Катешизис
Шрифт:
— Ты лжёшь!
— Лгу, но так будет понятнее. Представь - простое стечение обстоятельств. Моё имя Каин. Я убил своего брата. Своего брата в себе. Теперь я живу вечно, смотрю на поступки окружающих меня людей, осуждающих меня и творящих такое, что ни уму ни сердцу не понятно. Вот сейчас, тобой заинтересовался. Мы поступаем жестоко не потому, что других не любим, а потому, что себя ненавидим, дорогой мой Эдуард.
БА-БА-Х-х-х!!!!
Я лежу в своей кровати. Рядом жена. Спит. Или делает вид, что спит. Мы под разными одеялами. Давно ли мы под разными одеялами? Нет. Точно. Раньше мы спали под
Да было ли это?!
Ну и Бог с ней, с женой. Бог с ним с Каином, убившим в себе Авеля. Если я и схожу с ума, то постепенно. У меня ещё есть время пожить. Сейчас я думал о Наташе.
Чёртов щенок, заскулил у меня в голове.
— Ну, и как ты?
— Что как? – зашипел я.
— Разогнал ты себя до бессонной ночи. Ведь ворочаться сейчас будешь с боку на бок. Жене мешать. Мозги выжимать до рассвета будешь.
— А вот и не угадал, сукин сын.
На самом деле, ещё как угадал. Я каждые две минуты переворачивал подушку на «холодную сторону», кряхтел, откашливался и не мог закрыть глаза.
Наконец, Ленка взорвалась:
— Сколько можно?! – Прорычала она не, открывая глаз, но оторвав голову от постели.
Будет мне покой в этом доме?!
Я ушёл спать в другую комнату. Уснул лишь под шелест шин первых утренних автомобилей. Встал разбитым, истерзанным, замученным, с дыркой в голове. Вспомнил, что сегодня только вторник, и захотел умереть, чтобы отоспаться от души.
По утрам кофе не пью, кофе убивает сердце. Только зелёный чай. Чтобы заваривался в чайнике, настаиваясь полчаса. И никаких пакетов! Водой не разбавляю.
Опять рефлекторный маршрут. Теперь я ехал в вагоне и вглядывался в лица входящих.
Кажется, всё произошедшее со мной – дурной сон. Вагонов много, конечно, но часто бывает так, что человек, приноравливаясь к суете переходов, выбирает себе ту часть состава, от которой путь будет короче, путь в новые рукава подземелья. Путь в сегодня. Путь в долгое, нескончаемое сегодня.
Я полагался только на рефлексы. Хотя с другой стороны, прошло уже много лет… Может, это вовсе не она? Конечно, это не она, просто показалось. Просто понедельник, как всегда труден, и моя память решила дать мне развеяться. Вытащила из старого сундука сказочный роман, а я слишком реально всё воспринял. Да, наверняка.
В среду я был уже спокоен. Ни дебильных снов, ни Каина, ни собаки в голове, ни Наташи. В четверг думал о пятнице. В пятницу размышлял о том, как завтра высплюсь, а потом мы с Ренатом и Леной пойдём в цирк. Я не люблю цирк. Цирк и цирковой запах. В его здании я чувствую себя как в навозной куче. Но! Лене и Ренату нравится. Я не понимаю жизнь на колёсах с запахом животной шерсти и переваренной соломы. Пляска медведей на сцене меня волнует мало. Грациозность кобыл на арене и эквилибристов под куполом, тоже не вдохновляет.
А, жене и сыну нравится! Я вижу, что находится за кадром, причем по моему стойкому убеждению, за кадром всегда очень плохо.
Зоопарки не привлекают меня по той же причине. Разглядывая слонов, я думаю о том, кто и как убирает за ними центнеры дерьма ежедневно. Часто ли меняют воду в бассейне с пингвинами? А Ренат в это время радостно кричит:
— Папа, папа, смотри какой у него хохолок.
— Ну, да. Хохолок, - растерянно отвечаю я, глядя на маленького, чёрно-белого как жизнь, пингвина.
А ЧАСТО ЛИ ЕМУ
МЕНЯЮТ ВОДУ!?Уикенд я запланировано не провел. Пятницу вечером, в вагоне метро, предвкушая сытный ужин и сладкий сон, я вновь увидел её.
— БА-А-А-А-БАХ-Х-Х!!!! Раздался большой взрыв.
Вселенское ничто сжалось до неимоверно малых размеров (до убийственно малых размеров.). Антиматерия – Великое НИЧТО, вворачиваясь в саму себя, не смогла больше совершать такое самонасилие. Хотя старалась, кряхтя и тужась, словно беременная, изнывающая от позднего токсикоза, пытается покончить со своей беременностью раз и навсегда. Тужась от вворачивания, антиматерия создала невиданное количество энергии… И всё ахнуло. Перевернулось с ног на голову, а может с головы на ноги. И теперь уже Великое ЧТО–ТО стало собираться в атомы, молекулы, звёзды, галактики, планеты. Они же, затем, начали разбегается в стороны друг от друга, как тараканы. Тараканы на кухне неряшливой хозяйки, когда та выйдет в час ночи с глубокого похмелья хлебнуть воды и включит сороковатную лампочку.
— У – у – у, - вдохнуло ЧТО-ТО душу.
— М – м – м, - немое тело почувствовало, как в каждую молекулу его проникла та самая душа, впиваясь укусами змеи.
— Это всё тебе, - послышался голос ЧТО-ТО.
— Мне? – Удивилось тело.
— Тебе, - прогудело ЧТО-ТО.
— Спасибо конечно, но мне очень больно. Ужасно больно. Задыхаюсь от боли. Скажи мне, что я и зачем мне это всё?
— Ты не что, ты кто, - вздохнуло ЧТО-ТО, - а зачем, мне самому пока не ясно. Наверное, просто, если есьм Я, значит должно быть и Тебе.
— Непонятно… Непонятно и жестоко…
ЧТО-ТО опять вздохнуло. Тяжело, горько, тоскливо вздохнуло.
— И мне непонятно, мне грустно просто.
— Я чем-то могу помочь? – превозмогая боль, спросило тело. Душа ещё не успела заполнить все его тёмные закоулки.
— В каком-то роде.
Грустное ЧТО-ТО заплакало дождём. Капли его упали прямо на лицо, плечи, на землю под ногами. Голос стал ещё тише.
— Я не знаю как. Ты это потребность моей души. Потребность создать.
— Трудно понять тебя, - тело покрылось мурашками под холодными проливными слезами ЧТО-ТО.
— Мне самому не просто. Когда-то я было точкой, у меня не было таких проблем. Но, увеличиваясь в размерах, я становлюсь шире и разреженней, во мне появляется пустота, которую заполняет потребность. Я не пойму, что это за потребность! Что это за ужасная тоска! Она мучает меня, разъедает изнутри, рвёт на части, требуя действий.
Человек молчал и слушал, растирая по телу капли дождя. Холодного дождя.
— Ты видишь, как я с тобой откровенен? – Спросило ЧТО-ТО.
— Откровенен? – переспросил человек, - Что такое «откровенен»?
— Когда душа приживётся в теле твоём поймёшь… поймёшь, наверное, - задумчиво произнесло ЧТО-ТО и замолчало. Оно понимало, что лжёт. Понимало, что душа никогда не будет откровенной. Она никогда не раскроется человеку. Понимало, что душа, как раковая опухоль. Разрастается и разрывает всё на части. Что от души всё зло.
Человеку не нравилась возникшая пауза. Он чувствовал себя тревожно и неуютно. Тревога поднималась от самых ступней, стоявших в луже слёз, и медленно ползла вверх. Задрожали колени. Сжались ягодицы. Живот, словно сковало железным панцирем. В груди что-то стало переворачиваться, мешало дышать. Жар прилил к щекам, ушам и вгрызался в затылок изнутри.