Карибские каникулы, или Метанойа

Когда Марина заговорила о Москве, ей показалось, что лицо Филиппа вдруг изменилось, и она разглядела на миг отразившуюся в глазах будто бы уже забытую, но все же живущую глубоко внутри, затаенную грусть. В следующую секунду за пушистыми бесцветными ресницами снова появилось знакомое Марине выражение детской беспечности, и Марина подумала, что мимолетно промелькнувшая печаль ей почудилась.

Филипп с удовольствием слушал последние столичные новости, говорил, что многое знает от своей подруги Владилены, так что от жизни не отстает и в один прекрасный день обязательно посетит город, который когда-то полюбил с первого взгляда.

Но в основном говорила Марина. В этот вечер она была особенно словоохотлива. Ее так и подмывало рассказать Филиппу последние события своей личной жизни, но тот словно специально избегал щекотливой темы, умело уводя разговор в сторону и переключая Маринино внимание на менее интимные вещи.

В итоге Марина подумала, что обсуждение межличностных отношений по каким-то причинам является для Филиппа нежелательным, и оставила попытки поделиться с ним самым сокровенным.

Действительно, к чему снова ворошить прошлое? Вполне возможно, что у Филиппа тоже есть личная история, которую ему удалось благополучно забыть. И никто не знает, чего ему это стоило. А она хочет бестактно вломиться в его внутреннее пространство, нагрузить своими подробностями и, может быть, даже нарушить его душевное равновесие. Да и ей самой не стоит опять возвращаться, пусть даже в ничего не значащей беседе, к Сергею. Ведь, рассказывая о нем, она волей-неволей будет придавать новую силу мыслям, которые сама же гонит от себя прочь.

За окном бушевала гроза. Взрывы грома, вспышки молнии и потоки воды. Марине казалось, что ни разу в жизни она не видела такого буйства природы. Время постепенно подошло к полуночи, и Филипп засобирался. По-хозяйски открыв одежный шкаф в прихожей, он вытащил оттуда большой серый дождевик с капюшоном и, закутавшись в непромокаемую ткань, бесстрашно вышел под дождь.

Оставшись одна, Марина убрала пустые чашки и, стараясь не обращать внимания на громовые удары, которые теперь следовали друг за другом почти без перерыва, поднялась к себе в спальню. Наскоро умывшись, она забралась в постель, накрыла голову подушкой, чтобы не слышать ужасающих звуков, доносящихся с улицы, и быстро задремала. Уже проваливаясь в сон, она почувствовала легкий, едва уловимый запах аптечных трав с примесью ладана.

Она проснулась от очередного удара грома. Спросонья ей показалось, что гроза, проигнорировав все правила и приличия, перебралась с улицы в дом и теперь забавляется, поигрывая раскатами небывалой силы у нее в спальне, прямо над ее кроватью.

Подушка, которой она, засыпая, предусмотрительно прикрыла ухо, во сне свалилась на пол и теперь белела посреди комнаты на полу. Марина подумала, что надо бы поднять импровизированное укрытие, снова спрятаться от шума и поскорее заснуть. Главное, продержаться до утра, а уж там при свете дня пусть грохочет сколько влезет!

Марина какое-то время собиралась с мужеством, чтобы выбраться из-под одеяла за подушкой, и уже почти решилась, как услышала прокатившийся по дому звонок. Звонил колокольчик, висевший над входной дверью. Вслед за звонком очередной громовой залп грянул с такой силой, что Марина непроизвольно за–жмурилась и заткнула уши. Колокольчик у входной двери звякнул еще раз.

«Наверное, это Филипп, – обрадовалась Марина, – какой милый!» Он почувствовал, что ей страшно, и пришел побыть с ней, пока не закончится гроза. Все же он совершенно удивительный человек! А может, и ему самому не по себе. Ведь хоть он и говорит, что грозы для Сент-Барта не редкость, вряд ли каждый раз непогода приобретает такие жуткие формы.

Марина щелкнула выключателем ночника, но свет не зажегся. Она нажала на кнопочку еще и еще раз. Только этого не хватало. Лампочка перегорела! Ну, как обычно, в самый неподходящий момент. В дверь еще раз позвонили.

– Иду! – зачем-то крикнула Марина. Филипп все равно не сможет ее услышать, находясь там, на улице, под проливным дождем.

Ее голос прозвучал как-то неестественно в пустом доме, и ей стало еще страшнее. Она подбежала к вы–ключателю основного освещения в спальне, наугад в темноте нащупала его и с усилием нажала на клавишу. Ничего. Видимо, во всем доме нет электричества. Наверное, гроза повредила провода.

Марина похолодела от ужаса. В кромешной темноте ей надо добраться вниз и открыть дверь Филиппу. А вдруг он сейчас уйдет? Подумает, что она не открывает, потому что крепко спит, и уйдет, чтобы не будить ее. Марина испугалась еще больше.

Гром слегка поутих, только дождь не унимался, а, казалось, даже удвоил свое усердие. «И откуда только у них там столько воды?» – раздраженно подумала Марина, возвращаясь к кровати за тапочками.

Дверной колокольчик прозвонил еще раз.

«Хорошо, что он еще там». Марина спешила. Ей очень не хотелось, чтобы Филипп ушел. На ощупь она выбралась из комнаты на лестницу, где, казалось бы, и без того непро–глядная тьма сгустилась и сделалась еще плотнее и жестче.

Схватившись руками за деревянные перила, Марина стала осторожно переступать со ступеньки на ступеньку. В темноте лестница казалась неправдоподобно крутой. Марина двигалась очень медленно и злилась на себя, опасаясь, что Филипп может не дождаться ее.

Колокольчик теперь звонил не переставая, добавляя разбушевавшейся грозе дополнительное нехарактерное для нее звучание. На время притаившийся гром вдруг снова напомнил о себе оглушительным грохотом. От неожиданности Марина вздрогнула, оступилась, потеряла тапок и неуклюже съехала вниз по ступенькам, больно ударившись правой ногой.

Не обращая внимания на ноющую боль, она кинулась к входной двери. Здесь, внизу, ориентироваться в пространстве стало легче, так как вспышки молнии, проникая в комнату через незанавешенное окно, освещали гостиную и холл.

Уже у самой входной двери Марина вдруг почувствовала легкое дуновение ветерка, от которого по всему телу пробежала мелкая дрожь. Наверное, на кухне не закрыто окно, подумала она и быстро распахнула входную дверь. Она так устала от ночных страхов и от грозы, что ей не терпелось поскорее увидеть веснушчатого беззаботного толстяка, от которого всегда веяло спокойствием и уютом.

Филипп стоял на пороге, с головы до ног укутанный все в тот же непромокаемый дождевик с капюшоном. Он немного помедлил, прежде чем войти, и Марина слегка подалась вперед, чтобы взять его за руку. В этот момент порыв ветра с силой распахнул окно в кухне и, ворвавшись в прихожую, вылетел прочь в открытую дверь, сорвав с головы ночного гостя капюшон.

Марина замерла на пороге, не в силах пошевелиться.

Перед ней стоял Сергей. Он улыбнулся. Мощная вспышка молнии выхватила из темноты его лицо, причудливо исказив черты. Обычно красивая белозубая улыбка показалась сейчас Марине зловещей и уродливой. Марина попятилась назад.

– Этого не может быть, – прошептала она, не в силах отвести глаз от перекошенного лица.

Сергей шагнул к ней и оказался у самого порога. Марина почувствовала, что от него веет сыростью и могильным холодом. Да еще этот запах ладана. Теперь он ощущался совсем отчетливо. Ее снова начал сковывать страх. К горлу подступил вязкий комок тошноты.

– Прочь! – крикнула она что было силы, стараясь перекричать неистовый дождь. – Уходи прочь! – Она с грохотом захлопнула дверь и, навалившись на нее всем телом, повернула ручку замка по часовой стрелке. Когда замок щелкнул в третий раз, сообщив, что определенная степень неприступности главного входа достигнута, Марина вспомнила про кухонное окно.