Карибский брак
Шрифт:
Дневной свет уже начал угасать, когда мы пришли на берег моря. Я повела Элизу в окруженную кустами укромную бухточку, куда выплывали черепахи. Тропинка вилась через рощу финиковых пальм. Воздух был шелковым на ощупь, вода бледно-голубой. Мы сразу скинули с себя одежду и спрятали туфли в пустотелое бревно. Я с удовольствием превратилась на час в озорную девчонку. Мы смеялись, и я совсем забыла, что со мной женщина, которая хочет отнять все у моей лучшей подруги. Наверное, я к тому же и не винила Элизу за то, как Аарон обошелся с Жестиной.
Мы повесили платья на ветки дерева и бросились в воду в одних нижних юбочках.
– Это
Вода в этом месте была очень спокойной. Под нами проплывали волосозубы, и мы безуспешно пытались поймать их руками. Хотя вечер был идеальным во всех отношениях, меня вдруг охватил безотчетный страх. Мне показалось, что далеко в море я увидела женщину, хотя вряд ли там мог оказаться живой человек.
– А что, если кто-нибудь посторонний вдруг придет сюда? – спросила Элиза, когда мы выскочили на берег. С нас стекали потоки воды, юбки так тесно облепили нас, что их будто и не было.
– Здесь никто не бывает, – успокоила я ее. – Это секретный пляж.
Но тут я услышала шорох и заметила фигуру, прячущуюся в темно-зеленой тени деревьев. Фигура тут же убежала, но я знала ее очень хорошо.
Подходя к дому моей матери, мы услышали громкий голос Аарона. Он говорил с такой яростью, что мы не сразу решились войти и задержались в коридоре. В гостиной вместе с Аароном был мой муж, угрюмо пытавшийся утихомирить его:
– Завещание составлял не я, а ваш дядя.
– А откуда мне знать – может, составили вы и заставили его подписать. Он был уже стар.
– Вас только называли кузеном, а на самом деле вы были не кровным родственником, а лишь лицом под опекой.
Отец оставил пожертвование синагоге, а также, как водится, лютеранской церкви. Весь семейный бизнес он передал на попечение моего мужа, потому что не хотел разделять его и тем самым ослаблять. Аарону был выделен ежемесячный доход, но к управлению делами он не был допущен. К тому же он зарекомендовал себя не лучшим образом и во Франции, потерял деньги предприятия, и наши родственники также отстранили его от дел. Теперь он работал на отца Элизы, у которого был в Париже большой магазин. Сюда он приехал, по-видимому, рассчитывая что-то получить. Возможно, он ожидал, что наследует все, обоснуется здесь и, не исключено, заведет две семьи, как многие делают. С одной из жен он будет ходить в синагогу, а с другой будет встречаться воскресными вечерами, когда в сумерках сможет незаметно пробраться в один из домов возле гавани.
Оставив мужчин обсуждать дела, мы пошли к маме пить чай.
– Не волнуйся, они договорятся, – успокаивала мама Элизу.
– Мужчины любят спорить.
Элиза перегрелась и раскраснелась после нашей прогулки и купания и вскоре удалилась в свою спальню, сказав, что никогда еще так не уставала, и извинившись перед нами.
Мама схватила меня за руку и прошептала:
– Она явилась сюда без приглашения.
Я не сразу сообразила, что она имеет в виду Жестину.
Я прошла через двор к дому Энрике. Он сидел около дома в том же черном костюме, в каком работал в магазине.
– Она здесь?
– Я
в эти дела не вмешиваюсь, – ответил он, отвернувшись, и я поняла, что Жестина у него. И правда, они с Лидди находились в доме. Ставни были закрыты, и сквозь щели едва проникали последние желтые лучи заходящего солнца. На Жестине было ее лучшее платье и ботинки со шнуровкой, волосы были заплетены в косы и заколоты. Рядом с ней тихо сидела Лидди, сложив руки на коленях. По ее взгляду я поняла, что она испугана. Жестина была в ярости.– Ты не могла сказать мне, что он приехал с женой?
– Я собиралась, – ответила я, хотя на самом деле боялась сообщать ей об этом.
– Ну да, только была слишком занята. Но я сама узнала. Тебе не кажется, что Лидди надо встретиться с ним? Должна же она увидеть отца хоть раз в жизни?
Я попросила Лидди выйти и посидеть с мистером Энрике.
– Ты пришла, чтобы увидеть его жену, – сказала я, когда мы остались наедине. – Вряд ли это доставит тебе радость.
– Какое мне до нее дело? – состроила гримасу Жестина. – Лидди его дочь. Он должен посмотреть на нее.
– Если тебе нет дела до нее, зачем ты следила за нами?
– Затем, что ты даже не сообщила мне, что он вернулся! Похоже, теперь эта новая сестра дороже тебе, чем я. – Голос Жестины дрогнул.
– Да нет, она для меня никто, – ответила я, и это была правда. Элиза была всего лишь развлечением, не больше того. Я подозревала, что и для Аарона тоже. – И тебе лучше всего не обращать не нее внимания.
– Я видела, как она шлепнулась, сойдя на берег, и как ты крутилась вокруг нее.
– Ей надо было срочно принять ванну.
– От ванны она не перестанет быть уродиной.
Мы рассмеялись. Элизу никак нельзя было назвать уродиной, хотя до Жестины ей было далеко.
– Я пришла показать ему его дочь, и никто мне не помешает сделать это. Он и сам говорит, что хочет увидеть ее.
– Ты разговаривала с Аароном?
– А как ты думаешь? – сердито бросила Жестина.
Я упрашивала ее отказаться от этой затеи, но она не хотела слушать. Возможно, надо было предупредить ее, что Элиза не такая беспомощная простушка, какой кажется на первый взгляд.
Жестина провела Лидди во двор. Желтые птицы, которые так любили растущие в саду фрукты, что их прозвали сладкоежками, притихли при нашем появлении. В верхнем окне дома мелькнула чья-то тень.
Я не хотела оставлять Жестину одну. Я поступила необдуманно, так сблизившись с Элизой. Аарон отсутствовал более пяти лет.
– Он не выйдет, – предупредила я.
– Выйдет. – Жестина крепко держала Лидди за руку, та испуганно глядела на мать.
Заходящее солнце светило нам прямо в глаза, но Жестина не хотела отойти в тень.
– И сколько ты собираешься тут простоять? Ты что, не видишь, каким он стал?
– Я не хочу, чтобы Лидди вглядывалась в лица всех мужчин, ища сходство с собой. Пусть увидит его сейчас, пока он не удрал опять за океан.
У окна стояла моя мать. Услышав голос Жестины, она выглянула, затем демонстративно захлопнула ставни.
– Хотите запереться от меня? – крикнула Жестина.
Я положила руку ей на плечо, успокаивая ее.
– Так ты ничего не добьешься.
– Он выйдет ко мне! – крикнула Жестина не столько моей матери, сколько Аарону: – Я жду! Ты знаешь, что это твоя дочь.