Карнавал

Вот оно что, подумала Одноклеточная, как понятно, и как жаль. (Она принялась чертить новую геометрическую фигуру.) Но как жаль, что он с ними заодно. И как жаль, что я могу так ошибаться в людях.

Выйдя на улицу, она продолжала думать о незнакомце. Это напоминало чувство, которое ты переживаешь, услышав, проходя, отрывок мелодии или разговора – несомненно знакомый отрывок, но не соединяющийся ни с чем в памяти. И так хочется дополнить отрывок до целого, что начинаешь злиться на себя за это глупое желание.

На улице дул ветер; ветер дул порывами, играя сам с собой; иногда ветер сворачивался в спирали и поднимал в воздух полупросохшие бумажки, оставшиеся на асфальте после стаявшего зимнего снега. Казалось, что все это было, было, было, что все это повторится еще много раз – почти мистическое чувство. Несколько раз капнул дождь и, застеснявшись, сразу же перестал, начал подсыхать на асфальте. Асфальт стал пятнистым, как шкура леопарда. Впереди шли мальчик лет семи и девочка постарше. Мальчик считал пальцем количество этажей в строящемся высоком доме и вырывал свою руку у девочки, считая себя самостоятельным. Девочка считала иначе.

Странно, подумала Одноклеточная, такое запоминающееся лицо, а я не могу вспомнить, где я его видела раньше. Ветер нес первую весеннюю пыль, сметая ее в струйки, шевелил завиток волос на затылке, звучал в ушах детским звуком большой морской раковины – под эти звуки она стала думать, вспоминать, мечтать.

Ты проваливаешься в мечту, как в зыбучие пески.

Мечта – это извилистый путь, который начинается с себя, а заканчивается кем-то.

Этим кем-то оказывался незнакомец.

Подходя ко Второй Авеню, она размечталась до полного неправдоподобия.

Чем глупее мечта, тем приятнее мечтать – может быть потому люди напиваются и принимают наркотики?

Какая глупость! – она наверняка больше никогда не увидит этого человека; или это один из работников лечебницы, которого она как-то видела мельком, вскоре она уйдет из лечебницы и не увидит его никогда. Но это слишком простое объяснение. А вдруг он давно хотел встретиться с ней? (Не подходит – он не так вел себя в лифте; не подходит – ну и пусть, тем приятнее), или еще что-нибудь более фантастичное.

Переходя улицу, она чуть было не попала под колеса микроавтобуса, на боку которого красовалась надпись из иероглифов. Шофер затормозил и выругался на вполне понятном языке.

Ну и ладно, подумала Одноклеточная, если так опасно мечтать на улице, то я домечтаю дома. Она решила описать в дневнике впечатление от этой встречи.

16 Протерозой, 28 марта.

Терпимость к людям и нетерпимость к обстоятельствам – вот два свойства порядочного человека. К сожалению, большинство этого не знает и поступает наоборот.

Доктор Лист был не в лучшей форме – ему пришлось провести две почти бессонных и безобразно скандальных ночи. А началось все с того, что двадцать шестого, в субботу утром, его не пустили к жене. Ни на один свой вопрос он не получил ответа. Женщина, сидевшая за столом и ставившая загадочные цифры на загадочных бланках, безапелляционно заметила, что в этой лечебнице посетителей принимают только после двух. Доктор Лист попробовал все же подать апелляцию на тему: я еще больший доктор, чем вы и все ваше начальство. На что женщина сказала такие слова, которых доктор Лист никак от нее не ожидал. Некоторые из этих слов он не слышал со времен своего детства, а некоторые слышал вообще впервые – как всем известно, язык наш велик и могуч, а во дни сомнений и тягостных раздумий (т е. в наши дни) он дает и поддержку, и опору. Надо лишь уметь им воспользоваться.

Лист решил смириться и прийти после двух. До после двух оставалось еще четыре часа, и доктор Лист прошелся по набережной, напрягая свои аналитические способности. Проблема состояла в том, чтобы убить время. Но время умирать не хотело, оно оказалось живучим. Вся прогулка по набережной заняла семь минут. Прогулка в обратном направлении – восемь, к тому же доктор замерз от медленной ходьбы. Пока время побеждало.

Тогда доктор Лист решил убить время более радикальным способом – пойти в кино. Афиши кинотеатров не обещали особого разнообразия, они изображали исключительно оголенных женщин. Доктор Лист, поколебавшись между добродетелью и здравым смыслом, выбрал женщину средней оголенности. Он купил билет, предварительно изумившись цене. Кинофильм уже давно жил собственной жизнью в пустом зале; редкие посетители загадочно входили, выходили, прятались в темноту, нисколько не интересовались происходящим на экране. Доктор Лист не был в кинотеатре уже много лет. Он помнил переполненные залы, широкие плечи впереди сидящих, из-за которых так трудно что-либо увидеть, обязательное снимание шапок перед началом фильма. Поэтому он снял шапку, хотя никто не просил его – просить было некому. Сюжет фильма был невероятно прост: грабитель забирается в комнату к молодой женщине, она его опаивает снотворным, приковывает наручниками к кровати и насилует на протяжении всего фильма. Иногда, в моменты утомления, ей помогает подруга. В конце концов несчастного отпускают, но, погуляв на свободе, он возвращается опять. К средине фильма пришли двое подростков и сели впереди Листа. Подростки курили, разговаривали во весь голос, таблетки называли «колесами» и возмущались, что ничего интересного не показывают. Подростки были большими гурманами – их могли порадовать только совершенно не­обычные извращения. Их лица, освещенные экраном, будто мерцающим светом свечей, казались сморщенными, как печеные яблоки. Посидев минут двадцать, подростки ушли. Доктор Лист вытерпел до конца.

Время, основательно утомившись в борьбе, сейчас сопротивлялось не очень упорно – двух часов Лист дождался без особого труда.

В два часа уже другая женщина за тем же столиком любезно сообщила, что ничего сообщить не может. Лист решил ждать до конца. Около четырех он заметил мелькнувшего на лестнице человека в форме Охраны Порядка и забеспокоился.

– Что здесь происходит? – спросил он женщину за столиком.

– Ничего не могу вам сообщить, – ответила женщина и продолжила нумеровать загадочны карточки. Стопка карточек значительно увеличилась в объеме – она росла со скоростью два сантиметра в час.

– Я не уйду, пока всего не узнаю! – начал закипать доктор Лист.

– А ради Бога, – вяло откликнулась женщина, – мне не так скучно будет дежурить ночью.

Женщина выглядела постаревшей красавицей, которая двадцать лет проспала в хрустальном гробу, но проснулась от того, что принц так и не появился.

Лист постепенно свирепел. За последующие сутки он развязал и успешно провел три больших и огромное количество маленьких скандалов. В скандалах участвовали все желающие из персонала – желающих хватало – Охрана Порядка сохраняла заинтересованный нейтралитет и не шла дальше легкого науськивания. Наконец, ночью двадцать восьмого Лист смирился с обстоятельствами, зафиксировал предельное недовольство на лице, поудобнее устроился на стуле и начал засыпать. Персонал сразу же подобрел. Кто-то принес доктору Листу бутерброд, как голодной собачке, но стал в отдалении, чтобы собачка не покусала.

С людьми Лист мириться не хотел.

– Ничего я от вас не возьму, – сказал он.

– Ну и не надо, – обиделся персонал и включил радио погромче.

Хотя знаменитые выборы уже закончились (проимитировав некоторую активность трудящихся масс), радио продолжало жевать все ту же жвачку. Лист, терпевший радио уже несколько месяцев, не выдержал и взорвался снова. На что ему резонно ответили, что он политически неактивен, но должен быть счастлив, что живет в такое время, как наше, когда каждый может решить судьбу страны. «Должен быть счастлив» – такие светлые слова.

Ни на один вопрос о жене и дочери ему так и не ответили. Полный черных подозрений, Лист начал засыпать. Ему приснились все те же черные подозрения, но раскрашенные разными цветами. В последнем из его снов Лиза убегала от Листа с незнакомым старцем (старец кряхтел и отталкивался палочкой на бегу, но бежал со скоростью мустанга), а ребенка оставляла на попечение Листа. Такого кошмара доктор вынести уже не мог. Проснувшись, он ощутил прилив сил и решил прорваться сквозь заслон персонала, но увидел мирно глядящего на него сверху вниз очень загорелого человека с большими губами и бровями.