Кашмирский шиваизм. Наслаждение и Освобождение

Нет света, равного солнечному,

Нет паломничества, равного паломничеству к Ганге,

Нет лучше родственника, чем брат,

И удобства лучше, чем жена.

Сиддха Шрикантха:

Нет света, равного свету наших глаз,

Нет паломничества,

равного паломничеству на коленях,

Нет родственника лучше, чем собственный карман,

И удобства лучше, чем теплое одеяло.

Лал Дэд:

Нет света, равного знанию Высшей истины,

Нет паломничества, равного любви к Высшему,

Нет родственника лучше самого Господа,

И удобства лучше, чем страх перед Богом.

Достигнув в садхане «обители нектара», Лалла оставила отшельническую жизнь и стала бродячей проповедницей, ведя аскетическую жизнь и бродя обнаженной, наставлениями-афоризмами на кашмири и самой своей жизнью обращаясь к соотечественникам. Необходимость в подобной проповеди любви, равенства, простоты жизни и внутреннего духовного усилия была особенно острой в то время, в противовес фанатично-слепому фундаментализму ислама, обрушившегося на Кашмир. Будучи явной последовательницей Кашмирского Шиваизма и в философском видении, и в практике, Лаллешвари, тем не менее, не настаивает, что лишь один путь ведет к освобождению.

Трансцендентальное Я может называться

Шивой, Вишну, Буддой или Брахмой.

Меня интересует

только лишь их эффективность

В отсечении мирских привязанностей,

Что может быть достигнуто любым из них.

Сама Лаллешвари общалась и со знаменитыми суфийскими мудрецами того времени. Существует забавная, хотя и неподтвержденная история о ее встрече с суфием Шахом Хамданом. Когда Лаллешвари спрашивали, как же ей не стыдно, как женщине, ходить обнаженной, она отвечала, что «не видит мужчин вокруг», но встретив Хамдана, с криком «я видела мужчину» она спряталась, и вскоре появилась перед ним одетой.

Ее встречали кто насмешками, кто поклонами. Однажды она взяла в лавке два равных куска ткани, накинула их себе на плечи и всякий раз, как встречные люди реагировали на нее, Лалла завязывала узелки: слева — насмешки, справа — хвала. К вечеру она вернула оба куска материи лавочнику и попросила его взвесить их. Вес, конечно, был равным. Она сказала: «Приветствуют меня, или же насмехаются надо мной, я по-прежнему Лалла. Если сам Шива ниспослал мне свою благодать, какое имеет значение, что мне говорят люди»:

Если мир осуждает меня,

В сердце моем не должно быть враждебности.

Если я действительно служу Богу,

Разве может пепел запятнать зерцало?

Не признавая никаких внешних ритуалистиче- ских форм поклонения, кухонного пуританизма, никаких социальных и религиозных различий, ничего, кроме внутреннего йогического усилия, вакх Лаллы стали своеобразным синтезом недвойственности Кашмирского Шиваизма и суфийского мистицизма. Превзойдя все ограничения-привязанности низших миров, и обитая в сфере чистого Сознания-Атмана, она стала равно любимой среди мусульманского и индуистского населения Кашмира. Последовавший за нею великий Кабир позднее снискал такую же любовь и мусульман, и индусов, и тело его, после смерти превратившееся в лепестки роз, те и другие разделили поровну. По легенде, от тела Лаллы после смерти тоже остались цветы. Суфийский Шейх Нуруддин Нурани, высоко почитавший Лаллу, говорит:

Этой Лалле из Пампора посчастливилось

глотнуть божественного нектара;

Поэтому она завоевала наше поклонение, как

воплощение бессмертной Божественности.

Всеблагой Господь, даруй мне такую же милость.

Существует мнение, что именно Лаллешвари и Нурани (Нунд Риши) основали знаменитый «Орден Риши», к которому примкнули и мусульманские, и индуистские мистики. По словам Абу-л Фазла [88] , «Самые почитаемые люди этой страны (Кашмира) — это Риши, подлинные почитатели Бога. Они не бранят другие секты, сажают фруктовые деревья вдоль дорог, воздерживаются от употребления мяса и отношений с противоположным полом. Этих Риши в Кашмире две тысячи».

88

Абу-л Фазл ибн Мубарак (1551–1602) — визирь императора Акбара, автор его жизнеописания «Акбар-намэ» и переводчик Библии на персидский язык. В значительной степени повлиял на либеральные взгляды Акбара в отношении религии.

Вакх Лаллы — это не только блестящие мудрые афоризмы о жизни, смерти и свободе, они также стали живым доступным изложением основ Кашмирского Шиваизма с передачей тончайших стадий йогической садханы.

Тончайшей сетью Шива распростерт повсюду,

Он пронизывает смертные спирали.

Если вы не видите Его, пока живы,

Как же увидите после смерти?

Поразмыслив над этим, отделите Я от не-Я.

* * *

Что ты попусту бьешь себя в грудь?

Если ум твой непреклонен,

Ищи Его внутри,

Шива восседает Там, и искать Его снаружи бесполезно.

Верь моему слову, выпеченному само-осознанием.

Лалла сравнивает присутствие Шивы внутри нас с солью, растворенной в воде. Соль становится заметна только тогда, когда вода испаряется. Так же, когда угасает непрерывное желание объектов органов чувств и прекращается болтовня ума, начинает проступать наша подлинная природа.

Лаллешвари увидела, точнее, на опыте пережила весь феноменальный мир и собственное я, как излучаемые и наполненные божественной субстанцией. Подобно Сахиб Каулу, внезапно реализовавшему свою природу Шивы (см. статью о нем в настоящем сборнике), Лалла утверждает:

Я увидела и обнаружила Себя во всем,

Я увидела лучезарность Бога во всем.

Услышав и сделав паузу, узрите Шиву,

Аом — это только Он; Кто есть Я, Лалла.

Свои вакх Лаллешвари называла «драгоценным вином» [89] . Оно чудом сохранилось до наших дней, и вкус его не только не потерян, но стал еще изысканней. Оценить же его по достоинству сможет лишь «тоскующий на чужбине по истинной благодати», но таких ценителей было немного и во времена Абхинавагупты:

Только черная пчела

так любит аромат цветка кетаки.

[Также] только те редкие люди, которых

изнутри ведет благодать Господа,

проявляют интерес к абсолютно

недвойственному поклонению Бхайраве,

совершенно единому, включающему в себя все.

(Тантралока, IV.276).

89

Читала ли Марина Цветаева стихи средневековой кашмирской йогини-поэтессы? Сравните: «…моим стихам, как драгоценным винам, наступит свой черед».

Лаллешвари вторит великому мастеру Кашмирского Шиваизма: ⁷⁴

Я устала от непрерывного поиска себя

Думая, что никто не может

отведать этого тайного знания,

Я, в конце концов, погрузилась в него

И была допущена к Божественному бару,

Где бокалы полны до краев,

Но никто не осмеливается пить из них.