Карамболь

— Клаусен?

— Не в бровь, а в глаз, цитируя одну из его жертв. Зашел в отделение на Кеймер Плейн сразу после обеда и снял все. Наличными! Ты слышишь? Даже двести двадцать тысяч… все кусочки треклятой мозаики встают на место.

Морено задумалась.

— В четверг? — переспросила она. — Сегодня вторник.

— Сам знаю. Одному черту известно, что произошло и куда он подевался. Но мы объявили его в розыск, и рано или поздно мы его схватим.

Морено прикусила губу с сомнением на лице.

— Я в этом не так уверена, — сказала она. — Для чего ему понадобились деньги?

Рейнхарт несколько секунд поколебался, не отрывая глаз от трубки.

— В банке он наплел историю о какой-то яхте. Довольно прозрачно… конечно, собирался заплатить шантажисту.

— Ты считаешь, он заплатил? — спросила Морено. — Тогда почему он исчез?

Рейнхарт недовольно уставился на горы кассет, по-прежнему лежавшие у него на письменном столе.

— Просвети меня!

Морено немного помолчала, покусывая карандаш.

— Если он решил заплатить, — проговорила она, — и действительно заплатил… то какой ему смысл сбегать и прятаться? Вероятно, произошло что-то еще. Не знаю, что именно, но это кажется нелогичным. Во всяком случае, не может быть, чтобы он просто заплатил и все. Господи, двести тысяч ведь огромная сумма.

— Двести двадцать, — пробормотал Рейнхарт. — Ты, конечно, права, но как только мы его поймаем, у нас появится и объяснение.

В дверь постучали, и появился Роот с шоколадным пирожным в руке.

— Спокойствие, — сказал он. — Хотите послушать про акушера и ангелов?

— Почему бы и нет? — вздохнул Рейнхарт.

Рооту потребовалось пятнадцать минут, чтобы пересказать разговор с доктором Брандтом. Слушая его, Рейнхарт делал заметки и затем велел Рооту разыскать остальных «братьев», чтобы добыть побольше общей информации о Питере Клаусене, а также о его поступках в последние месяцы.

— Постарайся подключить Юнга и де Бриса, — добавил Рейнхарт, — чтобы вы смогли управиться до вечера. В первую очередь, естественно, этот Смааге.

Роот кивнул и вышел. В дверях он столкнулся с Краузе.

— У вас есть время? — поинтересовался Краузе. — Я тут сегодня проверял одну информацию.

— Правда? Что за информация? — спросил Рейнхарт.

Краузе сел рядом с Морено и с некоторой обстоятельностью открыл большой блокнот.

— Утром позвонил Ван Вейтерен и дал наводку, — сказал он.

— Наводку? — с недоверием переспросил Рейнхарт. — Комиссар позвонил тебе и дал наводку?

— В общем-то, да, — ответил Краузе, невольно выпрямив спину. — Он всячески подчеркивал, что это, возможно, не так уж и важно, но я все-таки провел кое-какое исследование.

— Ты можешь перейти к делу или тебе сперва надо дать мороженое? — поинтересовался Рейнхарт.

Краузе откашлялся.

— Дело касалось одного имени, — сказал он. — Невеста Эриха Ван Вейтерена… то есть Марлен Фрей… нашла имя на записке, о которой забыла нам рассказать. Явно пару дней назад.

— Что это за имя? — нейтральным тоном спросила Морено, прежде чем Рейнхарт успел снова перебить стажера.

— Келлер, — ответил Краузе. — Пишется, как слышится. Только фамилия на маленькой записочке. Эрих, судя по всему, записал его в спешке за несколько дней до смерти, и в адресной книжке его нет. Как бы то ни было, в телефонном каталоге Маардама значится всего двадцать шесть человек с фамилией Келлер, их я и проверил… хотя бы потому, что этого хотел комиссар. Хм…

— И?.. — спросил Рейнхарт.

— Я думаю, один из них может представлять интерес.

Рейнхарт склонился над письменным столом и заскрежетал зубами.

— Кто? — произнес он. — И чем он интересен?

— Его зовут Арон Келлер. Он работает в ортопедическом отделении, в Румфорде… в мастерской по изготовлению протезов, если я правильно понял. И тоже живет в Бооркхейме.

Рейнхарт открыл рот, чтобы что-то сказать, но Морено его опередила:

— Ты с ним разговаривал?

Она могла поклясться, что Краузе сделал театральную паузу, прежде чем ответить:

— Нет. Они не знают, где он. Он не появлялся на работе с пятницы.

— Черт подери! — воскликнул Рейнхарт, спихнув восемнадцать кассет на пол.

— Его адрес: улица Малгерстраат, тринадцать, — сказал Краузе.

Он вырвал из блокнота страницу, протянул ее инспектору Морено и вышел из кабинета.

32

Обыск в квартире Арона Келлера на улице Малгерстраат, 13, начался почти в то же время, что сутками ранее в номере 17.

Как и ожидалось, дело пошло довольно быстро. Команда криминалистов закончила свою работу уже около половины первого, после чего ничто, по сути, не оправдывало дальнейшего присутствия в квартире Рейнхарта с Морено. Однако они задержались там еще на пару часов, чтобы по возможности (настаивал Рейнхарт — и без какой-либо иной аппаратуры, кроме наших чертовых мозгов, инспектор!) обнаружить признаки, которые могли бы указать на то, что случилось с одиноким жильцом. И куда он подевался.

Задача была не из простых. Судя по всему, Келлер не заходил к себе домой с прошлой пятницы; он даже мог уехать или исчезнуть еще в четверг ночью — ежедневных газет он не выписывал, но в металлическом почтовом ящике на внутренней стороне двери лежала кое-какая корреспонденция, а комнатные растения в спальне и на кухне почти погибли от засухи. Два больших гибискуса в эркере гостиной выглядели получше: они были подсоединены к оросительной системе, которую требовалось пополнять только раз в неделю.

Так, во всяком случае, утверждала Морено, у которой в двухкомнатной квартире была аналогичная конструкция.

Вообще же в квартире царил почти скрупулезный порядок. Никакой грязной посуды на кухне. Никаких разбросанных предметов одежды, ни в спальне, ни в других местах. Никаких газет, никаких пепельниц с окурками, все мелочи на своих местах. Немногочисленные книги стояли на книжной полке, кассеты и CD-диски (на три четверти лошадиный джаз, с отвращением констатировал Рейнхарт, остальное — поп-шлягеры в дешевых изданиях) располагались аккуратными, ровными рядами. Две пары начищенных ботинок на полочке в прихожей, куртка и пальто на плечиках… и письменный стол в таком же порядке, как на витрине фирмы, торгующей канцелярскими товарами. То же относилось к шкафам, ящикам и комодам; единственное, чего не хватало Рейнхарту, это маленьких наклеек, указывающих на место и назначение каждой вещи… хотя если сохранять один и тот же порядок в течение двадцати лет, наклейки, возможно, уже не требуются, посчитал он по зрелом размышлении.