Катешизис

Время от времени я приоткрывал глаза и бросал взгляд на лица попутчиков, наверное, рефлекторно стараясь, всё держать под контролем. И тут мне кольнуло в темечко. Где-то это лицо я видел да не просто видел, с этим лицом мы были знакомы очень близко и очень давно! Образ надрывно вырывался из памяти, обретая конкретные черты.

Наташа. Я вернулся в свои восемнадцать лет и alma mater. Мы же тогда жить друг без друга не могли! И в университетской общаге, правдами и неправдами добились одной на двоих комнаты, хотя и не были официально бракосочетаны. Прожили недолго, но бурно. И сейчас, через четырнадцать лет, увидеть её снова…

Блядский Каин! Или я нахрен сошёл с ума окончательно!…

Пока я матерился стечению обстоятельств, он вышла на ближайшей станции. Барахтающийся внутри меня щенок, заскулил и с силой забил лапами по воде.

— Ну чего тебе, отродье, - обратился я к нему, - ты действительно хотел, чтобы я остановил её?

— Конечно, разве ты не понимаешь?!

— Понимаю, - ответил я ему.

— Ничего ты не понимаешь! Для того чтобы ехать нужно хотя бы повернуть ключ зажигания. А ты считаешь, что достаточно подумать, и всё само собой сдвинется с места.

— Боже мой, какая метафора, какой полёт мысли? – язвил я в ответ.

— Заметь - твой, - огрызнулся он и замолчал надолго.

Я злился, понимая, что злюсь на себя. «Может, ещё встретимся», пронеслось утешением в моей голове. Хотя зачем?

Весь день я думал о Наташе. Вспоминал студенческое время.

Общага, в которую нас тогда поселили, вмещала реки вина, пропахла насквозь каннабисом, и пропиталась густым сексом. Она стонала, подражая мужским и женским голосам. Разрывалась в тысячах оргазмах за ночь. Изливалась потоками Love & Pease.

Студенческие вечеринки, как везде и всегда, сопровождались бурным весельем. Хорошо выпив, мы с товарищем поднялись на этаж выше. В холле была тьма народу, гам голосов. Под потолком густой пеленой сизый табачный и не совсем табачный дым. Мы, подгоняемые тестостероном и предвкушая весёленькую оргию, подсели к трём грациям и затребовали знакомства. Причём приблизительно так, как это делал известный поручик в известных анекдотах. Порочная тактика не вызывала у целомудренных девушек энтузиазма. Они продолжали курить коноплю, похихикивать и щебетать о своём, словно нас рядом и не было.

Тогда я обратился к ней: голубоглазой, светло-русой с красивым, отрешённым лицом, не присутствующей в разговоре с подругами, а просто молча покуривающей свой косячок. Что сказал – не помню, но точно знаю - что-то очень теплое, совершенно отличное прежней моей болтовне.

— Тэни Мугиро, - услышал я в ответ. Подумал - был ужасно нетрезв - что она произнесла имя какого–то японского писателя. Потом, я узнал, что это была, всего лишь, неправильно услышанная мной фраза: «Ты не мой герой».

— М-м, - со знанием дела промычал я тогда, вам нравится японская проза? Тэни Мугиро?

Она посмотрела на меня как на идиота, встала и, не прощаясь с подругами, пошла к себе в комнату. На месте не сиделось. Её феромоны, витающие в воздухе и густо откладывающиеся на подкорковых структурах моего головного мозга, не давали покоя. Краем уха я слушал, как мой товарищ убалтывал оставшихся девиц на весёлый вечер. Они отказались, сославшись на то, что идут в театр. Ведь соврали, они пошли в ближайший клуб, наглотались экстази и протрясли молочными железами всю ночь. Светло-русая, любившая японскую прозу, с ними не пошла, это я выяснил, ещё не докурив третьей сигареты.

Никому ничего, не сказав, я спустился вниз, в свою комнату. Товарища Лёшку оставил искать приключений самостоятельно. Достал из чемодана припрятанные деньги и пулей рванул в ближайший магазин за шампанским. За пошлым, потерявшим в последние десятилетия своё благородство, шипучим вином. Я купил бутылку и тайком, чтобы никто не разрушил моих планов, подошёл к комнате на женском этаже, куда, как мне показалось, ушла накуренная незнакомка со строгим лицом.

Сердце бешено колотилось, хмель кружил голову, не пьянил, а скорее напрягал каждую клеточку. Я постучал в дверь. Открыла она. Открыла и тут же попыталась захлопнуть дверь. Придержав дверь рукой, я, с взглядом полным покорности, предъявил бутылку шампанского.

— Я пью «Мартини», - услышал я в ответ и почувствовал, что сдерживать дверь становится труднее.

— Девушка, девушка, - взмолился я, - ну хотите, я принесу «Мартини» (сам в уме подсчитал, что денег на пару тройку бутылок должно было хватить). – Впустите. Где же ваше человеколюбие?
– подмигивал я.

— Я не хочу с вами, - потом, подумав, - с тобой разговаривать! Отпусти двери! Ты пьян!

— Хорошо, - ответил я, - Хорошо, если ты считаешь, что лучше быть обдолбанным то, отпущу, но только вот нос…

— Что нос?

Я сунул нос между косяком и дверью со стороны петель.

— Если ты закроешь, я останусь без носа.

— Хорошо, - ответила она.

Мне пришлось сдержать обещание, я убрал руки от двери, а нос оставил на раздробление. Молясь богу Джа, я в какой-то момент понял, что он мне не поможет. Глубоко вдохнув животом, я попрощался с частью лица.

Дверь резко открылась, уже было достигнув точки невозврещения. Она хохотала, держась за живот. За обнажённый живот, который так хотелось расцеловать. Залезть языком в аккуратный пупок, спуститься ниже, отодвинув подбородком трусики и забраться в святая святых, пахнущую желанием.

— Ну, с такими ненормальными мне не приходилось иметь дел. Проходи.

Мы сели за стол. Выстрелило шампанское и, пенясь, заполнило стеклянные стаканы.

— Ты хотела сказать - придурком?

— Ну, типа того.

— За нашу любовь, - поднял я стакан, - за наш бурный секс, за совместную долгую жизнь и за наших детей, которых ты мне нарожаешь целых… - я подумал, - одного!

В ту же ночь мы спали в комнате этажом ниже, в которой жили я и мой товарищ. Его в это время не было, он где-то бродил в поисках любви. Конечно, вернулся, когда мы вспотевшие трахали друг друга с такой остервенелостью, будто копили в себе желание всю прошедшую жизнь. И, разумеется, мой товарищ Алексей, как последний поц, разорвал, истоптал, изувечил такой важный момент грохотом кулаков в дверь. Естественно в три часа ночи, да ещё в таком интересном положении, ему никто не открыл. Он матерно выругался на то, что я унёс ключ и потопал этажом выше. Поднявшись через два лестничных пролёта, как мне потом рассказывали, он разразился криком: «Эдик, сучий потрох, отдай ключи, гад! Я спать хочу», последнюю фразу он произносил так жалобно, что некоторые уже решили приютить, было, у себя измученного товарища, но потом по известным только им причинам, одумались.

Когда он вернулся, страсти стихли. Не погасли, а стихли. Мы открыли дверь, продолжали курить, допивать третью бутылку шампанского, сидя за столом укутавшись в простыни.

Он вошёл обиженный:

— А, вот вы где, в смысле, что…

Боясь развивать в нём обиду и дальше, я перебил его:

— Знакомьтесь, - я протянул к ним обоим открытые ладони, - это Алексей, это Наташа.

Девушка сидела, укутавшись в простыню, и улыбалась. Алексей всем видом старался показать, что ему приятно конечно, но в глубине души, где-то чуть пониже пупка, саднит.