Карфаген должен быть разрушен
Шрифт:
Геракл и Мелькарт на Сицилии
Геракл в то же время не был всего лишь орудием агрессивной колониальной экспансии. На западных землях его образ приобрел многогранные и противоречивые черты, отражавшие не только устремления греческих общин, но и их сложные отношения с другими обитателями поселений и городов. На Сицилии греки, пунийцы и аборигены создавали смешанные этнические семьи, поклонялись богам и богиням друг друга, торговали, объединялись в политические альянсы и вели войны. Гераклу, самому воинственному из греческих героев, пришлось олицетворять все эти новые реальности.
Во второй половине VI века на акрополе греческого города Селинунт, соперничавшего с карфагенской колонией Мотия, был воздвигнут величественный храм. Его украшали два ряда из шести колонн с фасада и семнадцать боковых колонн. Считается, что храм посвящался Гераклу, поскольку на метопе великолепного фронтона изображалось сражение греческого героя с керкопами. Это был превосходный образчик сицилийско-греческого искусства, но в то же время и не раболепное подражание общепринятым в эллинском мире художественным формам. Дэвид Ашери отметил: «Свирепость мимики и негнущаяся тяжеловесность фигур на метопах… указывают на преднамеренное стремление отойти от простого воспроизведения заимствованных идеалистических моделей» {326} . Именно здесь, на дальнем краю острова, зародилось сицилийское искусство. Геракл на селинунтской метопе «символизировал греческую колонизацию, цивилизующую дикость». Но художник создавал этот замечательный рельеф под влиянием брутального
146
De Angelis (2003, 135–136) полагает, что этим святилищем мог быть храм Аполлона. О связях с греческим Селинунтом свидетельствует и скульптурное изваяние в Мотии, изображающее двух львов, повергающих быка. Некоторые исследователи предположили, что оно украшало ворота фортификаций. По стилю скульптурная группа имеет сходство с метопом знаменитого храма «Е» в Селинунте, на котором изображены богиня Артемида и Актеон. Не исключено, что скульптура и метоп были созданы одними и теми же мастерами.
В сложном и многоплановом процессе смешения культур пуническое население Сицилии, в свою очередь, перенимало греческие художественные формы. По всему острову археологи находят терракотовые статуэтки богинь, исполненные в классическом греческом стиле: в peplos, вышитых одеяниях, ниспадающих замысловатыми складками, и с calathus (корзинками) в руках {327} . [147] Не подражание, а усвоение греческого искусства позволяло пунийцам острова находить новые и оригинальные способы художественного самовыражения. Такие традиционные образцы финикийского искусства, как, например, антропоидные саркофаги — каменные гробы с выступающими человеческими головами, руками и ногами, обрели греческие одеяния и украшения для волос [148] .
147
Терракотовые статуэтки пользовались такой популярностью, что их вскоре начали изготовлять на Сардинии и в Северной Африке.
148
Acquaro 1988, 17; Moscati 1986, 51 — о саркофагах, найденных в Канните близ Солунта и изготовленных, как полагают специалисты, здесь же в VI или V веках. В Канните найдено также изваяние богини со сфинксами. Оно датируется VI веком и тоже исполнено в греческом стиле.
Самый яркий образец пунического искусства этого периода сохранился в Мотии. В 1979 году археологи обнаружили здесь мраморную статую юноши высотой 1,8 метра, но без рук и без ног ниже колен. Положение левой руки можно было воссоздать по пальцам на бедре. Голову обрамляли локоны, на которых когда-то находились корона или венец, прикрепленные заклепками. Стиль статуи соответствовал строгим греческим скульптурным традициям начала V века Аналогичная статуя эфеба, юноши, достигшего возраста, позволявшего готовить его для военной службы, была найдена в Акраганте, греческом городе на Сицилии.
Высказывалось мнение, будто лишь греческий скульптор мог создать изваяние на столь высоком художественном уровне и эфеб в Мотии якобы украден у греков {328} . Однако это утверждение опровергается самим изваянием. Эфебы в скульптурах данного периода обычно изображались нагими, а на мотийском юноше мы видим длинную тунику из тонкой плиссированной ткани, перетянутую на груди лентой. Предлагались самые разные объяснения этой аномалии. Нагрудная лента и упершаяся в бедро левая рука навели на мысль о том, что молодой человек был греческим возничим колесницы или устроителем состязаний колесниц. Но мотийская скульптура отличается от других сохранившихся статуй греческих возничих. Несмотря на явно греческий скульптурный стиль, статуя отображает пунический обычай не демонстрировать обнаженное тело. Более того, одеяние и убранство головы напоминают ритуальное облачение жрецов пунического божества Мелькарта, с которым на Сицилии отождествляли Геракла {329} . [149] Не греческий, не пунический, а сицилийский эфеб Мотии стал наглядным свидетельством культурного синкретизма.
149
В точности известно, что статуя найдена в пуническом городе. О дискуссии по поводу эфеба в Мотии: Lancel 1995, 323–325.
Начиная по крайней мере с VII века в Восточном Средиземноморье Геракл все больше ассоциировался с тирским божеством Мелькартом. Когда Геродот посетил храм Мелькарта в Тире, он понял, что храм Геракла на греческом острове Фасос первоначально был святилищем тирского божества. Дабы убедиться в этом, Геродот побывал на Фасосе, где его догадка подтвердилась {330} . Интересно, что, по Геродоту, фасийцы поклонялись Гераклу в двух ипостасях, связанных с различными видами поклонений. Они приносили ему жертвы как бессмертному олимпийцу и воздавали почести как герою {331} . [150] [151] На другом греческом острове Эрифры аборигены рассказали Геродоту о том, что Геракл явился к ним после того, как плот, на котором он приплыл из Тира, сел на мель в проливе — очевидное следствие смутной коллективной памяти о ритуале egersis {332} . [152] Финикийскому миру был присущ и синергизм культов Геракла и Мелькарта. Особенно это проявлялось на Кипре, где, как и на Сицилии, значительную часть населения составляли греки. К VI веку мастера Китиона, финикийского города на Кипре, освоили изготовление статуэток, изображающих мужскую фигуру в львиной шкуре с палицей в руке — явное подражание греческой иконографии Геракла, но исполненное в ближневосточной или египетской манере воссоздания образа божества: в поднятой правой руке оружие, а в левой — жертва {333} . [153]
150
Хотя и не имеется археологических свидетельств пребывания финикийцев в храме Геракла на Фасосе, греческие авторы подтверждают финикийский прецедент культа героя-полубога на острове. Согласно более позднему греческому писателю Павсанию, фасийцы говорили ему о том, что и они сами, и Геракл произошли из Финикии: «Фасийцы, финикийцы по происхождению, приплывшие из Тира и вообще из Финикии… возвели в Олимпии Гераклу пьедестал и изваяние из бронзы. Высота изображения десять локтей, в правой руке он держит палицу, а в левой — лук. Они сказали мне, что поклонялись тому же Гераклу как тиряне, но впоследствии, соединившись с греками, стали поклоняться Гераклу как сыну Амфитриона» (5.25.12). Однако не только Геракл мог претендовать на ближневосточные корни. Согласно тому же Павсанию (1.14.6–7), поклонению Афродите положили начало ассирийцы, пафияне Кипра и финикийцы. Павсаний прекрасно понимал тесные связи между греческими и финикийскими верованиями (7.23.7–8).
151
Геродот отмечает лишь, что эллины возводят Гераклу в одном городе два храма: «В одном храме ему приносят жертвы как бессмертному олимпийцу, в другом — заупокойные жертвы как герою».
152
Безусловно, существовала двойственность образа Геракла — Мелькарта. Греческий писатель III
века нашей эры Филострат («Аполлоний», 2.33.2), повествуя о Геракле, потерявшем золотой меч в Индии, делает вывод, будто бы данное обстоятельство «указывает на то, что египетский, а не фиванский Геракл дошел до Гадейры (Гадес, современный Кадис) и стал исследователем земли».153
Карагеоргис предполагает, что в этот период на Кипре Геракла отождествляли с финикийскими богами-воителями Решефом и Эшмуном (а он в греческом мире ассоциировался с Асклепием, богом врачевания) и египетским Бесом. Симбиоз Геракла и Мелькарта, видимо, и заставил некоторых поздних греческих писателей опровергать утверждения Геродота о тирском происхождении культа Геракла и объяснять их предубеждениями, порожденными вследствие слишком длительного общения с варварами, к которым они относили всех людей, не считавшихся греками. Наглядный пример такой отповеди Геродоту дает нам Плутарх: Plutarch De Herodoti malignitate, 13–14. Он обвиняет Геродота в «philobarbarism», в любви к варварам и ненависти к грекам.
Какие же сходства в Геракле и Мелькарте видели греки, восточные финикийцы и пунийцы? Политеистические культуры, естественно, стремились к установлению синкретических отношений между собственными и чужеземными божествами{334}. К примеру, двуязычное посвятительное послание, найденное на Мальте и относящееся к III — II векам, два брата-финикийца адресовали «Мелькарту, владыке Тира» (на финикийском языке) и «архегету Гераклу» (на греческом языке){335}. Греческое понятие «архегет» обычно употреблялось в значении «основоположник» или «прародитель». Эти роли с успехом исполняли оба божества: и Геракл, и Мелькарт{336}. Геракл ассоциировался с колонизацией греками, Мелькарт — тирянами. Мелькарт, покровитель и метрополии, и новых поселений, помогал сохранять связи между ними. Его храмы, воздвигавшиеся в новых колониях, предоставляли нейтральную и священную территорию для налаживания контактов между финикийскими поселенцами и аборигенами. Хотя Мелькарт и не был главным божеством в Карфагене, он продолжал оставаться важным средством влияния в новом пуническом сообществе Западного Средиземноморья.
Пуническая колонизация и экономическое освоение Сардинии оказывали воздействие и на религиозный ландшафт острова. Имеются свидетельства преднамеренного желания Карфагена утвердиться на острове посредством создания новых религиозных центров. Это можно проиллюстрировать на примере храма Цида в Антасе, где археологи также нашли посвящения Мелькарту{337}. Взаимосвязь между Мелькартом и Цидом на Сардинии подтверждается в повествовании греческого писателя II века нашей эры Павсания, отмечавшего: «Первыми мореплавателями, пришедшими на остров, как говорят, были ливийцы. Их вождем был Сард, сын Макерида, а Макеридом называли Геракла египтяне и ливийцы»{338}. Под именем «Сарда Патера» в римскую эпоху знали Цида Баби, а Макерида почти наверняка можно идентифицировать как Мелькарта, ливийского Геракла{339}. Эпиграфическое свидетельство указывает на существование двух богов в Карфагене, тесно связанных друг с другом{340}. В отличие от Цида, ассоциировавшегося прежде всего с Сардинией, Мелькарт нес ответственность за пуническую колонизацию в целом, потому они и представлены в неравном соотношении как на Сардинии, так и в пунической иконографии: мы видим Цида в качестве сына Мелькарта{341}.
Поклонение Мелькарту на Сардинии сознательно увязывалось с Тиром в пунический период. Эпитет «Z. HSR», в буквальном переводе «на скале», обычно применялся в отношении божества — прямая ассоциация со святилищем {342} . [154] Акцентируя внимание на Мелькарте во время заселения и экономического осваивания Сардинии, карфагеняне утверждали патерналистские отношения с местным населением и общность тирского наследия {343} . В письменах, относящихся к III веку до н.э., упоминаются усовершенствования, проведенные в святилище Мелькарта в Тарросе, перечисляются имена сановников из Qrthdst (Карфагена), и божество недвусмысленно ассоциируется с североафриканской метрополией [155] .
154
Гуццо связывает эпитет не с Тиром, а со скалистым выступом, на котором располагался храм. Однако это вовсе не исключает и возможного намека в нем на тирскую наследственность божества.
155
Lipiriski 1989, 67–70. Bernardini 2005, 125–126 — о том, что этим Карфагеном был Таррос или другой пунический город на Сардинии — Неаполис (Неаполь). Однако более убедителен вариант североафриканской метрополии.
У Геракла и Мелькарта поразительно много общего. Для обоих не существовало границ между человеческой и божественной реалиями. Геракл, сын Зевса и земной матери, должен был завоевывать право стать богом героическими деяниями. Мелькарт, уже будучи богом, одновременно являлся мифическим царем Тира и прародителем всей царской династии{344}. Можно отметить также возрождающую роль огня: для Мелькарта в процессе обряда egersis, для Геракла во время обожествления, когда его тело сгорает в огне, а душа возносится на небеса и занимает свое место в сонме богов. Каждый год после ритуального сжигания его изображения Мелькарт символически возрождался, совершая такой же переход из земного бытия в мир богов{345}. Синкретизм двух божеств наглядно отражен в храме Геракла в греческом городе Акрагант на Сицилии (святилище построено около 500 года): в нем имелись парные лестницы. В недавнем исследовании выдвинуто предположение, что эта необычайная архитектурная деталь вряд ли служила каким-либо практическим целям в V веке и ассоциировалась с ритуалами небесного вознесения божеств, распространенными в финикийско-пуническом регионе, вроде эгерсиса. Храм в Акраганте был лишь одним из святилищ, имевших аналогичные лестницы, на Сицилии и в Южной Италии{346}.
Это может показаться странным, но легенда о Геракле и Эриксе связана не с греческой, а с финикийской оккупацией региона. Миссия Дориея в таком случае отражала борьбу за греческого Геракла против «негреческого Геракла», оккупировавшего Эрике {347} . Гора, возвышавшаяся над уровнем моря на 750 метров, была для коренного населения элимцев священной задолго до того, как на ней появился храм богини Астарты во второй половине VI века {348} , а Мелькарта стали признавать ее консортом {349} . [156]
156
В римском культе Венеры Эрицины долгое время сохранялись пунические атрибуты, в частности, священная проституция и совершение жертвоприношений на алтарях на открытом воздухе в огороженных святилищах (Aelian On Animals 10.50; Galinsky 1969, 70–73). У святилища в Эриксе имелся двойник — такое же горное уединенное место, посвященное Астарте, в Сикке, карфагенском городе в Нумидии, где совершались аналогичные обряды и поощрялась священная проституция (Valerius Maximus 2.6.15; Solinus 27.8). Каждый год богиня отправлялась с голубями в Сикку и возвращалась, проведя там девять дней, в Эрике (Aelian On animals 4.2; Schilling 1954, 234–239). Похожее совмещение Геракла с Мелькартом можно обнаружить в произведении греческого географа VI века Гекатея Милетского. Он писал, что Геракл, вернувшись со стадом Гериона, убил Солунта, царя одноименного пунического города на Сицилии, а помогла ему получить обратно украденных коров дева Мотия (Hecataeus of Miletus Frs. 71–72, FGH, I: 18–19; Malkin 1994, 210–211). В V-IV веках Солунт, основанный, согласно греческому историку Фукидиду (6.2–6), финикийцами, чеканил монеты с изображением Геракла (Bonnet 1988, 272–273).