Картина в тайнике

– Так...
– немного смутился мальчик.

– Есть тройки?

– Не часто...

Роман Панасович встал, выглянул в коридор. Нарочно пришел к Семенишиным, пока хозяин не вернулся с работы - хотел узнать о нем побольше. Даже бытовые мелочи имели значение. Ведь они часто подчеркивают или обнаруживают ту или иную черту характера человека. Кроме того, Козюренко хотел поговорить с женой Семенишина. Может, она что-то знает, а если и нет, то не исключено, что влияет на мужа: бывали случаи, когда самые закоренелые преступники, которые вели со следователем долгую и запутанную игру, не выдерживали взгляда жены...

Из коридора дверь вела в детскую комнату. Там стояла этажерка с учебниками, на стенах были развешаны карты и цветные вклейки из журнала "Украина", а на письменном столе лежала кучка тетрадок. Из открытой двери третьей комнаты выглядывала никелированная спинка кровати, на которой высилась гора подушек - обыкновенная скромная обстановка рабочего человека.

Стукнула калитка, и Олег высунулся в окно.

– Мама пришла!
– радостно воскликнул он и побежал встречать.
– У нас гости, мама, - сказал на крыльце, - так я пригласил их в дом.

– Молодец!
– похвалила мать. Она поставила в коридоре тяжелую сумку с картофелем, мимоходом поправила перед зеркалом прическу и остановилась в дверях гостиной.

– Вы к Якову?

– Надо поговорить с вами, уважаемая Вера Владимировна, - учтиво поклонился Козюренко, - только...
– он показал глазами на мальчика.

– Сбегай, Олежка, за хлебом, - нашлась та.

Мальчик недовольно поморщился - ведь интересно послушать разговор взрослых. Но в семье, видно, поддерживалась дисциплина: схватил авоську и побежал в магазин.

– Разговор у нас, Вера Владимировна, будет долгий и неприятный, так уж садитесь поближе. Мы, правда, не очень-то и желанные гости... Из следственных органов, вот мое удостоверение.

Женщина побелела как полотно.

– Неужели мой Яшко что-нибудь натворил? Он, товарищ следователь, как чуть выпьет, дурным становится...

– Всему свое время, Вера Владимировна. Сначала мы попросим вас ответить на некоторые вопросы. Это не допрос, и если вы не согласны...

Хозяйка подвинула к себе стул и наконец села.

– Что он натворил?
– прошептала она.

– Я понял, что вы согласны помочь следственным органам, не так ли? настаивал Козюренко.

– Спрашивайте, - женщина тяжело вздохнула.

– Вы знали, что ваш муж ездил на днях в Желехов?

– Да.

– Зачем?

– Занять денег.

– Когда должен был вернуться?

– Восемнадцатого мая.

– А приехал?

– Девятнадцатого.

– В котором часу вы его увидели?

– Вот как сейчас, после работы. Но он вернулся утром. Сказал, что был выпивши и не хотел нас беспокоить. Заснул в сарае на сене.

– Он занял деньги?

– Нет, но договорился, что тот его знакомый переведет по почте пятьсот рублей.

– И ничего ваш муж не привез? Никаких пакетов, свертков?

– А мы сейчас ничего не покупаем. На машину собираем.

Женщина отвечала сразу, не колеблясь. В ее глазах Роман Панасович читал удивление и тревогу.

– В Желехове .ограбили человека, - произнес он, пристально следя за выражением ее лица.
– Этого человека хорошо знал ваш муж. К нему и ездил за деньгами.

Женщина облегченно вздохнула, даже улыбнулась.

– Ерунда, - ответила уверенно.
– Яков этого не сделает. А я думала по пьянке...

– Хорошо, что вы так верите мужу...

– Я знаю: Яков не способен на преступление.

На выложенной кирпичом дорожке за окнами послышались шаги. Вошел Семенишин. Изумленно посмотрел на Козюренко, перевел взгляд на жену и Владова. Его покрытое мелкими морщинами лицо, действительно похожее на печеное яблоко, растянулось в улыбке.

– Здравствуйте, - сказал растерянно.
– Кто вы такие? Потому как вроде бы не знаю вас...

– Мы из прокуратуры, - перебил Козюренко.
– К вам, Яков Григорьевич. По делу.

– Из прокуратуры?
– Семенишин спокойно прошел к столу, сел, положив на него руки.
– Ну, если к нам есть дело, так говорите, зачем пришли...

Козюренко внимательно посмотрел на него: совершенно спокоен, никаких признаков волнения.

– Вы встречались в Желехове с Василием Корнеевичем Прусем?
– спросил.

– Ездил к нему.

– Когда?

– В воскресенье уехал, так?
– повернулся Семенишин к жене.

– Отвечайте только мне!
– Козюренко придвинулся к столу.

Теперь они сидели друг против друга, и Роман Панасович смотрел прямо в глаза Семенишину, будто хотел прочитать его мысли.

– В воскресенье, семнадцатого?

– Конечно. Приехал в Желехов поздно ночью и остановился в гостинице.

– Почему не пошли к Прусю?

– А где бы я узнал его адрес? Если бы знал, пошел бы к Василю - в гостинице ведь надо деньги платить...

– Но утром вы разыскали Пруся?

– Так я же знаю, где он работает! Утром пошел в заготконтору и там дождался его.

– Просили у него денег?

– На машину у нас очередь подходит, должен...

– И Прусь вам дал?

Семенишин покосился на жену. Ответил неопределенно:

– Да нет... Обещал одолжить пятьсот рублей.

– Когда вы ушли от него?

– Ну, пообедали в чайной... Выпили, и он на работу пошел. А я еще немножко посидел на скамеечке, до поезда у меня времени много было, - и на вокзал.

– Когда выехали из Желехова?

– В полдесятого вечера.

– Чем можете доказать?

– Как чем? Где-то билет у меня...
– Он озабоченно начал шарить в карманах и не находил. Наконец облегченно вздохнул - положил на стол железнодорожный билет. Роман Панасович посмотрел на свет - да, билет был продан восемнадцатого мая и на вечерний поезд.

– Итак, вы ехали поездом Львов - Ковель, который прибывает в ваш город в половине седьмого утра. Кто может засвидетельствовать, что вы приехали именно этим поездом?