Каторжник император. Беньовский

— Кто из вас старший?

— Вроде бы я, — отозвался Рюмин.

— Что привело вас сюда?

— Нужда великая и тоска по матушке-России. Коварством и обманом завлёк нас мошенник Беньовский в дурное дело.

— Так вы люди Беньовского, беглые?

— Не называй нас, ваше благородие, людьми Беньовского. Кривой дорожкой хотел нас увлечь сей лиходей, да не вышло. Разошлись наши пути-дорожки. А за прегрешения наши Господь Бог наказал нас страданиями.

Эпопея Беньовского была Хотинскому и его секретарям известна. Резидент информировал графа Никиту Ивановича Панина, возглавлявшего коллегию иностранных дел, о появлении в Париже сего беглого каторжника и мошенника, покровительствуемого, как доверительно сообщил один осведомлённый правительственный чиновник, самим герцогом д’Эгильоном. К донесению Хотинский приложил пачку парижских газет с очерками и статьями Мориса Августа, обращая внимание Никиты Ивановича на враждебную антироссийскую направленность публикаций.

Секретарь провёл Рюмина к резиденту. Рюмин настоял на том, чтобы к ним присоединился и Судейкин — один ум хорошо, а два лучше. Остальным была предоставлена возможность отдыхать во дворе после утомительного пути. Хотинский терпеливо выслушал одного канцеляриста, потом другого, не перебивая. А когда они завершили рассказ, сказал:

— А история, если верить вам, совсем не такова, как описывает её Беньовский.

— Враль он первостепенный, мошенник! — воскликнул Рюмин.

— Похоже, что вы правы. Что же с вами будем делать?

— Помогите до России добраться, вашество. Век будем за вас Богу молиться, — взволнованно сказал Судейкин.

— Думаете, это так просто? На то нужно разрешение императрицы. Нужны деньги на дорогу. От Парижа до Санкт-Петербурга, как вам известно, далече.

— Далече, батюшка. Ты уж не оставь нас своей милостью. Отпиши императрице.

— Напишу графу Панину. Он, можно сказать, правая рука у государыни по иностранным делам. Пишите челобитную, умоляйте о помиловании и изложите подробнейшим образом все ваши злоключения, как мне об этом только что рассказали.

— Я прихватил журнал морского путешествия, написанный моей рукой, и карту пути от Камчатки до Макао, — сказал Судейкин.

— Прекрасно поступили. Журнал и карту тоже приложим к депеше.

Людей накормили, кое-как пристроили по пустующим помещениям. Здание представительства было рассчитано на более внушительный штат, и поэтому многие комнаты пустовали. Рюмин засел писать челобитную. Секретари снабдили его бумагой и чернилами. Текст этой челобитной сохранился и приводится в публикации В. И. Штейна, на которую мы уже не раз ссылались. Из этого бесхитростного документа видно, что люди стали жертвой обмана и демагогии ловкого авантюриста, беспринципного обманщика, представлявшего себя приближённым и доверенным лицом цесаревича Павла Петровича. Большерецкий мятеж, сопровождавшийся убийством воеводы, Беньовский постарался представить как выступление в защиту попранных прав отстранённого от власти цесаревича. Очень скоро люди убедились, что Беньовский, называющий себя бароном, преследует только эгоистичные корыстные и честолюбивые цели, к товарищам по плаванию относится высокомерно и деспотично, не раз поступал с ними жестоко и вероломно. Особенно проявилось это в Макао, где Морис Август оклеветал своих людей перед губернатором, приписав им намерение захватить город. Губернатор поверил нелепой клевете и попустительствовал Беньовскому. Невинные люди были заключены в тюрьму. Особенно невзлюбил Морис Август капитана Степанова за то, что тот открыто обличал его обман и мошенничества. Поссорился он и со шведом Винбладом. Оба не избежали ареста. Беньовский пригрозил, что всех узников подвергнут пыткам и уморят в тюрьме, если они не дадут подписку о своей покорности. Запуганные люди дали подписку. Заупрямился один лишь капитан Степанов, за что и поплатился — его оставили в заключении. Нередко Беньовский позволял себе рукоприкладство, изнасильничал девку-камчадалку, работницу Чурина. Все эти бесчинства вызвали в конце концов всеобщий ропот.

Челобитная заканчивалась такими словами: «А ныне имели случай найти вас, как национального русского человека, покорнейше просим подать нам руку помощи, избавить от насилия, и мы желаем возвратиться в отечество, знаем великодушие государыни, что за нашу простоту помилует, а ежели и накажет, то нам лучше претерпеть от своей государыни, нежели от врага своего отечества». Это был крик души исстрадавшихся, отчаявшихся людей.

Кроме челобитной Рюмин и Судейкин составили список всех лиц, отправившихся с Камчатки на галиоте «Святой Пётр» в морское плавание. В списке указывалось звание каждого и где и каким случаем данное лицо выбыло или где находится к настоящему времени. Перечислялось семьдесят человек. Возможно, список был не полным и не включал некоторых пассажиров и жён упомянутых лиц. Из упоминавшихся семидесяти умерло от болезней в Макао, в пути, в госпитале города Порт-Луи на острове Маврикий и, наконец, в госпитале Лорьяна во Франции двадцать восемь человек, или сорок процентов от всей команды. Трое высажены распоряжением Беньовского на одном из пустынных островов Курильской гряды, и только счастливый случай помог всем троим выжить. Трое убиты в стычке с туземцами Формозы. Один (капитан Степанов) оставлен в тюрьме Макао. Итого, тридцать пять трагических судеб, или половина всего зловещего списка! Жертвы честолюбивых планов авантюриста.

Хотинский без промедления послал в Петербург донесение с челобитной беглецов, в которой они просили императрицу о помиловании.

Екатерина принимала Панина с докладом после завтрака в своём розовом будуаре.

— Чем порадуешь, батюшка Никита Иванович? — спросила императрица, жестом приглашая графа в кресло. — Кофейку со сливками не желаешь ли? Сама варила.

— Потом, матушка-государыня, можно и кофейку. Сперва доложить позволь. Депеша пришла от нашего парижского резидента.

— Небось Станислав подбивает этого старого распутника Людовика против нас?

— Нет. Понятовский попритих после того, как мы его припугнули.

— И правильно поступил. Уразумел, значит, что мы вернули наши исконные белорусские земли.

— Не дорого ли обошлось нам восстановление исторической справедливости? Какие куски пришлось бросить пруссакам и австрийцам!

— Что поделаешь, Никита Иванович. С турками война затянулась. В Заволжье Емелька Пугач мятеж поднял. Силы наши распылены. Пришлось с Пруссией и Австрией добычей делиться. Ты же сам был творцом раздела. Но мы отвлеклись от дела. Что пишет Хотинский?

— Морис Август Беньовский...

— Ах, опять этот разбойник, каторжник!

— Опять, ваше величество. Хотинскому удалось раздобыть в министерстве иностранных дел Франции ценные секретные сведения. Сей Беньовский принят на французскую военную службу в чине полковника. Назначен командиром экспедиционного корпуса, который будет направлен на завоевание заморских земель. Предположительно целью экспедиции станет остров Мадагаскар, в Индийском океане.

— Людовику не терпится взять реванш за колониальные потери в Семилетней войне.

— То-то и оно. А тут подвернулся услужливый авантюрист.

— Не стоит ли, граф, сделать по этому поводу представление французскому правительству?

— Нет, матушка-государыня, этого делать не стоит. Французы всё равно Беньовского не выдадут. А своими бесполезными протестами мы лишь поставим себя в ложное положение. Да и ссориться с Францией в такой сложной международной обстановке не стоит.

— Согласна с тобой, Никита Иванович. Ссориться с Людовиком из-за какого-то бродяги не резон.

— Есть и радостная новость в депеше Хотинского.

— Что за новость?

— Большая группа попутчиков Беньовского, поссорившись с ним, явилась в российское посольство и слёзно просит о помиловании и праве возвратиться на родину.

— Ишь ты, помилования хотят! О чём раньше думали, голубчики?

— К донесению резидента приложена челобитная беглецов. Любопытнейший документ. Беньовский представлен в нём вовсе не таким героем, каким он хвастливо представлял себя в парижских газетах.

— Помню, ты докладывал.

— В наших интересах предать сей документ гласности и тем самым показать всю суть бахвальских и клеветнических писаний сего мошенника.

— Челобитная при тебе?

— Так точно.

Панин протянул императрице листы бумаги, исписанные почерком Рюмина. Екатерина вооружилась лорнеткой и углубилась в чтение. Капризно нахмурилась, прочитав упоминание о Павле Петровиче. Напоминание о её сомнительных правах на престол. Разве она не отстранила от власти законного наследника, цесаревича Павла, после умерщвления мужа и не дала тем самым бойкому авантюристу повод выступать в роли защитника попранных прав Павла Петровича?