочла ресторан.
– С каких пор у тебя появились дорогие привычки? – бормочет он.
– А ты разве еще не понял, что я не Леся? – говорит она, захлопывая дверцу.
Он злится:
– Ну, кто тебя надоумил? В какую игру ты играешь? Зачем?
– А зачем тебе этот диск? Это «Стикс», да? Которые они ищут?
– Ну, допустим, – сквозь зубы говорит он.
– И что ты с ним будешь делать?
– Спроси что-нибудь полегче. Главное, что он им не достался. Я его нашел, поняла? Я! Пусть-ка теперь побегают.
– А ты мужик с амбициями, – усмехается она. – Никогда бы не подумала. Видать, недооценила я тебя.
– И не ты одна. Ну, поедешь в «Макдоналдс»?
– Да! Поеду!
– А что ты орешь?
– Я не такой жизни хотела! Мне все это не нравится!
– Придется потерпеть.
– Продай его, – внезапно говорит она.
– Что продать?
– «Стикс». Ведь это сколько-нибудь стоит, раз за ним идет такая охота?
– Я думаю, это стоит много, – напряженно говорит Руслан. Ему не нравится ход ее мыслей.
Они медленно продвигаются по проспекту. В центре опять пробка.
– Ну, так продай его. И уедем.
– Куда?
– В Москву! Я хочу здесь жить. В этом городе. Но сначала на юг. Я мечтаю отдохнуть.
– А дальше что? Что мы будем делать в Москве?
– Жить. Квартиру снимем. Или купим. Смотря сколько заплатят. Ты ведь сам сказал: много.
– А ты не думала, что им проще убить нас с тобой, нежели заплатить? За вещь, которая нам, собственно, и не принадлежит.
– Однако ты ее взял.
– Я, может, мир хочу спасти, – усмехается он. – Человечество.
– Ну и дурак! – фыркает она. – Плюет человечество на своих спасителей. Людей интересуют только деньги.
– Мы обсудим это после. Сначала поедим. Потом доберемся до места. И тогда уже обсудим, как нам жить дальше.
– А куда мы поедем?
– В деревню.
– Ах, в деревню… – тянет она. – Но там же нет никаких удобств!
– Одно есть, причем неоценимое: там нас никто не найдет. Придется потерпеть.
– Хорошо, – вздыхает она. – Раз выхода у меня нет…
– Нет. Надо посмотреть, как будут развиваться события. Кажись, доползли! Вот и «Макдоналдс»! Ни в чем себе не отказывай, милая.
– Да уж, спасибо!
Она вылезает из машины и зло хлопает дверцей. Он тоже вылезает, прихватив борсетку. Диск у него, и расставаться с ним он не собирается ни при каких условиях. Аппетитно пахнет едой, желудок у него сжимается. Ишь, ресторан ей подавай! И фастфуд сойдет. Главное, что они были первыми и получили диск. В том, что Петр Зайцев скоро прибудет в салон, он лично не сомневается. Это вопрос времени. Возможно даже, не дней, а часов. Голова у Петра Ивановича работает хорошо. Его проблема только в том, что он не знает о трупе в Горетовке. И всей этой истории с серийными убийствами. А дело теперь в архиве.В это же время
Алексей Петрович широко зевает: скоро полдень. Как медленно тянется время! Это от безделья. Получил Эмильевич его послание или нет? А если секретарь не передаст? А если Эмильевич уехал? А если не захочет помочь Леше Ладошкину?
А если, если… Заладил! Получил! Захочет!
И он идет на кухню пить кофе, хоть чем-то себя занять. Как медленно тянется время. Как же ему все осточертело! Дом, о котором столько мечтал, любовница, закрывшаяся у себя в спальне, и круглосуточная охрана у дверей.
Он идет по коридору и ловит на себе взгляд плечистого парня с квадратной челюстью. На заказ, что ли, их отливают? Не люди – клоны. Все, как один, рослые, плечистые, глаза оловянные, челюсти квадратные. Гомо сапиенс – наемный убийца. Новая порода людей. Плодятся со страшной силой. Чего ж тут удивляться? Война – это работа, за которую неплохо платят. И ее всегда много.
– На кухню, – поясняет Ладошкин.
Охранник молчит. Провожает его взглядом, и Алексею боязно закрыть за собой дверь. Не положено. За все время своего заточения он слышал от этих парней слов десять, не больше, и ни одного предложения. Имеется в виду грамматическая конструкция. Никогда не скажут: «Куда ты идешь?», «Туда нельзя, потому что…». Просто: «Куда?» Или: «Стоять!», «Нельзя!», «Тихо!».
Включает электрический чайник и с тоской смотрит в окно, пока закипает вода. В коридоре шаги. Минута – и в кухне появляется она . Женщина, из-за которой на его голову обрушились все эти несчастья. Они обмениваются неприязненными взглядами. Взаимная ненависть их разъединяет на величину пропасти, которую преодолеть невозможно. Мирные переговоры между ними нереальны так же, как и сотрудничество. Они садятся по разные стороны стола, каждый перед своей чашкой, и молчат. Она тоже пьет кофе. А чайник, между прочим, поставил он.
– Что смотришь? – усмехается она.
– Я в окно смотрю, не на тебя.
– Не нравлюсь тебе такая?
На щеке у нее пластырь, под которым толстый слой бинтов. Под ним тампон с какой-то отвратительно пахнущей мазью. Лицо голое, без бровей и ресниц. От былой красоты ничего не осталось. Выходит, все было нарисованное? Обманщица! Все они такие! Он с ненавистью смотрит на нее и говорит:
– Да ты мне и раньше не нравилась.
– А ты попал, – злорадно говорит она. – Из этого дома одна дорога: на тот свет.
– Вместе туда пойдем, – усмехается он. А внутри все дрожит. Умирать-то не хочется.
– Э, нет. Я домой вернусь. К маме.
– В Хабаровск, что ли?
Она смеется. Смех злой, хриплый.
– Отчего же в Хабаровск? – говорит она, прищурив яркие глаза, которые без ресниц кажутся еще огромнее. Страшные глаза.
– Думаешь, тебя так просто отпустят?
– А что с меня взять? Я ж ничего не знаю. И ничего не помню. Отпустят.
Он вновь с тоской смотрит в окно. Ее-то отпустят. Неужели это не Ольга? Ключи от машины Саранского в сумочке у кассирши, изменившиеся привычки… Но за что же она тогда его ненавидит? А за что ей его любить? Вспомнить только сцену в супермаркете, с двумя батонами. Память умерла, а инстинкты остались. Его ненавидит ее подсознание. Все логично.
За окном какое-то движение. Он слышит шум мотора. Нет, моторов. Должно быть, к соседям гости приехали. А почему в будний день? Да какая разница? Приехали и приехали. Зевает. К нему это не имеет никакого отношения. От соседей его участок отделяет высокий забор, и вообще: кому есть дело до него и его страданий? И вдруг…
Сначала раздается взрыв, и он видит, как падают железные ворота. Его ворота! Одна только их доставка обошлась в…
В дыму появляются люди в камуфляже и черных шлемах-масках. В руках у них автоматы. Какое-то время он смотрит, не отрываясь, как они бегут к дому, беспрерывно стреляя. Потом только соображает: надо же лечь на пол!
– Что это?! – кричит Ольга.
В грохоте выстрелов ее голоса не слышно. Рот широко открыт, понятно, что она кричит. Теперь уже «А-а-а!!!». Потом она тоже падает на пол, зажимает ладонями уши и замирает. Он ползет к двери. В коридоре никого. Охранники залегли на веранде и отстреливаются. И тут он догадывается: за ним пришли! Эмильевич получил послание! И Ладошкин ликует. Наконец-то!
Но что делать? Нападающих много, зато у тех, кто охраняет дом, позиция выгоднее. Они под защитой толстых стен. По коттеджу палят непрерывно, отстреливаются, как огрызаются, коротко: очередь – пауза. Вновь автоматная очередь, и вновь пауза. Он начинает различать чужих и своих. Кажется, что и автоматы разговаривают по-разному. Выходов в доме два, он кидается к запасному. Но там залег один из охранников. Автомат нацелен в сторону противника. Алексей видит, как через забор со стороны леса перелезают трое. Из коттеджа раздается автоматная очередь, и двое падают на землю. Третий бежит к крыльцу. Нет, залег за кустами. Еще одна очередь. К дому так просто не подойти.
Напасть на охранника? Мысль Ладошкину не нравится, и он вспоминает об окне в чулане. Может, с той стороны никого нет? И он кидается к двери в чулан.
– Куда?! А я?! – кричит женщина.
– Да пошла бы ты… – отмахивается он.
Она тоже выскакивает в коридор, но в это время в стрельбе наступает короткая пауза, охранник оборачивается и нацеливает на нее автомат:
– Назад!
Она шарахается обратно в кухню, Ладошкин же успевает нырнуть в чулан, и в этот момент опять начинается стрельба. Раздается звон разбитого стекла. Окна в его замечательном доме разбиты. Зато он слышит: умолк один из автоматов его тюремщиков. Убили? Будут по одному выбивать? И сколько придется дожидаться, пока расправятся со всеми? Вчера их было семеро, включая Петра Ивановича. Он куда-то уехал, прихватив с собой двоих. Значит, осталось четверо. Одного убили. Трое? Двое на веранде, один у черного хода. Долго же это будет продолжаться!
Окно в чулане узкое. Руки дрожат, когда он пытается отодвинуть шпингалет. Наконец ему это удается. Открывает раму и выглядывает наружу. Так и есть: здесь никого. Они ведут бой у веранды и со стороны леса. Вновь пауза. Он догадывается: готовятся к штурму. Сколько же их?
Он ложится грудью на подоконник и пытается через него переползти. Протиснуться в окно удается с трудом. Тесно, неудобно и… страшно. А вдруг заметят? Наконец он переваливается через подоконник и плюхается на землю. На четвереньках ползет к беседке, за которой можно укрыться. Вроде бы никто не заметил его маневра и пока не хватился.
Спрятавшись за беседкой, он в щели между досками смотрит: что происходит у веранды? Так и есть: они готовятся к штурму. Один из нападающих, видимо главный, встает во весь рост и машет рукой:
– Вперед!
В этот момент Ладошкин поднимается на дрожащих ногах, выходит из-за беседки, вскидывает руки и кричит:
– Эй! Сюда! Я здесь! Сюда!
Тут же раздается автоматная очередь с веранды в его сторону. Но пули, похоже, не долетают. На беседке ни выщербины, ни царапины. Он все равно ныряет обратно за беседку, успев заметить, как в его сторону бегут трое. Сил нет, Алексей Петрович садится, привалившись спиной к деревянному столбику, и бормочет: «Ну, слава богу! Слава богу! Слава…»
Время, пока они бегут, кажется ему вечностью. Наконец, его спасители рядом.
– Алексей Петрович? – запыхавшись, спрашивает один.
– Д-да.
– Пойдемте.
Они помогают ему подняться, ноги его не держат. С веранды вновь раздается пальба.
– Не бойтесь, им неудобно в нас стрелять, – успокаивает один из спасителей. – Не попадут.
– Нас прикроют, – говорит другой.
И в самом деле, на веранду обрушивается шквал прицельного огня. Ладошкин, содрогаясь, слышит, как пули терзают обшивку его сокровища. Господи, что они сделали с домом?! А ведь кредит еще не выплачен!
Меж тем спасители тащат его к воротам.
– Отходим!!! – орет главный и машет рукой. Выходит, целью операции был он, Ольга им не нужна.
– Отходим!!!
За воротами три машины, джип и два микроавтобуса. Его сажают в джип с тонированными стеклами, на заднее сиденье. Буквально на ходу в машину впрыгивает руководитель операции и садится рядом с ним, справа. Кричит водителю:
– Поехали! Быстро!
Алексей косится на автомат, лежащий на коленях у спасителя, еще теплый. Пахнет порохом. Его сосед, наконец, снимает маску-шлем.
– Где-то я вас видел? – бормочет Ладошкин.
– В офисе у Павла Эмильевича! – скаля зубы, говорит тот. – Он получил ваше послание.
– А каким образом…
– Момент.
«Старший по пальбе» достает из внутреннего кармана мобильный телефон.
– Павел Эмильевич? Операция прошла успешно! Везем к вам! – И, обращаясь к нему: – Как самочувствие?
– Нормально, – дрожащими губами еле выговаривает Ладошкин, вспомнив нацеленный автомат своего тюремщика.
– Двоих подстрелили! У нас тоже потери! Но в целом все идет по плану!
– Окна… побили. Евровагонку. Сайдинг… – Ладошкин чуть не плачет.
– Сайдинг? – скалит зубы его спаситель. – Люди – расходный материал. А ваш сайдинг…
Трам-пам-пам. Или пи-пи-пи, которым прикрывают нецензурные выражения на ТВ. Вот что такое его сайдинг. И его кредит. На войне другие ценности. Ему кажется, что дорогие вещи эти люди крошат автоматными очередями с особым удовольствием.
– А женщина? – вспоминает Алексей.
– Насчет женщины указаний не было. А что, и баба была? – подмигивает спаситель. – Скучать, значит, не приходилось?
– Это не баба… Ведьма, – бормочет Ладошкин. – Так ей и надо.
Их сопровождают два микроавтобуса. В лесу останавливаются и сгружают все оружие в один. Хлопает дверца.
– Все, операция завершена, – подводит итог «старший по пальбе». – Они нас не преследуют. У них раненые и женщина. Наших – в больницу. Оружие на базу. Разбежались.
Дальше они едут уже без сопровождения. Молча.
…Минут через сорок он в офисе у Ахатова. В сопровождении спасителя идет в приемную. Секретарша вскакивает и смотрит на них с любопытством. Это первое чувство, которое он видит на ее хорошеньком личике, хотя встречались они неоднократно. Королева снежных покоев была всегда холодна как лед.
– Проходите, – приглашают их в кабинет хозяина.
Павел Эмильевич поднимается из-за стола и идет к нему навстречу с распростертыми объятиями:
– Леша! Раз тебя видеть! Честное слово, рад!
Обнимает с чувством. По-отечески. Ладошкина буквально затапливает чувство благодарности к освободителю.
– Павел Эмильвич… – бормочет он дрожащими губами. – Павел Эмильевич… Я…
– Ну, успокойся, Леша. Успокойся. Все позади. – И в открытую дверь: – Алиса, кофейку нам! Или чего-нибудь покрепче?
– Вы же знаете, я не пью…
– Ну, по такому случаю можно. Ты садись. Алиса, коньячку! Тебе надо выпить, Леша. Страшно было?
– Да.
Он без сил плюхается в белоснежное кресло. Алиса приносит коньяк и закрывает дверь кабинета. Ахатов сам разливает по рюмкам янтарную жидкость. Говорит настойчиво:
– Пей.
Ладошкин, морщась, пьет. Из глаз – слезы. То ли от крепкого спиртного, то ли потому, что напряжение спало. Вроде бы отпустило.
– Ну, давай, Леша, рассказывай, – добродушно говорит Эмильевич.
Ладошкин говорит долго, сбивчиво, путано. Ахатов слушает молча, не прерывая, не задавая вопросов, и уже один выпивает еще рюмку коньяку.
– Я вам так благодарен… – говорит Алексей под конец.
– Да-а-а… – вздыхает Ахатов. – Сколько народу положили во имя твоего спасения. Ты это помни.
– Я никогда не забуду. Никогда.
– Ну, выпьем еще. За твое освобождение. Все хорошо, что хорошо кончается. Отдохнешь недельку, а потом я тебе работу подыщу.
– Что будет с… С моим домом?
– Я думаю, они оттуда уйдут. Соседи-то наверняка в полицию позвонили. У них раненые и женщина. Кстати, зачем она им?
– Я не знаю.
– Уйдут. Если хочешь, я к тебе охранников приставлю. Пока все не утрясется. Хочешь на неделю, а хочешь, на месяц.
– Хочу. Но я не… не смогу туда вернуться. Я хочу избавиться от… От этого дома.
– Избавишься. Но – потом. Тебе сейчас лучше уехать. Недельку поживешь у моря, отдохнешь. Успокоишься. А там придумаешь, что делать с домом. Я тебе помогу, чем могу.
– Я вам так благодарен!
– Отблагодаришь со временем. Ну, езжай. Переночуешь в моем загородном особняке. А завтра на самолет.
– А билет?
– Все устроится. Отдыхай.
Проскочил! Неужели проскочил? Эх, знал бы Эмильевич о его художествах! И о том, что на самом деле произошло в сауне. Но об этом лучше молчать. Сошло с рук – и хорошо. Пусть она одна за все отвечает. Ольга.Приблизительно в это же время
По дороге в Первомайское Петр Зайцев несколько раз набирает номер мобильного телефона своего зама, но тщетно. Телефон не отвечает. Они все у коттеджа Ладошкина. Там сейчас пальба. «Показательные выступления». Заместитель четко соблюдает инструкции. Да и что толку звонить? Дать отбой и послать их в салон красоты за диском? Или что там у нее? Отменить операцию? Нет, все должно быть по плану. Это его работа – найти женщину и получить диск.
Меньше чем через полчаса они уже в Первомайском. Машину оставляют на окраине и не спеша идут по деревне. Увидев пожилую женщину в платочке, с граблями, Петр «заплетающимся» языком спрашивает:
– Бабка, где у вас тут самогон продают?
– Дом напротив колодца, – бурчит она и отворачивается.
Они идут дальше. А вот и дом Свистуновых. Сначала он поверх забора разглядывает участок. Машины нет. Зеленых «Жигулей». В прошлый раз у дома они стояли. Он толкает калитку и заходит. Тихо. У забора, что по левую сторону, соседка пропалывает грядки. Разгибается и кричит ему:
– Никого нет! Хозяева уехали! Что им сказать? Кто приходил?
– Я к Руслану! – кричит он. – Приятель!
– Он уехал в город.
– А когда будет?
Соседка подходит ближе, облокачивается о забор:
– А я откуда знаю? Мать его тоже волнуется. Телефон не отвечает, дома не ночевал. Людмила собралась и уехала в город. Ему что-нибудь передать?
– Спасибо, не надо.
Он прислушивается. Тихо. На двери дома висит амбарный замок. Окна занавешены. Выходит за калитку и говорит парням:
– Их нет. Не появлялись. Остаетесь здесь, а я – в Москву.
– Если он появится, какие будут инструкции?
– Илья, аккуратно снимаешь замок, и тихо сидите с Игорем в доме. Если появляются Свистунов и Ольга, проводишь операцию захвата и отзваниваешься мне. Ты – старший. Если первой приезжает его мать, берете ее в заложницы до появления сына. В общем, из дома никого не выпускать. Держать со мной связь.
– Есть черный ход со двора, – вмешивается Игорь. – Замок снимать необязательно. Проще вскрыть ту дверь и…
– Вот и отлично. Действуйте. А я – в Москву.
Парни неслышно скрываются во дворе, а он идет на окраину деревни к машине. Смотрит на часы: рано еще звонить. Они сейчас с Ладошкиным, если все идет по плану. Везут Алексея Петровича в офис Ахатова. А ему надо ехать в центр. Неужели опять опоздал? Где-то они со Свистуновым разминулись.
Машина летит по трассе по крайнему левому ряду. Он давит на газ, светит фарами, и дорогу все уступают. Через час на горизонте появляется столица. Тогда он достает из кармана мобильный телефон и набирает номер.
– Операция прошла успешно, – рапортует его зам. – Заложника «освободили». Весь сайдинг ему покрошили, как ты и просил, Петр Иванович. По нам стреляли холостыми, но падали мужики красиво. На «Оскара» тянет, чесслово! Соседей предупредили, что снимаем кино. Ничего, поверили. Я ж говорю: «Оскар»! Можно в размере премиальных.
– Добро. Ты где сейчас?
– В офисе у Ахатова. Готовлюсь сопровождать клиента в загородный дом. Ему ж теперь охрана нужна! – откровенно смеется зам.
– Я вижу, у тебя настроение хорошее?
– А чего? Размялись! И по сайдингу красиво прошлись!
– Где женщина?
– Ее везут на базу в Подмосковье.
– Она догадывается о фальшивке?
– Не думаю. Напугана. Ее спешно увезли под предлогом, что сейчас на место «происшествия» прибудет полиция.
– А прибудет?
– Да вроде все в «кино» поверили. Ну, приедут менты, и что? Хозяин к порче имущества претензий предъявлять не будет.
– В любом случае это не наше дело. Мы отстрелялись и ушли, кончилось кино. Ты вот что… Держи женщину наготове. Возможен обмен. Везите ее пока на базу, но… Если что, я вас разверну к Р-ску.
– Есть.
– И еще… Двоих сейчас же пошлешь в центр, по адресу… – Он называет адрес салона красоты. – На случай, если клиент заупрямится. Я буду там в течение часа в зависимости от пробок. Как только они прибудут на место, пусть мне отзвонятся.
– Что-то случилось?
– Пока не знаю.
И он дает отбой. Это не злость на капитана Свистунова, который оказался слишком проворным. Злость – чувство неконструктивное. Следовательно, им нужно пренебречь. Надо понять, где произошла ошибка. Как Свистунов догадался о месте хранения диска? Не потому ли он забрал женщину из больницы? Ведь если их нет в Первомайском, значит, они в Москве. Но в Первомайское они вернутся. Сегодня к вечеру. Капитану некуда больше деваться. Или… есть?