Каторжник

— Ну что, господа арестанты, — криво усмехнулся я, обращаясь к своим «партнерам». — Добро пожаловать в Забайкалье! Готовьте кайло и мешки для золота. Или для наших костей — тут уж как повезет.

И потащились мы через бесконечное, мать его так, Забайкалье, к этой самой реке Кара. Путешествие обещало быть незабываемым. Особенно радовал сервис «все включено» в части питания. Кормили нас по принципу «чем дальше в лес, тем толще партизаны… от голода». Если в начале пути нам еще перепадало аж по полфунта сухарей в день, практически деликатес! То вскоре и эта роскошь закончилась. Видимо, сухари сочли слишком калорийными для нашего исправляющегося контингента.

На смену пришел кулинарный хит сезона — клейстер из ржаной муки. Серая, сопливая субстанция с непередаваемым ароматом прелых портянок и вкусом штукатурки. Жрать это можно было, только зажав нос и представляя, что находишься на приеме у английской королевы. Впрочем, чтобы мы совсем не заскучали от однообразия, меню иногда разбавляли сушеной рыбой, твердость десять по шкале Мооса, а вкус как у старого сапога, и вяленым мясом, идеальным для заточки ножей или отбивания от волков. Сибирское изобилие, чтоб его!

Но главным сюрпризом стало отсутствие на маршруте пересыльных острогов. Видимо, местный департамент туризма и гостеприимства решил, что мы и так достаточно избалованы предыдущими «пятизвездочными» бараками. Теперь только хардкор и полное единение с природой! Гостиничная сеть «Острог Co» здесь свои фешенебельные филиалы еще не открыла, так что каждую ночь нас ждал увлекательный мастер-класс по выживанию.

Едва колонна останавливалась на привал, начинался наш ежедневный квест «Построй шалаш из говна и палок или замерзни к чертям». Под неусыпным контролем и отеческими понуканиями конвоя мы, как заведенные, бросались ломать ветки деревьев голыми руками, естественно, инструмента не полагалось.

Укладывали их на землю, создавая подобие лежанки класса «люкс». Сверху сооружали навес из жердей и елового лапника — наш персональный пентхаус с продуваемыми стенами и протекающей крышей.

Для обогрева практиковались «длинные костры» — три бревна пожирнее, обложенные тем, что не пошло на постройку шалашей. Эти штуки тлели всю ночь, обеспечивая сомнительное тепло и периодические фейерверки из раскаленных углей. То тут, то там раздавались вскрики и отборная ругань — это очередной счастливчик ловил пяткой или задницей особо меткий уголек. Ночная романтика!

Колонна ползла все тем же унылым строем. Время года — самое мерзкое: осень. Дождь, сырость, промозглый ветер. Укрыться негде. Куда ни глянь — угрюмые сопки в серой пелене дождя. Настроение — соответствующее. Бабам с детьми на телегах было «весело» — сверху льет, снизу сырость от мокрой соломы. А нам, пешеходам, еще «лучше»: по раскисшей дороге чапать в кандалах — то еще удовольствие. Душно от испарений, жарко от натуги, ноги вязнут в грязи. Обувка у многих давно сказала «прощай» и осталась гнить где-то на бескрайних просторах Забайкалья. Шли босиком по ледяной жиже — последний писк каторжной моды.

Утро начиналось рано, с побудки и «изысканного» завтрака — кружка теплого замутненного чая и ломтя вчерашнего настроения. Потом перекличка — убедиться, что за ночь никто не отбросил коньки или не улетел с ветром. А потом команда унтера, бодрая, как всегда:

— Подымайся, рвань! Строиться! Кара ждет!

И снова унылые сопки, седой ковыль, сухая полынь, ветер гонит тоску по полям. День сурка по-каторжному.

Однажды перед нами из-за поворота вынырнула целая толпа. Мужики вперемешку — кто в солдатской фуражке, кто в казачьей папахе, кто простоволосый, с мокрыми чубами и бритыми затылками. Двигались плотно, несли какие-то высоченные кресты и горланили церковные песнопения.

Унтер скомандовал нам сойти с дороги — не мешать богоугодному шествию. Процессия поравнялась с нами. Впереди — казачий офицер со знаменем. В центре — шест с иконой или картиной, изображающей каких-то полуголых святых с младенцами. Дьяконы в ризах, евангелия в бархате.

Наш унтер, изнывая от любопытства, подошел к главному попу узнать, что за демонстрация.

— Сия паства божия, — важно ответствовал священник, — волею государя нашего императора из заводских крепостных в казачье сословие поверстана! Великая милость! Вот, идем в Алгачинский рудник, там его превосходительство молебен служить будет.

Арестанты вылупили глаза на этих «новообращенных». Некоторые попадали на колени, крестились, землю целовали — то ли от зависти, то ли по привычке. Я же судорожно копался в остатках своих знаний: ага, Муравьев-Амурский, отжал у китаез землицу, нужны колонизаторы… Вот они, свежеиспеченные защитники рубежей! Счастливчики! Из крепостных — в казаки! Повезло ребятам, не то что нам. У каждого своя карьерная лестница. Те из нас, кто переживет Кару и досидит свой срок, тоже, может, получат шанс стать «вольными поселенцами» где-нибудь на Амуре. Если доживем, конечно. И если Амур к тому времени обратно не отожмут.

Наконец, после бесконечного пути мы прибыли на место — те самые «разгильдяйные прииски». Картина маслом: приземистые бараки, набитые народом под завязку. Тут были все: и вольные, и каторжные, и военные арестанты, и «посессионные» крестьяне — полный интернационал страдания.

Привели нас в Нижний острог — как оказалось, один из трех. Мимо порохового склада, погреба, кузницы — и остановили у караульной.

Унтер-офицер, сопровождавший нас от самого Иркутска, взошел на крыльцо с видом человека, выполнившего свой долг.

— Ну, вот и дошлепали до места, арестантики! — зычно объявил он. — Нет ли у вас к начальству каких жалоб?

— Никак нет, ваше благородие! — нестройно, но с должным подобострастием проорала колонна. Другие ответы тут были чреваты внеплановой поркой.

Унтер-офицер удовлетворенно разгладил усы, окинул нас прощальным хозяйским взглядом.

— Ну, так оставайтесь с богом!

С этими словами он развернулся и ушел, оставив нас на попечение местного начальства и суровой карийской действительности.

Приехали. Добро пожаловать в ад, филиал «Разгильдяевский».

Глава 15

Глава 15

Ну вот и финиш увлекательного тура «по местам не столь отдаленным». Карийские прииски, вотчина господина Разгильдяева[1], чиновника с говорящей фамилией. Надеюсь, он оправдает ее и не будет слишком уж старательно выбивать пыль из наших шкур.

В первый же день нашего пребывания в этом райском уголке нас, как скот на ярмарке, разбили на бригады по восемь рыл — артели. Видимо, для удобства учета и последующей утилизации. В нашу элитную команду попал весь цвет каторжного общества: старый лис Фомич, вечно кашляющий Софрон Чурис, непроницаемый Сафар, наш силач Тит, гений коммерции Изя-Зосим, Васька — нелюдимый мужик с нашего этапа — и, разумеется, я.