Карафуто
Шрифт:
— Парень сказал правду. Я ошибся. Он был не сам.
Остальные диверсанты закаменели с поднятыми руками. Пограничник с нашивками младшего лейтенанта забрал у арестованных два револьвера и приказал связать врагам руки.
Младший лейтенант подошел, не пряча гранаты, к Володе.
— А ты кто? — спросил. — За что тебя хотели убить? Не помирился с приятелями?
Володя со слезами радости сказал, кто он и как оказался в тайге.
— Вы — Дорошук? — недоверчиво спросил пограничник. — Хорошо. Выясним. Но пока что я буду считать вас тоже арестованным. Пойдем на пограничную заставу.
Володя
Четверо суток шли сквозь тайгу трое бойцов Н-ского пограничного отряда, спеша за неизвестным, который, воспользовавшись темной ночью, под ливень и грозу перешел границу.
Неизвестный даже не подозревал, что за ним по пятам идут красноармейцы. Нарушителя границы можно было схватить и раньше, но лейтенант решил следить за ним как можно дальше.
Накануне на заставе было получено сообщение о японских бандитах, которые мыли золото в советской тайге. А еще раньше начальнику заставы стало известно о существовании таежной конспиративной явки. Знал об этом и младший лейтенант — китаец Ван Би Ян, бывший таежный охотник за женьшенем. Так вот, появилась у него мысль проследить, не приведет ли их неизвестный просто на явочную квартиру.
Ничего не подозревая, Володя указал пограничникам, шедшим за ним, дорогу до таежной лачуги.
Хоть как было тяжело юноше идти вместе с диверсантами, но он молча повиновался. Знал, что пройдет еще несколько дней, его личность установят, и он будет на свободе.
На пограничном заставе Володя прежде всего рассказал начальнику про своего отца, который остался в плену у самураев.
Начальник заставы улыбнулся:
— Вы немного опоздали со своим сообщением.
— Как? Что случилось? — вскрикнул юноша.
— Сядьте, успокойтесь, — придвинул начальник стул. — Ваш отец уже на свободе.
ОТЕЦ
Это случилось именно в тот день, когда уже было установлено, что юноша в лохмотьях, захваченный в тайге, действительно сын известного советского геолога Дорошука.
Володя ждал в штабе Н-ского пограничного отряда машину, которая должна была отвезти его в соседний поселок, а оттуда в порт. За окном качались колючие лапы сосен. Тайга держала штаб в осаде.
Начальник отряда с любопытством слушал Володин рассказ о его приключениях. Вдруг вошел красноармеец и доложил:
— Товарищ командир, прибыла экспедиция, и их главный инженер хочет вас видеть для разговора.
Володю будто что-то дернуло. Он почувствовал, как на щеках выступили красные пятна.
— Что за экспедиция? — пожал плечами начальник.
— Об этом, товарищ командир, их главный инженер ничего не сказал.
В эту минуту за дверью послышался громкий разговор, и Володя вскрикнул:
— Отец! Мой отец!
Он толкнул дверь с такой силой, что она громыхнула о стену, как выстрел из пушки. Первое, что увидел Володя, был неизменный острый клинышек бороды и близорукие голубые глаза за стеклышками пенсне. Юноша помнит, как он бросился отцу на грудь, как звякнуло на пол пенсне, как несколько раз, вместо губ, поцеловал отца в нос.
Все было будто во сне. Будто не отец, а он сам, Володя, стал вдруг близоруким и теперь видел отца за кисеей влажного тумана. Каждое движение, каждое сказанное слово и каждый звук сразу же исполнялись чрезвычайным, глубоким значением, скрытым содержанием, и вместе с тем удивительно было, что он, Володя, ничего не понимает
и, собственно, еще совсем не разглядел отца, так как для этого надо выпустить из рук его шею и отступить на шаг. И впервые увидел тогда Володя, что виски отца поседели, стали как пена на гребнях бурунов…История освобождения академика Дорошука из японского плена кажется совсем невероятной. О том, что Володя бежал, Иван Иванович узнал от своего часового Сугато. Зародилась надежда на скорое освобождение. Но шли дни, а положение не менялось. Инаба Куронума придумывал новые и новые методы пыток, требуя предать родину. Тогда Дорошук объявил голодовку.
На пятый день голодовки в подвале, где содержался геолог, появился Куронума с Лихолетовым. На этот раз Иван Иванович почувствовал во всей фигуре начальника тайной полиции что-то новое, необычное. Белогвардеец тоже держался, как рыбак, у которого с крючка сорвалась большая рыба.
— Господин Инаба Куронума освобождает вас, — сказал он. — Уже завтра вы сможете покинуть гостеприимную территорию Карафуто.
— Но? — отозвался Дорошук.
— Но сначала вам надо подписать некоторые бумаги… Такой порядок, как говорится, для проформы.
Инаба Куронума забормотал что-то милое, любезное.
— Господин начальник полицейского управления, — перевел Лихолетов, — желает вам счастливого пути и передает приветствие всем вашим родным и знакомым.
— Но?
— Но сначала дайте расписку, что мы вели себя с вами очень вежливо и что вы всем удовлетворены.
«Если это не новая провокация, — мелькнула мысль у геолога, — то, наверно, Володя благополучно перешел границу и правительство теперь знает о моей судьбе».
— Я могу дать расписку, — сказал Дорошук, — что я сам себя держал в холодном подвале, издевался над собою и сам себя пытал, а вы уговаривали меня не делать этого. И запомните: если меня сегодня не освободите, завтра об этом пожалеете!
Освободили Ивана Ивановича в тот же день. Уже на родине он узнал, что Советским Союзом было получено радиосообщения о его судьбе. Подпольная коммунистическая радиостанция Японии рассказала о пытках известного на весь мир советского академика. А уже через час после этого поверенный в делах СССР в Токио заявил японскому правительству требование о немедленном освобождении академика Дорошука и отправке его на родину.
Освободившись из плена, академик сейчас же организовал новую геологическую экспедицию. Одновременно по распоряжению Советского правительства шла подготовка к поискам Володи. Но здесь в газетах появились известия о заявлении капитана задержанной в советских водах японской шхуны «Никка-мару», сделанном на допросе, что некоторое время у него на шхуне работал «подозрительный русский юноша», которого они нашли на пустынном берегу Охотского моря и который «упал за борт и исчез бесследно в момент ареста шхуны».
Когда капитану показали фото Володи Дорошука, он подтвердил, что это именно и есть тот юноша, который был у него на «Никка-мару».
Таким образом, случайно были получены сведения о гибели Володи. Эта весть ошеломила Ивана Ивановича. За одну ночь у него поседели виски. Он рвался в тайгу, словно надеясь, что таежные чащи, медвежье захолустье и непроходимые болота уймут его боль.
Он прибыл в Н-ский отряд, чтобы получить для экспедиции разрешение перейти через пограничную таежную полосу. Его телеграфно известили о том, что сын найден, но телеграмма уже не застала геолога на месте.