Картограф

Рома за каким-то хреном повернулся назад. Что-то там повысматривал, а потом спросил:

– Зачем нам в горы? И никакие они не белые, это ты зря. Волга она, конечно, река широкая, только до синих морских просторов не дотягивает.

Я проследил за направлением его взгляда. Это он что, всё так буквально воспринял? Хотя, чего это я? Лермонтов у них тут ещё не родился. Так что вряд ли они здесь в школе его стихи учили.

– Это я так, образно. Стихи такие. Понимаешь? Белеет парус одинокий в тумане моря голубом… И всё такое… Ты вообще стихи читал когда-нибудь? Наверняка же, читал. Вот и это тоже стихи были. А нам сейчас не туда… в смысле, не туда, где белеет или зеленеет гора, а… – тут меня неожиданно посетила Муза, хотя, и ненадолго, конечно, но всё же посетила, и я изрёк:

Туда, где Алёшенька Раков

Возводит свой прочный блокпост.

Или форпост. Короче, придём, увидим, что там господин подпоручик возвёл. И возвёл ли.

И мы двинулись дальше.

Вышли на околицу деревни. Ну, или как тут у них называется граница жилой зоны и территории посевных площадей? Видели несколько групп дозорных, увлечённо во что-то играющих на удалении в полверсты от деревни. То, что они именно играют, я сумел очень даже неплохо разглядеть в бинокль.

Рома Елизарович также изъявил желание осмотреть территорию с применением пластунской оптики. Осматривал он её долго, надо полагать, тщательно, во всех направлениях, и даже на предмет угрозы с воздуха. Когда же, наконец, оторвавшись от редчайшего в здешних краях прибора, заметил на нём «дарственную надпись», а заметив, ещё и прочитал, то просто в лице переменился:

– Андрей, тебе его что, сам Государь даровал? Только он может офицера Андрюшкой называть. А ещё чтобы приказать на таком дорогом подарке выгравировать… Это же… это же… ты, видимо, сильный восторг в нём вызвал. Да! Верно! – Рома отчего-то весь подобрался и посмотрел на меня с восхищением. – Очень сильный, раз он тебе и фамилию разрешил переменить на Кукушкина. До преж дворянского звания. Ты, должно быть, подвиг совершил? Расскажешь?

Очень заманчиво было оставить поручика в плену подобных заблуждений, но… Но всё тайное рано или поздно становится доступно широким массам обывателей, поэтому пришлось Романа Елизарыча разочаровать:

– Если бы так! Уж не посетуй, а только Государь к этой писанине никакого отношения не имеет. Да он, может, и вовсе о моём существовании не подозревает. А посланьице мне сослуживцы накарябали, как раз по случаю присвоения мне звания прапорщика. Да, и ещё, фамилия у меня Кукушкин, а Андрюшка-Кукушка… просто прозвище, оно, вроде как, в рифму получается, вот и… – я развёл руками, показывая, что есть вещи, с которыми нужно просто смириться. – В общем, я не настолько крут, как ты, наверное, подумал. Геройских подвигов пачками не совершал… За исключением тех редких случаев, когда подвиги были совершенно неизбежны и даже необходимы.

Я вгляделся в отрешённое лицо Старинова. Создавалось впечатление, будто бы ему сейчас рассказали, что чудо, в которое он всю жизнь верил – это всего лишь фокус, и для убедительности показали секрет.

– Не кручинься, – сказал я поручику и дружески хлопнул его по плечу. – Пошли лучше посмотрим, чем там занят наш юный друг. И насколько большой редут ему удалось соорудить. А уже по результатам осмотра решим, оставить всё как есть, или внести изменения в конструкцию созданных им укреплений.

Командир военных геодезистов послушно двинулся вслед за мной, вот совершенно как сомнамбула. Или как там инфузории в туфельках правильно называются на мёртвом языке Латинской Америки? Во-о-от… а это была… был… это был инфузория в сапогах и треуголке.

Старинов настолько углубился в свои мысли, что напрочь лишился какой-либо инициативы, поэтому дальнейший ход ревизии мне пришлось взять в свои руки. Я просто пошёл по направлению к месту предполагаемого нахождения форта имени подпоручика Ракова.

– Андрей! – внезапно окликнул меня плетущийся сзади поручик.

Я обернулся. Старинов ускорил шаг и вскоре поравнялся со мной:

– Андрей, что же это получается?! Ежели вы там у себя в полку… я хотел сказать в бригаде… ежели вы у себя в бригаде таковые подарки на пожалование заурядного офицерского чина друг другу дарите, то что же тогда у вас принято подносить на возведение в дворянское достоинство?

Блин!!! Он издевается что ли? Ну, откуда я могу нахрен знать, что там одни дворяне другим дарят? Наверное, сверхпородистых лошадей или сабли со стразами. А может, борзых щенков или крепостных крестьян.

Это ещё хорошо, что я ему не сказал, что подарок не от других офицеров, а от, можно сказать, рядовых солдат. Он бы, наверное, тогда умишком бы тронулся, пытаясь такое осмыслить. Ребята, понятное дело, бинокль этот нигде не покупали, а, скорее всего, попросту где-то прихватизировали, но мне всё равно было приятно. Поручику же обо всём этом знать абсолютно ни к чему, а то и вправду спятит.

– Рома, не забивай себе голову всякими пустяками. Вот вы сами дворянам что дарите? Небось оружие какое-нибудь, лошадей. Так?

– Так, – подтвердил мою догадку Старинов. – Пистолеты обычно дарим. Позолоченные шпаги – наградное оружие. Его только высокие чины даровать могут за беспримерный подвиг. А от офицерского собрания пистолеты поднести, вот самое уважение и есть.

– Рома! Вот и у нас точно также. А с биноклем, там отдельная история вышла. Уж прости, вся насквозь секретная.

Поручик погрустнел и до самого Алёшкинова блокпоста не проронил ни слова.

Если считать направление, по которому мы вчера попали в деревню, въездом, то свою огневую точку Алексейка должен был расположить как раз на выезде. Раков ничего не перепутал, и форд строился именно там.

Мы осмотрели редут подпоручика. Последний возводился по всем правилам фортификационного искусства. Тот факт, что строился он из какого-то подручного хлама, не играл никакой роли. Жаль только, что за дорогой в это время никто не следил.

– Алёшка! У тебя глаза помоложе, глянь-ка, кто это там к нам пожаловал? – приставляя ладонь козырьком ко лбу, «попросил» я Ракова.

Тот с готовностью повернулся в указанном мною направлении.

– Что-то не вижу я никого. А далеко ли хоть? Верста будет или дальше? Ближе-то нет никого, – сообщил он после пары минут наблюдений за местностью.

– Я что-то тоже никого не вижу, – поддержал его Старинов, и вдруг его осенило: – А ты чего в эту смотрелку-то свою пластунскую не глянешь? В биноболь-то свой. Уж в него-то всё поди разглядишь, и какой масти кобыла, и сколько у неё зубов во рту. Достань, да поглядим.

Сейчаззз!!! Только шнурки поглажу.

– Рома, то, что там никого нет, я и так вижу. Я не для того разговор затеял, чтобы биноклем похвастаться, а с целью обратить внимание господина подпоручика на необходимость ведения наблюдения за потенциально опасным направлением.