Каторгин Кут

– Ладно, ты поспи, отдохни покудова, время-то ещё ранее, – примирительно сказал Микита, – А опосля и сходишь, тогда и я посплю. Нам тут засиживаться нельзя, того и гляди кто-нибудь да нагрянет проведать выселок…

– Самовар вскипит, траву тебе сварю, полегчает маненько, – сказал Степан, – Бабушка Марья её варила, сама и собирала-готовила.

Он стал перебирать в сенях душистые пучки, развешанные на стене, и слышал, как Микита тихо-тихо разговаривает с Захаром, стараясь, чтобы Степан их речей не услышал.

– Ты, Захар, не горячись. Умерь характер свой, пораскинь умом-то сперва, а уж потом ножиком маши. Мы и так всех робят положили, растеряли, только двое с тобой и осталися…

– Дак это и хорошо, – буркнул в ответ Захар, – Добычу делить проще – поровну разделим, да и разойдёмся в разные стороны. Мир вона какой большой, а когда деньги есть – ступай куда хош, и никто тебя не хватится!

– Хорошо-то оно хорошо, да только ведь сам пойми, – продолжал свой тихий уговор Микита, – У меня нога поранена, а нам через болоты пробраться надобно, там, по ту сторону топей, нас и искать никто не станет! А ещё и поклажу с собой нести, тоже дело нелёгкое! Али ты один собрался по болоту тяжесть-то тащить, там ведь скока… сам помнишь! Так что помощник нам не помешает, особливо который тропу через болоты знает. А там… а там поглядим, чего дальше делать с им.

Последние его слова были сказаны совсем тихо, и Степан их почти не расслышал, только догадался, какая участь ему уготована новыми его «сотоварищами», которые хуже волков. Но виду он решил не подавать до поры до времени, зная, что осудят они его по себе, сами бы за посуленное богатство на это пошли, и от Степана ждут того же.

Поэтому, когда после бани сели пить чай, он достал завёрнутый в тряпицу каравай и спросил:

– А что, денег-то сколь ты мне дашь, друг Микита, коли я вас с болот выведу? На дом хватит ли? И чтоб скотину справить, подворье?

– Не боись, на два дома хватит, – хохотнул в ответ Захар, к которому чудесным образом вновь вернулась его весёлость, – И скотину купишь, важным человеком станешь! Только выведи, чтоб дозоры миновать и спокойно добраться.

– Тогда ладно, – кивнул Степан, – Мне и самому на выселке то надоело сидеть, почитай – тот же острог, только что один я тут. В город охота, а тут только вон волки и ходют. Ты, Захар, соберись тогда, до Липовки сходим, лошадку я оставлю сродникам, надо бы лучше в Богородское, но туда далече. Лошадка хорошая, справная, жалко оставлять на погибель.

Степан запряг Рыжуху в лёгкую повозку Марьи Тимофеевны и под присмотром Захара, который так и сидел на крыльце, укладывал в неё оставшийся инструмент, да ещё кой-чего из добра, понимая, что может такое статься, не вернётся он сюда.

После отвара, который Степан приготовил Миките, тому стало немного легче, он стоял у перил и о чём-то тихо говорил Захару, а тот согласно кивал головой.

Солнце уже обогрело землю, когда Степан шёл рядом с телегой, держа в руках поводья, а Захар лежал в повозке и глядел в плывущие мимо облака.

– А ты вот скажи мне, Степан, ты на меня поди серчаешь, за то самое то… ну, когда я тебя с Прошкой на болоте едва не уходил…

– Жизнь такая, всякое в ней бывает, – ответил Степан.

– А ты тогда сразу бы согласился к нам в товарищи пойти, мы б тебя приветили, и пальцем бы никто не тронул. А ты, сам начал артачиться! Микита тебе правду говорит, человек он щедрый, коли поможешь – отплатит по совести!

– Так вы меня тогда и не так чтобы звали, – пожал плечами Степан, – Даже и не выспросили, может у меня дела какие были, я бы их справил и к вам! Сами поспешили человека на тот свет спровадить!

– Тоже верно! – усмехнулся Захар, – А я вот и рад, что ты сподобился выбраться! Ты мне тогда приглянулся, жалко тебя было, да Микиту не ослушаесся! Но ты это… в Липовку я тебя не могу пустить, пойми… А ну как надумаешь к уряднику али в управу донести?! Пусти телегу от околицы, лошадь сама к людям придёт, а мы обратно вернёмся. Нам поспешать надобно, потому как время не терпит! Да и тебя хватиться могут, а мне не хочется тебя снова на тот свет управлять! Что, согласен?

А Степан и сам не хотел в деревню идти, чтобы этому душегубцу не указать, которая изба Агафьи Тимофеевны. Да и как тут возразишь и ослушаешься, когда сидит «товарищ» твой на телеге с ружьём в руках да на тебя глядит.

Глава 19.

Захар пристально глядел, стоя за деревом и взведя на нового «друга» ружьё, как тот привязывает поводья к телеге, чтобы Рыжуха не завернула никуда по дороге и дошла до Липовки. Он знал, что умная Рыжуха без труда найдёт двор Агафьи Тимофеевны и не пропадёт. Вот только что и беспокоился он, что за саму тётушку… Когда придёт Рыжуха, без седока, о нём забеспокоятся, и как бы Агафья не отправила на выселок своего мужа, старого Николая, или кого-то из трёх своих сынов. Тогда уж будет им всем несдобровать, Захар безумный, нет у него ни жалости, ни милосердия… он и Степана бы ни за что не пощадил, коли не думал бы теперь с его помощью пройти через болота. Туда, где полноводная широкая река несла на север свои воды и шумел большой город.

Там можно затеряться среди людей, отправится дальше на юг, где тепло и не метут суровые зимы, не свистит порывистый ветер… Захар помнил те годы, что он провёл в остроге, и пуще всего, пуще любого охранника Кочергина, пуще его жестокого прихвостня Червины, который любил сечь острожников за любую провинность, и не надетый на ногу «мелкозвон»… пуще всего этого его донимал тогда злой холодный ветер и сырость. От которых никак не избавишься в стылых «колодничьих палатах»! Холод и сырость и теперь сопровождали его, когда вольной ватагой стал Захар ходить по краю с Микитой, желая «заработать» себе на будущую богатую жизнь. А «заработать» он мог только так, ибо больше ничего и не умел. Да и не желал уметь, а кроме того, ещё и считал, что этот мир в долгу перед ним, и потому свой долг Захар забирал, не считая жизней!

Вот и мечтал теперь Захар забрать со схрона то, что награбили они с Микитиной ватагой, пройти через болота и затеряться, скрыться… Оказаться в тех краях, о которых ему Микита и сказывал, развалившись у костерка. Там реки тягучие и медленные, берега их одеты в шумную зелень камыша, а сады возле белёных хат с соломенными крышами щедры на сладкие плоды. И зима там не такая долгая, весна приходит пышным цветом, врывается в окна сладким духом яблоневого сада.

Ради этого, ради этой своей мечты, оказаться там, где солнце заливает широкую степь, долгую и бесконечную, Захар был готов на всё! Даже улыбаться приторно этому хмурому Степану, только бы он сделал своё дело, а уж после… После вовсе и не за чем будет отдавать ему то, что обещает Микита, уж сколь раз они так и делали, не этот первый, кто останется там, в чёрном болоте.

– Давай поторапливаться, Стёпа, – окликнул Захар своего нового товарища, который стоя на пригорке глядел, как умная Рыжуха топает прямиком к деревушке, изредка сдёргивая по пути зелёную листву с придорожного куста, – Надо вертаться, да в путь.

– Что, собираетесь в ночь выйти? – спросил его Степан, когда они торопливо зашагали обратно к Бондарихину выселку, – Не по уму это, болото коварное, чуть оступился и уже не выберешься, ты и сам это знаешь. А у нас ещё и товарищ пораненый, ему ночью-то как?