Кащеево царство
Шрифт:
– Я был в разных странах… Могу быть полезным, – промямлил он.
Князёк в сомнении почесал щёку. Волхв перегнулся к нему, что-то зашептал на ухо. Князёк внимательно выслушал его и кивнул.
– Я хочу знать, сколько у вас людей и оленей, – отчеканил он.
– Ратников сотни три, а скотины – не знаю, должно, с пять десятков наберётся…
– Что с Олоко и Юзором?
– Я не знаю, кто это.
– Хонтуи, чьи тамги вы перекинули нам через стены.
– Убили их вроде. Буслай, что ушкуйников водит, вместе с проводником нашим из зырян в лес ходил с сотней бойцов. Он князей ваших и положил.
– Что
– Встретили одного по пути, имя ему – Арнас. Ловкий оказался как дьявол. Все ваши тропы знал и ведовство умел разгадывать. От него-то первый город и погорел…
– Город Апти?
– Не знаю… Должно быть.
– И как он сгорел?
– Говорят, кудесники ваши зачаровать нас хотели, мороком опутать… Да зырянин обман раскрыл. Сейчас-то вижу – врал он, крови югорской алкал, оттого и нас в грех ввёл.
– Этот зырянин – шаман?
– Пёс его знает. Моислав, попович наш, верил, что шаман. А как на самом деле – один Бог ведает.
– Что за Моислав?
– Сын гречина-изографа. Он в вашей земле мудрости искал, всё к идолам ходил, пока его поп, отец Иванко, разума не лишил, бесов изгоняя. Теперича совсем глупенький.
Кудесник подался немного вперёд и, пытливо глядя на перебежчика, спросил:
– Что тебя заставило пойти к нам?
– Завистники мои, – твёрдо ответил Савелий. – Неприятели отца. Не могут они простить удачи нашей в делах торговых.
– И ты, стало быть, хочешь расквитаться с ними?
– Да.
Князёк понимающе кивнул.
– Есть ли в русском стане твои люди?
– Смерды-то? Как не быть.
– Не смерды. Те, кто думает так же, как ты.
– Таковых больше нет. Один я.
Князь помолчал. Кудесник же спросил проницательно:
– Неужто ради мести ты готов бросить дом и семью?
Савелий смущённо помял в руке шапку. Такая мысль не приходила ему в голову. Предавая своих, он не думал, что перечёркивает этим всю свою жизнь.
– Отчего ж? Домой ещё вернусь. Но прежде расквитаюсь с врагами рода моего.
Унху опять переглянулся с шаманом, крякнул от удовольствия.
– Значит, ты пришёл не служить, а тешить своё самолюбие. Но разве я похож на человека, который угождает чьему-то самолюбию?
Савелий понурился, не зная, что ответить. Кудесник перекинулся с князьком несколькими словами. Тот покивал, не сводя взгляда с купца.
– Запомни, русич, – сказал он, – всё, что творится на белом свете, происходит по воле богов. Не месть свою ты пришёл утолить, а исполнить их решение. Ты понимаешь меня?
– Да, господин, – прохрипел Савелий.
– А теперь расскажи мне, кто предводительствует вашим войском, сколько у вас припасов и всё прочее, что может быть мне любопытно.
Площадь заполнилась людьми. Югорцы, понукаемые своими боярами, понавезли из кладовок мягкой рухляди и рыбьего зуба, приволокли в мешках серебряные подносы и маммутову кость. Новгородские писцы шли от нарт к нартам, всё записывали, подсчитывали, ругались с боярской челядью, норовившей спрятать под тулуп одну-две шкурки. Полусотня русских воинов оцепила середину площади и, отгоняя настырных мальчишек, жадно поглядывала на югорских баб, стоявших с данью на краю площади. Ядрей гарцевал на олене перед княжескими воротами и, гордясь
собой, залихватски поигрывал плёткой. Не всякому русичу удаётся так ловко сидеть на сохатом. Яков Прокшинич, к примеру, так и не сподобился, даром, что Заволочье исходил вдоль и поперёк. Завид Негочевич тоже. Буслай и Сбышек ездят временами, но без охотки. А вот Ядрей освоил науку, сидит как влитой, не хуже югорца. Красуется перед нехристями.Ворота вдруг открылись, и к воеводе выбежал какой-то югорский раб. Безостановочно лопоча, он потянул его за рукав во двор княжьего сруба.
– Чего тебе, голь перекатная? – брезгливо спросил воевода, одёргивая руку.
Югорец продолжал трещать, вновь пытаясь ухватить Ядрея за рукав. Открывшие ворота ратники низко кланялись русскому предводителю.
– Ну ладно, уломал, – покровительственно буркнул воевода, отпихивая смерда носком сапога.
Он спрыгнул на снег, взял оленя под уздцы и ступил во двор. Вои и слуги раболепно склонились перед ним, смерд-провожатый предупредительно открыл дверь в терем. Ядрей, недоумевая, ступил внутрь.
Едва он исчез в избе, как из-за угла ближнего хлева вынырнул Савелий. За спиной его болтался мешок с чем-то тяжёлым и высоким. Придерживая свою ношу ладонью, чтобы не била по пояснице, купец уселся на нарты и положил мешок перед собой, а югорский возница хлестанул оленей.
Но уже на площади, едва выехав со двора, им пришлось задержаться. Савелий привстал немного, высмотрел в толпе священника.
– Эгей, святой отец! – крикнул он. – Тебя воевода к себе зовёт.
– А сам он где? – спросил батюшка.
– У князька югорского сидит.
– Брагу хлещет? – подозрительно сказал священник.
– Это уж ты его спроси.
– А что за мешок у тебя, Савелий? Небось, пограбил где-то?
– А ты мне не апостол Пётр, чтобы в рай пускать, – нахально ответил купец. Он ткнул в спину возницу, и тот помчал нарты прочь с площади. А отец Иванко покачал головой и пешком направился к княжьей избе.
Буслай со всё большим недовольством следил за происходящим вокруг югорской столицы. Меж ней и русским станом носились бирючи, в городок заходили отряды, а ушкуйники по-прежнему мёрзли в лесу, всеми забытые.
– Слышь, сотник, как бы не надули нас с данью-то, – усмехнулся Нечай.
Борода его застыла и хрустела при каждом прикосновении к одежде. Нос посинел от холода.
– Небось не обманут, – ответил вожак.
Он сидел на конской попоне, заботливо подложенной воинами, и поигрывал ножом. Снег перед ним был сплошь истыкан мелкими дырочками, словно вспученная пена морская.
– А ежели обманут? – напирал Нечай. – Бояре-то своих челядинов в город пустили, а мы в лесочке кукуем.
– Обождём ещё. Нам спешить некуда.
– Как же, некуда! Мороз-то крепчает. Разве ж у тебя кости не стынут?
– Раскудахтался ты, Сатана, хуже бабы.
– А ты, я вижу, размяк, сноровку потерял. Раньше-то с боярами по другому говаривал.
– Назойливый ты, Нечай, будто муха, – поморщился сотник.
– А ты точно студень – сидишь и в ус не дуешь.
Буслай вытянул шею и посмотрел куда-то за спину Нечая.
– Кто это там в стан едет?
Ушкуйник обернулся.
– Темно, не видно. Эй, парни кто поглазастее! Гляньте!