Караван дурмана

Марат продолжал стоять, раскачиваясь, как дерево на ветру. Мертвое дерево. Срубленное под корень.

Не в силах оторвать от него взгляда, Жасман услышал сквозь пробки, образовавшиеся у него в ушах:

– Ладно, если тебе так уж приспичило поговорить, я не возражаю. Выкладывай, что там у тебя наболело.

В этот момент Марат рухнул лицом вниз. Его изрешеченная спина дымилась.

– Наболело, – тупо повторял Жасман. – Наболело… Наболело?

– Ну, если ты собрался изображать из себя говорящего попугая, парень, то мне это неинтересно, – предупредил его Громов.

Рука Жасмана, стиснувшая автомат, упорно не желала слушаться хозяина. Ее парализовало. Умом Жасман понимал, что его единственный шанс – это открыть ответный огонь, но проклятая рука никак не поднималась, вот беда. Очень уж тяжелым оказался «АКМ». Прямо-таки неподъемным.

– Это мы напали на колонну с оружием, – сказал он, беспрестанно глотая набегающую слюну. Сплевывать под ноги он не решался. Светлоглазый противник мог истолковать это как вызов. Разумно ли бросать вызов, когда тебя держат под прицелом, а твой автомат направлен в землю и пользы от него – не больше, чем от обыкновенной палки.

– Продолжай, – кивнул Громов. Вид у него был вполне благосклонный, но «калашников» в его руках нетерпеливо повел стволом, давая понять, что лично ему на всю эту болтовню начхать – свинцовыми брызгами.

– Я могу бросить оружие и поднять руки, – предложил Жасман. – Он был почему-то уверен в том, что эти движения дадутся ему легко.

– Стой как стоишь. И не умолкай, пока я тебя не остановлю. Выговорись как следует.

– Мы напали на колонну с оружем. Водителей, э-э… ликвидировали.

– Всех? – быстро спросил Громов.

– Всех, – подтвердил Жасман, подозревая, что наградой за его мужественное признание будет короткая автоматная очередь. Или длинная, что не так уж и важно.

Но «калашников» молчал. Как и Громов, лицо которого окаменело.

– Охранники были вооружены, но они не успели оказать сопротивление, – продолжал Жасман, часто двигая кадыком. – Мы отслеживали те «КрАЗы» от самой границы. Маршрут был известен заранее.

– Документы водителей сохранились? – осведомился Громов.

– Зачем? Мы их сожгли. Трупы бросили на месте. Говорят, от них почти ничего не осталось. Тут завелась собачья стая, которая…

– Про собачью стаю я знаю. Их нынче чересчур много развелось, собачьих стай… Дальше.

– Оружие мы обменяли на семьдесят килограммов героина, он находится в погребе Тулигена.

– Кто таков?

– Местный житель. Его дом по правой стороне улицы, в самом конце. – Жасман не решился отвернуться, чтобы показать на упомянутый дом. Просто уточнил: – Голубые ворота. На них Чебурашка намалеван, здоровенный, как медведь. Не ошибетесь.

– Не ошибусь, можешь быть уверен. Дальше.

– Напротив наши тачки стоят, «Нива» и «газик». В «газике» сложено оружие: автоматы, пистолеты, пулемет, несколько РПГ. Это такие…

– Не утруждай себя комментариями. Дальше.

– Сегодня ночью за наркотой должны приехать заказчики. Москвичи. Братья Рубинчики. Они нам пятьдесят штук зелени везут за работу. – Жасман оживился: – А героина в мешке примерно на лимон баксов. Если у вас есть канал сбыта в России, то…

– Канал есть в стволе автомата, который на тебя направлен, – перебил его Громов. – Не отвлекайся. Кроме тебя и Рубинчиков еще кто-нибудь причастен к нападению?

– Здешний бай, Сарым Исатаевич Кабиров. Сволочь пузатая, а не человек. Кровосос. – Жасман чуть не поперхнулся слюной, которую забыл проглотить. – Всю степь под себя подмял, рабов держит, во дворце живет. Это в двадцати километрах отсюда, на север. Центральная усадьба бывшего колхоза.

– Много у него людей?

– Тех, которые с пушками умеют обращаться, человек пять, а тех, которые эти пушки для пущей важности таскают, – раза в три больше. Доля Кабирова – десять штук. Завтра он ждет меня у себя дома. У него день рождения, у байбака жирного.

– Он ваши машины знает? – заинтересовался Громов.

– Конечно, – подтвердил Жасман. – Мы же к нему за разрешением ездили, знакомились с ним, кушали вместе, его долю оговаривали. В этих местах без его ведома даже… гм, кашлянуть нельзя.

– Но ты кашляешь.

– Ну… – Жасман предусмотрительно подавил желание развести руками.

– А я вот стреляю, – продолжал Громов, внимательно наблюдая за ним. – Выходит, Кабиров не такая уж большая шишка, м-м?

– Да просто хрен с бугра, вот он кто.

– До его дома двадцать километров на север, говоришь?

– Двадцать пять от силы.

– У тебя все? – равнодушно спросил Громов. – Ты, как я погляжу, иссяк, верно?

– Я не иссяк, – поспешил возразить Жасман. – Вовсе я даже не иссяк.

– Это тебе так кажется. Свой рассказ ты закончил, значит, свою миссию выполнил.

– К… какую миссию?

– Земную. Ты веришь в переселение душ?

– Одного героина почти на миллион баксов, – напомнил Жасман упавшим голосом. – Оружие тоже прилично стоит. Все это можно выгодно загнать.

– Повторяешься, – жестко сказал Громов. – Зачем? Какой интерес ходить по кругу?

«Большой. Так бы и ходил по кругу до скончания века», – ответил Жасман мысленно. Вслух он не произнес ни слова. Нечего ему было сказать. Похоже, он действительно иссяк.

Он просто стоял и молчал, а в ушах его – «зззз» – звенел тоненький голосок, отмахнуться от которого было невозможно. Это ведь не комар вился вокруг Жасмана. Это Катя его звала.

Туда, туда…

* * *

Металлический звук вывел его из состояния полной прострации. Он открыл глаза, которые оказались почему-то зажмуренными, и уставился на автомат, валяющийся у ног Громова. Собственный по-прежнему висел дулом вниз в опущенной руке Жасмана. Сообразить, что означает выходка противника, было непросто. Но звон в ушах стихал, оцепенение мышц проходило, и предсмертная тоска постепенно сменялась острым желанием действовать.

– В кошки-мышки решил со мной поиграть? – спросил Жасман. Беспрестанное слюноотделение прекратилось, теперь его гортань была совершенно сухой, и его голос звучал хрипло. – Понтуешься?

Вместо ответа Громов пнул автомат, отшвыривая его подальше. Его пистолет незнакомой Жасману конструкции по-прежнему торчал за поясом. Грани матовой рукоятки были заметно отполированы пальцами владельца, но сам он не выглядел таким уж крутым, каким казался еще минуту назад. В нем не было собранности борца перед схваткой. Он не удосужился повернуться к противнику боком, чтобы не подставлять под пули свою широкую грудь. В его насмешливо оскаленных зубах дымилась сигарета. И обе руки Громова висели вдоль туловища, как плети, вместо того чтобы готовиться выхватить оружие.