Караоке на острове Бали

У Голубева желваки на скулах заиграли.

— О, мой сверкающий ангел, пойдем и мы потанцуем! — Анатолий прикоснулся губами к щеке возлюбленной, и они тоже заскользили в танце.

— Спасибо, Виктор, — поблагодарила партнера Катя. — Не знаю, что с Ильей. Он ведет себя, как мальчишка.

— Рядом с Сандрой все мужчины теряют голову… А я потерял голову от вас! — пылко прошептал ей на ухо Виктор.

Катя отшатнулась, горячее дыхание пламенного кубинца обжигало щеки и шею. Вспыхнувшая помимо воли страсть, словно молнией, пронзила тело. Ноги подкосились, и Катя почувствовала, что вот-вот потеряет сознание, но сильные руки крепко сжимали ее бедра. Катя взглянула в глаза Виктору и заметила, что они бездонны и черны, как тропическая ночь.

— Не разрешайте ей танцевать с Виктором, — посоветовала Голубеву вернувшаяся с подносом Сандра. — От него все женщины сходят с ума. Берегитесь, чтобы ваша невеста не сбежала с ним накануне свадьбы. А лучше уезжайте пока не поздно! Виктор — опасный соперник…

Музыка кончилась, и Сандра сразу же замолчала. Илья ушам своим не верил: он думал, что Сандра ему благоволит, а она ни с того ни с сего встревожилась о его невесте. Странные они, однако, эти братец с сестрой.

— К столу, к столу! — зазывала Сандра. — Горячие блюда нужно кушать горячими, а то они превратятся в холодную закуску.

Кукурузный суп, посыпанный сверху рубленым зеленым луком, золотился в глиняных тарелках и напоминал Ангелине весеннюю одуванчиковую поляну. Из прикрытых крышками горшочков вырывался аромат орегано и чеснока. Лепешки рыхлого бананового хлеба пахли сладковатым дымком. Рисовая запеканка «аррос кон камаронес», украшенная мясом лангустов, истекала соусом карри. А свиные отбивные по-кубински, зажаренные в сухарях до коричневатой хрустящей корочки, поблескивали капельками золотистого масла.

— Я предлагаю тост за прекрасных дам. — Виктор наполнил ромом три стакана для мужчин, а дамам придвинул коктейли с соломинками и зонтиками.

— И мне ром, — потребовала Катя. — Не терплю все эти алкогольные компоты.

— Наш человек! — обрадовался Виктор.

— Не наш, а мой! Вернее, моя, — поправил его Голубев.

— Наконец-то вспомнил, — упрекнула жениха Катя и выпила залпом полстакана рома.

— О-го-го! — восхитился отчаянностью девушки Виктор и последовал ее примеру.

— Виктор, ты за рулем, — одернула брата Сандра и поставила перед ним тарелку с супом. — Ешь, а то захмелеешь.

— Ты посидишь с нами? — улыбнулся сестре Виктор.

— Я скоро приду, — пообещала Сандра. — Покормлю детей и вернусь. И принесу бальзам для господина Голубева. А то все танцуют, а он страдает в одиночестве.

После ухода Сандры голодная стая гостей набросилась на угощенье. Ангелине очень понравился кукурузный суп, который она с удовольствием заедала хрустящим банановым хлебом, потом ее соблазнила румяная отбивная. Слава богу, в кубинском ресторане подавали ножи и вилки. Анатолий проглотил суп, но еле-еле доедал горшочек с «ла калдоса». Следившая за фигурой Катя выковыривала из «аррос кон камаронес» мясо лангустов и макала его в соус. Только гурман Голубев перепробовал все блюда, оставив в желудке место для обещанного пирога и десерта. Он отодвинулся подальше от некурящей компании и, попивая ром, затянулся настоящей кубинской сигарой.

— Виктор, помнится, вы говорили, что здесь есть караоке.

— Да! И у нас много русских песен. — Виктор подал Голубеву папку с названиями песен, а сам подключил микрофон к стереосистеме.

— А ваша сестра споет для нас? — Голубев взял у Виктора микрофон и позвал: — Сандра, мы вас заждались.

— Иду, иду, — отозвалась Сандра, внося на подносе десерт и думая, что гости жаждут сладкого.

— Спойте, пожалуйста, — попросил ее Илья. — Когда-нибудь, когда вы прославитесь на весь мир, мы будем гордиться знакомством с вами.

— Вы умеете уговаривать женщин, — рассмеялась Сандра, снимая с подноса десерт. — Я вам спою, только переоденусь и принесу кофе, а то он убежит и зальет плиту. А вы пока потренируйтесь, здесь хорошая акустика, я в любом уголке дома услышу ваше дебютное соло.

— Давай, Илюха, — подзадорил Голубева Анатолий. — Помнишь, как ты на гитаре под Танькиными окнами завывал «Бесаме мучо».

— Заткнись! — Ангелина ущипнула Анатолия за руку и стрельнула глазами в Катину сторону. — Что ты мелешь? Какая Танька?

— А что? — завелся Голубев. — Я спою… Только помогите мне встать, чтобы диафрагма развернулась.

— Сядь и не позорься! — цыкнула на него Катя.

— Малышка моя, — ласково обратился к ней Илья, — эту песню я дарю тебе вместе со своей любовью! Маэстро, песню номер ноль-ноль-семь, пожалуйста.

Знакомая музыка наполнила ресторанный зал. Голубев принял манерную позу и запел приятным, чуть хриплым баритоном:

Весна опять пришла, И лучики тепла Доверчиво глядят в мое окно. Опять защемит грудь, И в душу влезет грусть, По памяти пойдет со мной. Пойдет, разворошит И вместе согрешит С той девочкой, что так давно любил. С той девочкой ушла, С той девочкой пришла, Забыть ее не хватит сил…

Глупышка Катя смотрела в рот своему жениху и посылала воздушные поцелуи в награду за теплые слова. Анатолий, узнав мелодию и песню, схватился руками за голову. Ангелина тоже поняла, какую песню выбрал Голубев, и недоумевала, как ее можно было посвящать любимой девушке. Но разухарившийся Илья уже вошел в роль, распустил пальцы левой руки, самозабвенно распевая:

Владимирский централ, ветер северный, Этапом из Твери зла немерено, Лежит на сердце тяжкий груз. Владимирский централ, ветер северный, Хоть я и банковал, жизнь разменяна, Но не очко обычно губит, А к одиннадцати — туз.

Его шея покраснела от натуги, ворот распахнулся, толстая золотая цепь с массивным крестом побрякивала в такт музыке, а сам Голубев как две капли воды походил на кутящего нового русского, чье светлое будущее было ярким, но коротким, и красиво сводилось ко второму куплету:

Там, под окном зека, Проталина тонка, И все ж ты не долга, моя весна. Я радуюсь, что здесь Хоть это-то, но есть. Как мне твоя любовь нужна.

Выскочившая с кофейником в руках Сандра стояла, прислонившись к стене. На ней просто не было лица. И только Голубев, увлекшийся вокалом, пел и пел, ничего не замечая вокруг, словно токующий глухарь:

Владимирский централ, ветер северный, Этапом из Твери зла немерено, Лежит на сердце тяжкий груз. Владимирский централ, ветер северный, Хоть я и банковал, жизнь разменяна, Но не очко обычно губит, А к одиннадцати — туз.