Ката - дочь конунга

— Будь благословен, боярин, — закивал лохматой головой продавец дудочки, — вот увидишь, ты еще будешь гордиться своим сыном!

Пропустив эти слова мимо ушей, Ратибор вышел из толпы и вспрыгнул в седло.

— Пойдем, — Маша ласково провела по макушке Богдана и легонько подтолкнула его к дороге. Мальчик взглянул на нее благодарными глазами и на секунду прильнул к бедру.

А вечером, когда уже все собирались спать, в тереме произошел переполох. Захлопали двери. Забегали служанки, торопясь на зов боярыни. Маша снимала с волос тяжелые украшения, когда в горницу, хлопнув дверью, внеслась, как ураган, рыжая Пламена.

— Боярин приехал! — задыхаясь проговорила она.

Сердце выдало нервный перестук и Маша непроизвольно глотнула.

— Боярыня рада, с утра ведь ждали! Слава богу, вернулся наш боярин Светозар Вышатич!

43

Едва солнце поднялось над небосводом, в ворота боярина Светозара постучал гонец. С княжеского двора по просьбе боярыни ладожской Катерины, супруги Эйлива Рагнвальдссона и названой сестры князя, прислали крытый, обтянутый красной тканью, возок. Слуги, сопровождавшие карету, внесли в дом боярина большой кованый сундук, наполненный дарами хозяйке дома. Старший, которому было доверено говорить, долго вещал о благодарности князя и самой боярыни Катерины Владимировны за заботу об ее госте.

Маша, принаряженная Пламеной, смущенно поводила глазами. Она больше всего волновалась из-за встречи со Светозаром, но его опять не было, отчего она испытывала смутное разочарование. Боярыня Анна, вышедшая к посланцам, приняла подарки, благодарила за честь и внимание. Она улыбнулась Маше, и велела ждать посланникам снаружи. Мужчины, выполнившие миссию, вышли.

— Поезжай, — боярыня провела ладонью по Машиным волосам, заплетенным и украшенным доброй Пламеной, — поди соскучилась?

Маша неуверенно кивнула. Конечно она соскучилась, но Анна наверняка имела ввиду более долгий срок, чем пара месяцев.

Ее проводили в возок, усадили с почетом. Когда слуга закрыл дверцу, Маша прикрыла глаза и откинула голову назад. Что-то не сходятся ее дороги со Светозаром. Хотя, может это и к лучшему. Все равно она не знала, что скажет ему при встрече. Да и он, насколько она помнила, не слишком был рад ее видеть.

Карета ехала медленно, впереди и позади бежали по два человека. Очевидно, это был какой-то церемониал. Маша чуть отодвинула шторку, посматривая на улицу. Вскоре она начала узнавать строения, а, спустя еще некоторое время, возок въехал на широкий княжеский двор. Спрыгнувший с запятников слуга, открыл дверцу, и Маша, прищурившись, выбралась из средневекового транспорта.

— Маша!

Она узнала бы этот голос из тысячи. Резко обернувшись туда, откуда шел звук, Маша увидела Кату. Та бежала навстречу, путаясь в длинной соболиной шубе. У резного крыльца, растерянно переглядываясь, стояли четверо детей разного возраста.

Они обнялись. За двадцать лет Ката из тоненькой девочки-подростка превратилась в красивую тридцатипятилетнюю женщину. Она располнела, что было для этого времени признаком здоровья и достатка, но в улыбке, в искрящихся глазах была все та же девчонка, которая, сбежав от докучливых нянек, болталась у озера и повстречала гостью из будущего.

— Но как?! — первое, что спросила шепотом Ката, после того, как перестала стискивать Машу, — я не понимаю!

— Я все расскажу, — пообещала Маша, — только не здесь, на нас и так уже смотрят.

Действительно, на дворе уже начали собираться люди, любопытно поглядывающие на красивую жену ладожского посадника и незнакомую девушку. Ката кивнула, подхватила Машу под руку и потянула туда, где остались дети.

— Это Добронега, — указала она на девушку лет пятнадцати, — Это Красимира, это Лада.

Красимире, как показалось Маше, было лет двенадцать-тринадцать, Ладе — девять-десять. За руку Добронеги держался мальчик лет трех, одетый как взрослый, в шапочке на светлых кудрях, теплом, подбитом мехом, кафтанчике, портах и сапожках.

— А это — Магнус, — с нежностью в голосе произнесла Ката, — мой сынок.

Маша смотрела на детей. Это было нереально, но вот они, доказательства временного скачка.

— Все такие красивые! — Маша улыбнулась девочкам, младшие ответили улыбкой, а старшая даже чуть нахмурилась, похоже, она не понимала, что связывает их мать с Машей.

— Наша старшая — Тора, уже замужем, — сообщила Ката, к весне, даст бог, родит первенца. Да и Добронега просватана, через год замуж выйдет.

Добронега опустила лицо, Маша увидела, что девушка залилась румянцем.

— Да что мы стоим?! — воскликнула Ката, — идемте в горницы, уже и столы накрыты!

День этот оказался очень суматошным. Сначала Машу долго кормили, потом она была представлена мужу Каты, высокому бородатому мужчине. Он казался гораздо старше своей жены, даже старым, но Маша заметила, как горят его глаза, когда он смотрит на Кату. похоже, что подруга сделала правильный выбор и очень счастлива в браке.

Когда наступил вечер, и последний прием пищи, больше похожий на пир, закончился, слуги начали убирать со столов, а няньки увели детей спать, Ката потянула Машу за собой.

Они вошли в горницу, которую Маша тут же узнала.

— Помнишь? — спросила она у Маши, и та кивнула.

— Здесь теперь твоя светлица, — сказала Ката, — я попросила, а княгинюшка распорядилась.

Они сели на широкую постель. Маше на секунду показалось, будто она и не уходила.

— Почему ты здесь? — спросила Ката, — и почему совсем не изменилась?!

Маша вздохнула и начала рассказывать, а Ката верила всему, как и в первый раз, только ахала, удивляясь услышанному. Она стискивала руки и прижимала их к груди, пугаясь рассказов Маши о том, как та пыталась проникнуть в город и попалась на глаза торговцам медом.

— И что ты теперь будешь делать? — спросила она у Маши.

Та пожала плечами.

— Я не знаю. Наверное, надо идти обратно.

Ката пригорюнилась. Маша смотрела на взрослую Кату, ей на минуту показалось, что та похожа на ее, Машину, маму, такая же милая и добрая, способная к состраданию.

— Как хорошо, что вы приехали, — попыталась она успокоить подругу, — я так рада тебя видеть!

— Я тоже рада, — Ката смахнула слезинку и улыбнулась. — Светозар… — вдруг вспомнила она, — ты видела его? Разговаривала с ним?

Маша помотала головой.

— Один раз видела, а потом он уехал. По-моему, он не очень рад мне.

Ката вздохнула.

— Он так горевал, что никому не пожелаешь, — сказала она, — мне иногда казалось, что ему жизнь не мила. Хотя, что уж об этом говорить, столько воды утекло. Но в его глазах все еще вспыхивает пламя, когда он произносит твое имя, это я видела сама.