Карты на стол (сборник)

– Спасибо, – сказал Эрик. И открыл свою черную тетрадку. Объяснил: – Я готовился. Искал разные новые слова в словаре. Можно, я буду смотреть в тетрадь?

– Конечно, – заверил его Файх. – Я благодарен тебе за столь серьезное отношение к делу.

– Просто я очень хочу рассказать. А по-немецки это трудно. В субботу я видел в Вильнюсе Нойшванштайн. Он стоял на Кривой горе.

– Где-где он стоял? – переспросил явно озадаченный немец.

– На горе, где три креста.

– А. Вот как она, оказывается, называется.

– Раньше называлась, – вмешалась Габия. – Кривая, а еще Лысая. А потом поставили кресты. Вроде бы, в честь францисканских монахов, убитых язычниками [23] . Ну или что-то в таком роде. Их то сносили, то опять ставили. Долгая история.

– Спасибо. Эрик, расскажи, пожалуйста, с самого начала.

– В субботу в десять часов утра я пошел гулять. Вышел и сразу сказал, что это специально для книги. Наш дом находится на улице Тилто. Это недалеко от Кафедральной площади. И я пошел туда. На Кафедральной площади есть надпись «Чудо». Такая… такой квадрат. Я не знаю, как сказать лучше.

23

Три креста – памятник в виде трех белых бетонных крестов, установленный на Трехкрестовой горе (прежде носила название Лысой или Кривой) на правом берегу Вильни. По преданию, в середине XIV века, в отсутствие отправившихся на войну князя Ольгерда и виленского воеводы Гаштольда виленские язычники напали на монахов францисканцев, которых по просьбе супруги христианки поселил в своем доме Гаштольд. Семеро монахов были казнены на рынке, семерым удалось бежать. Убежавших монахов «изловили на горах на берегу Виленки» и сбросили с Лысой горы в реку. В некоторых изложениях живописуются подробности: монахов язычники привязали или прибили к крестам и бросили в реку. По одному из вариантов, в реку было сброшено четыре монаха, а трех распяли на крестах и оставили на Лысой горе. Однако легенда о мученической смерти францисканцев не нашла подтверждения в исторических источниках. Предполагается, что ее авторами были сами францисканцы, озабоченные прославлением своего ордена. По предположению некоторых историков, кресты должны были сигнализировать крестоносцам, что здесь живут христиане, и таким образом избавлять город от нападения и грабежа. Так или иначе, но в память о мученической смерти францисканцев на горе между 1613 и 1636 годами были воздвигнуты три деревянных креста. В 1740 году обветшавшие кресты были заменены новыми. Когда они, снова обветшав, рухнули в 1869 году, власти не стали их восстанавливать. Во время Первой мировой войны в 1916 году, когда Вильнюс был занят немцами, по инициативе ксёндза Казимира Михалькевича были собраны средства и организованы работы по сооружению монумента из прочного материала. За два месяца были сооружены кресты из железобетона по проекту Антония Вивульского и тайно (поскольку немецкие власти не разрешали) освящены тем же ксёндзом Казимиром Михалькевичем. Эти кресты простояли до 1950 года и были взорваны по приказу советских властей. Часть обломков была вывезена, часть закопана в укромном месте. В 1989 году после кампании за восстановление Трех крестов, включавшей сбор подписей под обращением к властям, памятник был в течение двух недель восстановлен как памятник жертвам сталинизма. Восстановленный памятник по проекту архитектора Генрикаса Шилингаса исполнил скульптор Станисловас Кузма. Сохранившиеся фрагменты прежних Трех крестов были вмурованы в фундамент нового памятника.

– Он имеет в виду плитку с разноцветной надписью «Stebuklas», то есть, «чудо», – помогла ему Габия. – Какой-то художник [24] ее сделал и потихоньку, никого не спрашивая установил на площади. Давно, еще в конце девяностых. Сперва никто не знал. Некоторые случайно замечали, удивлялись и радовались: «О! Чудо!» Приводили друзей, показывали. А теперь народ верит, будто плитка исполняет желания, приходят, топчутся – и местные, и туристы… Настоящая легенда! Я, кстати, и сама ходила, когда еще в школе училась.

24

Художник Гитис Умбрасас в 1999 году установил в Вильнюсе три плитки с надписью «Чудо»: рядом с костелом св. Анны, у часовни св. Казимира и между Кафедральным собором и его колокольней. Уцелела только последняя. Она же стала местом стихийного паломничества горожан и туристов, которые верят, что их желания будут исполнены, если постоять на плитке (другая версия – покружиться на ней).

– И твои желания сбывались? – заинтересовался немец.

– Конечно сбывались, – рассмеялась она. – Как же иначе.

– А я никогда раньше там не стоял, – сказал Эрик. – Я в такое не верю. Но подумал, что для книжки это хорошо. Книжки должны быть такие – про волшебство и чудеса. А иначе зачем они нужны?

– У тебя очень разумный взгляд на задачи литературы, – улыбнулся Файх. – Так ты встал на эту чудесную плитку ради моей книги? Спасибо, это потрясающе! А ты загадал желание? И что было потом?

– Я не успел сказать желание, потому что меня толкнул какой-то мальчишка. Старше, чем я, но не взрослый. Наверное, десятиклассник. Крикнул: «Смотри, смотри!» – и убежал. Я сперва не понял, куда смотреть. Стоял, вертел головой. А потом увидел, что на вершине Кривой горы вместо трех белых крестов стоит Нойшванштайн. Тоже белый и прекрасный, как на картинках. И я туда побежал.

– На гору?

– Да. Захотел залезть наверх, к замку. Но гора не очень близко. Поэтому сначала я долго бежал до горы. И все время смотрел, проверял, есть ли замок. Он был. И я бежал дальше. И добежал. И стал подниматься. Но когда добрался до вершины, там были только кресты. Три белых креста, как всегда. И я пошел вниз.

– Очень огорчился? – спросил Даниэль.

– Не знаю. Не очень. Наверное, совсем не огорчился, но заплакал. Немножко. Но не потому что мне было плохо. Мне было хорошо. Я же видел Нойшванштайн! Пока бежал, много раз поднимал голову и видел замок Нойшванштайн, совсем близко. Он был такой прекрасный. Красивее, чем на фотографиях. В некоторых книгах написано, что люди плачут, если очень… слишком счастливы. Когда я это читал, думал, что неправда. Но, наверное, правда, потому что я сам плакал, когда спускался с Кривой горы. Я подобрал там белый камень и положил в карман. Я решил, это будет амулет. Я возьму его с собой, когда поеду в Германию. И принесу его в Нойшванштайн, положу незаметно где-нибудь там во дворе. Так мы с камнем договорились. Я ему обещал.

– Откуда что берется, – задумчиво сказал Фабиан Файх. – Вильнюсский школьник знает о принципах работы магии талисманов куда больше, чем лучшие из взрослых шарлатанов, которые обожают рассуждать о подобных материях. Ты молодец, Эрик. Очень грамотно поступил. И вообще все время вел себя идеально. И когда решил, что для книжки нужно чудо, и когда пришел на площадь, и когда, не раздумывая, побежал к подножью горы, и когда лез наверх, и когда не огорчился, но заплакал от счастья. Если бы вдруг я оказался рядом, мне нечего было бы тебе посоветовать. Только и оставалось бы – держаться рядом и делать как ты. Откуда что берется!

Эрик молча улыбался. Явно не мог подобрать нужные слова, а записанные в тетрадке уже закончились. С другой стороны, он и так много сегодня сказал. Неплохо для начинающего.

Совсем неплохо.

Договорились снова встретиться в пятницу. Эрик убежал первым, зато взрослые собирались неторопливо. Кажется, всем не особо хотелось расставаться, но и продолжить вечер, к примеру, в ближайшем кафе никто так и не предложил. Как будто это было не по правилам – встречаться еще где-то, кроме Файхова балкона. И разговаривать друг с другом не по-немецки. Хотя таких жестких условий он им совершенно точно не ставил. Но все равно казалось, что лучше не надо. Черт его знает, почему.

Грета Францевна осталась дремать в кресле, Файх не захотел будить гостью, сказал: «Пусть отдыхает, я ее потом провожу». Когда вышли во двор, не сговариваясь, задрали головы и убедились, что старухи на балконе больше нет. Только Фабиан Файх в своих ослепительных розовых шортах – стоит, машет рукой: «До скорого!»

Разошлись в разные стороны. Габия – на Лабдарю, мимо закрытой уже эзотерической лавки, Даниэль отправился на стоянку за машиной, а Анджей, пожав плечами, вышел на Вильняус, хотя, если по уму, это был наименее удобный из возможных вариантов. С другой стороны, кто сказал, что сейчас непременно следует идти прямо домой?

Проходя мимо «Кофеина», подумал: «На что угодно спорю, Марина пила свое «беличье» латте именно здесь. У них в меню до фига причудливых названий – «Медвежий лес», «Апельсиновый бриз», «Влюбленное капучино» – и это явно важная составляющая успешной маркетинговой стратегии».

Интереса ради зашел и спросил. Угадал, конечно. И в награду стал обладателем картонного стакана с некрепким кофе, слишком щедро сдобренным ореховым сиропом. Хорошо хоть воды дали. Будет чем запить невыносимую эту сладость, которая кажется прельстительной только детям. Да и то не всем.

Вышел на улицу, сел за единственный свободный стол. Рекламные открытки там, кстати, тоже лежали, целых четыре штуки. Не стопка, как было с Мариной, но все равно неплохое число.

Из черной, зазывающей в какой-то ночной клуб, машинально смастерил кораблик. Из голубой с репертуаром молодежного театра – самолет. Из зеленой, разъясняющей, как добраться к месту проведения музыкального фестиваля, сложил лягушку, очень долго с ней промучился, никак не мог вспомнить, что куда загибать, а ведь в детстве само получалось. Пока возился с лягушкой, ветер унес четвертую открытку, и это было к лучшему. Теперь мог думать, будто там была еще одна записка Марине. Или неизвестно кому. Или ему самому. Вот совершенно не удивился бы, самое время вступать в задушевную переписку с эльфами, инопланетянами, вымышленными друзьями чужого детства или еще чем-нибудь таким же неведомым. В последние дни все стало так нелепо и зыбко, как будто кто-то совсем незнакомый одолжил для примерки свою непонятную выморочную жизнь – попробуй, как тебе понравится, вдруг подойдет, я тогда подскажу, где их берут.