Карузо

В ответ 6 марта Ада написала: «Пусть вся твоя жизнь будет усыпана цветами! Это пожелание того, кто тебя любит больше всех в мире. Целую тебя» ^[130] .

В тот же день она отправила еще одну открытку, изображавшую «удачливого паука», с пожеланием, чтобы будущее Энрико было выткано, как эта паутина, золотыми нитями. И еще одна открытка подписана той же датой: «Мой любимый! Люби меня всегда, и я сделаю всё, чтобы наша жизнь не была такой трудной. Целую нежно, навеки твоя маленькая жена [ sposina], Ада» ^[131] . До наших дней дошло множество открыток с аналогичным содержанием.

130

Enrico Caruso-Jr. My Father and My Family. P. 69.

131

Enrico Caruso-Jr. My Father and My Family. P. 69.

Из Санкт-Петербурга труппа Угетти отправилась в Москву, где должна была выступать в Большом театре во время Великого поста. На время поста театры закрывались, однако театральная жизнь не замирала — иностранным (и неправославным) артистам выступать дозволялось. Гастроли итальянской труппы начались не очень успешно — великий Мазини был болен и на открытии сезона неудачно спел Ленского, что, естественно, было отмечено и публикой и критиками. Однако Карузо, который и без того мог привлечь внимание, так как находился в прекрасной форме, на фоне неуспеха коллеги произвел самое выгодное впечатление в «Аиде». Правда, после «Травиаты» в прессе прозвучала мысль, что верхние ноты он брал чересчур напряженно. Остальные спектакли прошли триумфально для всех членов труппы. Исключение составила оратория Перози, которая была встречена с очевидным недоумением. 19 марта 1900 года в Большом театре состоялся благотворительный концерт в пользу солдат, получивших увечья на службе. Выступление Карузо в нем оказалось последним его появлением перед русской публикой (но не в России — спустя некоторое время он еще спел в Польше, которая тогда входила в состав Российской империи).

Вернувшись в Италию, Карузо имел всего месяц, чтобы оправиться от утомительных выступлений и вдохнуть ароматы весенней Италии. Предстояла новая изматывающая поездка. С начала мая по август 1900 года он вновь должен был петь в Буэнос-Айресе.

Уже второй раз по возвращении из России Энрико чувствовал себя не слишком здоровым — все-таки никакой, даже столь теплый прием публики не защищал его горло от морозной зимы. В Латинскую Америку Карузо приехал простуженным, вследствие чего без особого успеха выступил в первом представлении «Мефистофеля». Прием был столь прохладным, что Карузо вернулся в гостиницу в крайне мрачном настроении. Он решил прервать гастроли и уехать в Италию, пусть даже заплатив неустойку. Впервые в жизни тенор отважился подвести труппу и импресарио — до этого он не допускал даже мысли, что может не выполнить обязательства по контракту. По счастью, два дня спустя Энрико обрел былую форму, спел блестяще, после чего изменил решение и остался в Буэнос-Айресе. С этого момента весь сезон складывался для него на редкость удачно. Особенно успешным были выступления в «Сельской чести». Правда, Энрико твердо решил беречь голос и категорически отказывался от традиционных бисирований, что на ряде спектаклей вызывало неудовольствие публики.

Во время короткой поездки в Монтевидео Карузо участвовал в службе в кафедральном соборе, которая была посвящена памяти убитого в конце июля короля Италии Умберто I. Террористический акт потряс Карузо. Хотя он всегда дистанцировался от политики, ментально ему был близок традиционный и устоявшийся уклад — любые перемены в сложившемся порядке пугали его. Он до конца дней сохранял почтительное отношение к царствующим особам и президентам, многие из которых признавали «короля теноров» как почти равноправного «монарха» и общались с ним соответствующим его статусу образом.

Вместе с Карузо в Буэнос-Айресе выступали Эмилио де Марки и Эудженио Джиральдони, представившие публике новую оперу Пуччини «Тоска». Карузо не удержался и с тяжелым сердцем посетил этот спектакль. Он представлял себя на месте тенора и про себя пропевал те или иные фрагменты партии. Сомнений не было — роль Каварадосси идеально подходила для его голоса. Несмотря на переживания, связанные с предпочтением Пуччини, Энрико не таил зла на коллегу и искренне поздравил его с успехом, а вскоре показал себя настоящим товарищем, заменив заболевшего Де Марки в «Манон». Впрочем, Карузо быстро придумал, как отомстить за невольную обиду: он просто решил стать лучшим исполнителем партии Каварадосси! И, вернувшись в Италию, он 23 октября 1900 года в театре «Сочиале» городка Тревизо впервые выступил в «Тоске». Ада пела заглавную партию. Премьера прошла с огромным успехом. Критики отмечали: «Тенор Карузо пел несравненно. Синьора Ада Джакетти была удостоена оваций; она была потрясающе красива, создала на редкость убедительный образ и была восхитительной Тоской» ^[132] .

132

Enrico Caruso-Jr. My Father and My Family. P. 70.

Несмотря на то, что мировую премьеру «Тоски» композитор посчитал едва ли не провалом, опера стремительно завоевывала популярность во всем мире. Главная женская роль быстро стала одной из самых любимых в репертуаре певиц-сопрано, и не только благодаря изумительной музыке. Примадонна играет примадонну — что нужно еще, чтобы заслужить двойной триумф?.. Не удивительно, что обзоры спектаклей в Тревизо больше внимания уделяли исполнительнице заглавной партии. Все статьи были преисполнены самых лестных слов. Рецензенты называли роль Тоски вершиной оперного репертуара Ады Джакетти — еще одно подтверждение, что слова «второразрядная певица» вряд ли применимы к спутнице Карузо…

Семнадцатого ноября 1900 года Ада и Энрико вновь пели вместе в этой опере — на этот раз в Болонье. Здесь их партнером был первый исполнитель роли Скарпиа, любимец Пуччини, Эудженио Джиральдони. Дирижировал Леопольдо Муньоне (можно представить его чувства, когда он видел Аду с Энрико на сцене!). И здесь прием спектакля у зрителей и критиков был восторженным. Композитор, которому сообщили о сенсационном выступлении Карузо в роли Каварадосси в Тревизо, приехал из Лукки в Болонью, чтобы лично оценить работу тенора. Карузо был счастлив слышать восторженные слова от Пуччини, сказавшего, что «никто прежде не пел эту партию лучше его» ^[133] . Правда, с учетом небольшого сценического «стажа» «Тоски», эту похвалу можно понять и так, что «Карузо пел партию лучше, чем Эмилио де Марки». Заявление, сделанное Пуччини для прессы после спектакля, косвенным образом подтвердило, что изначально партия Каварадосси должна была достаться именно Карузо, и это тенора окончательно успокоило. Понравилось композитору и исполнение заглавной роли. После спектакля он преподнес Аде Джакетти огромный букет цветов. Однако в целом Пуччини остался недоволен спектаклем, посчитав его недостаточно подготовленным. В письме Джулио Рикорди он признавался: «Карузо был божествен! И, как всегда, он пел лучше Джиральдони. Но постановка спектакля никудышная, ансамбля нет, может быть, из-за недостаточного числа репетиций…» ^[134]

133

Key P. Enrico Caruso, Singer and Man // Daily Telegraph, 17 August 1920.

134

Цит. по: Торторелли В. Энрико Карузо. М., 1965. С. 74.

Тем не менее успех «Тоски» в Болонье был несомненным.

Читая восторженные отзывы на спектакли «Тоски» в Болонье, ни Энрико, ни Ада никак не могли предположить, что для Ады эта роль, в которой она достигла, по словам одного из критиков, «зенита», станет последней в ее недолгой оперной карьере, а спектакли в Болонье — последним крупным ангажементом. За шесть лет Ада Джакетти создала себе имя, завоевала сердца критиков, но, в конце концов, оставила сцену ради любимого человека — ради Карузо. «Он никогда больше не позволял мне петь в театре. И я оставила оперную сцену, чтобы идти за ним — по пути его славы…» ^[135]

135

A Noite. Rio de Janeiro. 4 March 1938.

Много лет спустя Ада Джакетти объясняла, что ушла со сцены из-за настойчивых требований Карузо и его сумасшедшей ревности. Вместо театральных триумфов ей пришлось довольствоваться традиционной ролью домохозяйки — с той только разницей, что, несмотря на совместную жизнь с Энрико, она не могла именовать себя его женой. Возможно, запрещая своей спутнице выстраивать карьеру, Энрико не хотел превращать отношения с ней в своеобразное соперничество двух артистов. Хотя, как считает сын тенора, Ада, несмотря на громкий успех, вряд ли смогла бы достичь положения среди сопрано, аналогичного месту Карузо среди теноров. Однако к моменту, когда она уходила со сцены, Джакетти была в прекрасной вокальной форме и, зная ее работоспособность, трудно сомневаться в том, что она вошла бы в число выдающихся певиц своего времени. Но, как бы то ни было, на тот момент Ада Джакетти со сценой простилась.

В Болонье Энрико довольно сильно нервничал, так как здесь ему пришлось петь в очередь с любимцами театра «Комунале», ветеранами «Сан-Карло» и «Ла Скала» — Алессандро Бончи и Джузеппе Боргатти. Первый пел почти исключительно лирические партии, второй — драматические. Карузо же заявил о себе как о теноре-спинто, то есть певце, возможности которого распространяются на обе категории. Энрико нервничал, по несколько раз в день обрабатывал горло, всеми силами старался быть в наилучшей форме, и его усилия не пропали даром. Он успешно выдержал конкуренцию со знаменитыми коллегами, а это привело к тому, что зимой 1900 года состоялось долгожданное событие — дебют Карузо в святая святых оперного пения — в знаменитом миланском театре «Ла Скала», этом…

— …Ужасном «Ла Скала», которым пугают всех певцов, — рассказывал он. — Контракт с театром был заключен на четыре месяца с гонораром в 50 тысяч лир за сезон. Это было трудное время, потому что, несмотря на все мои успехи, у некоторых еще были сомнения относительно моих возможностей… Я достаточно быстро понял, что и в театре, и за его пределами многие настроены против меня. Кто-то заметил, что я «недостаточно хорош». Кто-то не был «уверен» в моих способностях. Кто-то еще добавил, что 50 тысяч лир были «огромной суммой» для меня. Вот в такой атмосфере я и начал выступать в театре. Это был самый трудный период во всей моей карьере… ^[136]

136

Key P. Enrico Caruso, Singer and Man // Daily Telegraph, 17 August 1920.