Карточный домик
Шрифт:
***
А ведь раньше всё действительно казалось проще. Когда единственная наследница рода Хартфилия была ещё совсем юна, то едва ли задумывалась о том, какая судьба будет ей уготована. Стоит ли забивать себе голову ненужными проблемами, когда жизнь преподносит тебе на золотом блюде всё, чего ты только можешь пожелать? Здесь и уютная беседка, скорее напоминающая кукольный домик в натуральную величину, и очаровательные белые цыплята, и целая плеяда нянечек, по пятам следующая за драгоценным чадом и выполняющая любую его прихоть. Стоит всего лишь протянуть руку, хлопнуть в ладоши— и любое твоё желание тотчас же будет исполнено, будь то свежая клубника в самый разгар зимы или сама звезда с неба.
Когда Люси исполнилось двенадцать, у неё появилось вдруг новое увлечение. Роскошная некогда альтанка к этому времени уже успела обветшать и зарасти
Гувернёр появился в их доме уже на следующей неделе — выписанный прямиком из Франции, не так давно окончивший университет, но имеющий безупречные рекомендации. Роуг ни капли не был похож на героев её любимых романов, но, тем не менее, неизбежно приковывал к себе взгляд. Юной девчушке, всю свою жизнь прожившей в золотой клетке, старший её вдвое учитель из разорившейся дворянской семьи казался существом недосягаемым. Не пытаясь скрыть собственной заинтересованности, она во все глаза разглядывала Роуга, и он казался ей идеальным во всём. Не было такой вещи, которая бы не покорилась ему: он был одинаково талантлив и в живописи, и в музицировании, и в конструировании. Из тех редких минут откровений, которые молодой учитель позволял себе по отношению к своей подопечной, она узнала, что он мечтает уехать на север и открыть там собственную школу. И смотря на его мечтательную улыбку, внутри что-то странно сжималось, провоцируя беспричинные приступы злости. Подобные планы были ей совсем не по нраву.
Первое время Люси была уверенна, что и её будущий супруг должен быть таким же, а потом с нескрываемым облегчением и горечью призналась себе, что никого, похожего на него, она больше не встретит. Он был её любимой игрушкой: красивой, такой покорной, ни разу не посмевшей перечить ей, и самой желанной, как кукла на витрине антикварного магазина, которая не подлежит продаже. Как бы сильно она того не хотела, он никогда бы не смог принадлежать ей полностью, так, как того хотелось — и от того желание обладать им лишь возрастало. Их контракт был подписан сроком на два года, но девушка твёрдо знала, что никуда не отпустит его, сделает всё возможное, но ни за что не позволит, чтобы он жил под одной крышей с кем-то другим и дарил ему все те же воспоминания, что связывали только их. Никому и никогда не позволит Люси узнать, как Роуг читает ей вслух выдержки из романов, и от его низкого голоса с хрипотцой тело окутывает жаром, как он смотрит на неё с упрёком и одновременно с тревогой и как она, танцуя с ним во флигеле, прижимается к нему куда ближе позволенного. И ради того, чтобы эти мгновения не заканчивались, она готова была лишить его всего, ободрать до нитки, вырвать из этого мира — и взамен стать для него всем.
А скрипка рыдала в его руках, стонала и плавилась от накала эмоций, и Люси трепетала вместе с ней, с раболепным восторгом следя, как подрагивали его томно прикрытые веки, когда он старался не сбиться в кульминации данной пьесы. Наблюдая за ним из года в год, к ней постепенно приходило осознание, что в этом мире существуют вещи, полноправное обладание которыми не купишь ни за какие деньги. Она знала, что никогда не сможет прикоснуться к нему так, как хотелось бы — и осознание этого нещадно полосовало душу, оставляя от неё рваные лохмотья.
— Роуг, я не позволю, — её охрипший шёпот отзывался эхом в сознании и рождал внутри непонятную дрожь. Музыка резко оборвалась и вслед за этим в гостиной повисла абсолютная тишина. Мужчина отложил инструмент в сторону и с немым вопросом посмотрел на свою подопечную. — Никому и никогда, слышишь?
— Люси, — он вымученно улыбнулся, одарив её снисходительным взглядом, будто она была совсем несмышлёнышем, и, в последний раз любовно погладив скрипку, убрал её в футляр. — Вам не стоит забывать, что для подобных вещей у вас есть я.
***
Леди Хартфилия почти не обратила внимания, когда спустя неделю за утренним чаем ей сообщили, что юный граф Дуглас, которого она не так давно удостоила чести станцевать с ней на балу, скоропостижно скончался,
упав с лошади. А Роуг всего на минуту оторвался от книги, покоящейся на коленях, окинул комнату скучающим взглядом и тихо выдохнул:— Какая нелепая смерть.
Спустя две недели Люси отправилась вместе с отцом на приветственный вечер к дальнему родственнику и, сопровождаемая строгим взглядом родителя, естественно, не смогла игнорировать оказываемые ей знаки внимания. Признаться честно, сэр Николас даже был ей немного симпатичен — нет, скорее не вызывал такого отторжения, как остальные. Если бы девушке не оставили выбора, из всего многообразия женихов своим супругом она бы выбрала именно его. Кузен, с которым они росли вместе, по крайней мере считался бы с её мнением и не пытался перевоспитать так, как было бы удобнее для него.
Когда до поместья Хартфилия дошло известие о гибели сэра Николаса, Люси впервые почувствовала, как из-под ног уходит земля. Страх пробирался своими скользкими липкими щупальцами всё дальше внутрь её души, пуская там корни и стремительно множась. Перед глазами невольно всплыло и застенчивое, по-детски нелепое лицо погибшего мальчишки — Господи, она не могла даже вспомнить его имени. Существовало ли объяснение всем тем вещам, что происходили вокруг неё в последнее время? Можно ли было списать это на простое стечение обстоятельств или же… проклятие? Если так, то каким образом оно определяет следующую свою жертву? Девушка подошла к окну, нервно комкая в руках подол платья. По полям, на которые ей открывался вид, плотной молочной пеленой стлался туман, нагоняя в душу ещё больше смятения. Она не хотела, чтобы нечто подобное происходило с ней. Надо было просто крепко зажмуриться, набрать полные лёгкие воздуха и, медленно досчитав до десяти, понять, что всё происходящее — не более чем дурной сон или чья-то глупая шутка. Почувствовать, как колючий холод выжигает сквозную дыру в груди, и наконец осознать, что от реальности никуда не спрячешься. А голые стены с каждым мгновением становятся всё ближе, и давят, и давят, истирая окаменевшее сердце в грубую крошку.
— Я… я хочу к нему, — прошептала бессвязно и вцепилась крючковатыми пальцами в волосы, безнадёжно испортив красивую причёску. Люси знала: Роуг, скорее всего, не поймёт её и не станет жалеть, но его сочувствие было ей ни к чему. Пока он может находиться рядом с ней, остальное не имело значения.
В расплывчатой серости комнаты она заметила его не сразу — сидящего в дальнем углу комнаты неподвижно, будто статуя, и смотрящего сквозь неё. Люси подошла бесшумно, с трудом сдерживаясь, чтобы не сморщиться от раздражающего шороха ткани. Чувствуя, как под гнётом внешнего и внутреннего грузов подкашиваются колени, опустилась на пол у кресла, хватаясь за большую ладонь. У него были ледяные руки, полный апатии взгляд и такое же холодное сердце.
— Роуг, мне страшно…
— Ты не должна бояться, — девушка поникла, впиваясь ноготками в болезненно-бледную кожу. Будто это действительно могло помочь ей поделиться хотя бы маленькой каплей теплоты, зажёгшейся от его слов у неё в груди. Сухие жилистые пальцы с силой обхватили её запястье, доставляя жгучую боль. — Ты не должна бояться, потому что всё, что сейчас с тобой происходит, это плод твоих же стараний.
Люси вскинула на него преисполненный туманности взгляд — и окаменела, с безотчётным ужасом и восхищением одновременно всматриваясь в некогда любимое лицо — нет, его обладателя она не знала. Не было в нём даже тени былой покорности, мягкости и смирения. И она бы обязательно отшатнулась, с презрением одёрнув руку, будто сама могла заразиться его двуличностью…
«Приникнуть ещё ближе, прикоснуться к ней».
… Если бы её уже не поймали на крючок.
— Разве не этого ты добивалась? Ты хотела любой ценой удержать меня рядом, так почему же теперь сбегаешь, Люси? — от его слов она словно на себе ощутила ту болезненную усталость, что безмерным грузом лежала на его плечах, что таилась в самой глубине его взгляда. Лишь сейчас девушка впервые заметила, как много появилось седины в некогда идеально-чёрной шевелюре. Несмотря ни на что, даже сейчас для неё Роуг казался априори лучшим. — Я помню тебя ещё совсем крохотной, я помню, как ты росла, набиралась опыта и вместе с тем расцветала твоя красота. Вся моя жизнь прошла здесь и неразрывно была связана с тобой. В ней уже не осталось ни места, ни времени, ни желания для чего-то другого. Никому и никогда, помнишь? Твоя воля будет исполнена. Ты сама загнала себя в угол и лишила всего. Теперь у нас не останется ничего, кроме друг друга.