Катунь Коварная

– Хорошо. Собирайте всех, я выезжаю! – Также спокойно, ответил Ревин.

Матвеев положил телефонную трубку на аппарат и достал из бокового кармана кителя, носовой платок. Быстро развернув его, он двумя руками приложил платок к вспотевшему лицу и вытер всю голову, взъерошив свои редкие волосы на лысине. Убрав платок в карман, он продолжил разбирать текст на телеграфной ленте. Прочитав внимательно несколько раз, он аккуратно записал все содержимое в журнал и поставил дату, время и подпись. Еще раз, достав платок и вытерев лоб, он в полголоса сначала прочитал все, что записал и сравнил все с текстом на телеграфной ленте. Где информация гласила о том, что есть приказ по округу о срочной мобилизации мужского населения возрастом от 18 до пятидесяти лет, годных к строевой службе, для формирования и развертывания Отдельной дивизии, которая сосредоточится на танковом полигоне в районе города Бийска.

После чего, вместе с основными частями Советской Армии, будет переброшена в дружественную страну Монголию, для проведения совместных учениях. Матвеев, согласно своим обязанностям, быстро оповестил всех ответственных по штатному расписанию в связи с объявленной тревогой, закрыл журнал и положил его в сейф. Закрыв замок несгораемого сейфа на два оборота, он по привычке, выработанной за многие годы, положил связку ключей в правый карман форменных брюк. Согласно инструкции, пока все собирались на оперативное совещание, он собственноручно опустил светомаскировку на всех окнах райвоенкомата и закрыл входную дверь изнутри. Только, после того, как Матвеев выполнил все действия должностной инструкции, он сел за пульт в дежурном кабинете и закурил.

– Неужели война? – Затягиваясь папиросой, полушепотом произнес Матвеев. – Не может быть! – Сам себе удивленно ответил он, стряхивая пепел в пепельницу. – А вообще-то, кто ж его знает, что там китайцы могут устроить. – Что-то подсказывает мне, что именно они, что-то задумали. Не уж то решились напасть на нас? – Матвеев с силой погасил в пепельнице свою папиросу и встал. Он вспомнил, что забыл включить дежурное освещение и подошел к резервному рубильнику.

– А может действительно только плановые учения? – Сам себя начал успокаивать он. Мысли роились в его голове, как рой диких пчел. За какую бы мысль он не хватался, она тот час была побита опровержением другой мыслью, только более весомой в своих доказательствах. Матвеев начинал, как то необычно нервничать и, даже, психовать. Вся жизнь поплыла перед его глазами, вперемешку с картинками возможных предстоящих боевых действий. Да, это уже будет совсем не та война, что закончилась в 1945 году. Если это случится, то… Матвеев встрепенулся и выругался сам на себя.

– Да что же это я, совсем как баба рязанская, нюни распускаю! Да пусть только попробуют, сунутся! Мы их как фашистов в порошок сотрем! – Он сделал выправку, и, разгладив длинные, по бокам завитые черные усы, включил резервный рубильник. Тусклые лампочки нехотя дали о себе знать, пытаясь заполнить слабым светом весь периметр комнаты. Непривычный желтый свет растворился в сумерках кабинета. Он казался почти незаметным после весеннего яркого солнца, взглянув на которое, глаза не выдерживали такой яркости и закрывались не произвольно, но солнечные зайчики долго еще гуляли в сознании и как миражи некоторое время держали последнюю картинку увиденного.

– Да, уж!

– Это ж надо, каково дело! – Матвеев, как главнокомандующий, незаметно для себя начал прохаживаться по кабинету взад и вперед. – Это ж надо, мобилизовать все мужское население! – Он остановился посреди кабинета и поднял вверх указательный палец правой руки. – Нет, это, похоже, совсем не учение. – Матвеев остановил свои мысли. – Это самая настоящая война! – Твердо решил он и, сняв с аппарата трубку, принялся набирать домашний номер, чтобы предупредить жену, о том, что возможно сегодня он не приедет в связи с объявленной тревогой. Действительно, он впервые не знал, как поступать в такой ситуации и рассказал жене все как есть и тут же сам ее успокоил и попросил не паниковать, а быть сдержанной и разумной. А это значило, что нужно было быть готовой к любым действиям и в любой момент. Все равно, как бы он не предупреждал и не успокаивал своих близких, а его душа не могла найти свое место. Она металась по его телу, неся в себе какую – то важную тревогу. Тревогу предчувствия и непонятного страха, даже не за себя, а скорее всего за возможное отсутствие той стабильности, которую народ Великой страны, создавал по крохам или даже по мельчайшим крупинкам, воплощая все в единое целое. Где по всей огромной и необъятной стране, грохотали заводы гиганты, работали мощные электростанции, люди летали в космос. Где страна, после тяжких репрессий, революций и войн, наконец – то поднялась с колен и расцвела в полной красоте, уверенно шагая по своему направлению выбранному народом. Не взирая ни на что, она шагала и развивалась, преодолевая огромные трудности, не взирая ни на упреки и недовольство других государств, ни на их насмешки и всеобщую травлю в виде холодной войны, тем самым пытаясь согнуть, сломить и унизить Советский народ. Собрав в себя дружеские народы желающих Республик, Советский Союз, как один мощный и громящий кулак, стал монолитом и Великой неприступной стеной, для завистливых врагов. И тем, кому хотелось сломить дух такого сплоченного народа, после страшной Великой Отечественной войны, они грызлись и ластились, прыгали и кусались, ломая свои острые клыки об эту неприступную стену, построенную из горя и радости, силы и страдания, не покоренной воли Советского человека, вышедшего из этой страшной войны чистым победителем. Из этой войны, которая унесла в своем страшном и черном мешке, миллионы и миллионы ни в чем не повинных людей, которые хотели жить, любить и быть счастливыми на этой красивой и райской планете с названием Земля. И сейчас, уже на оперативном собрании и потом, когда началась полная мобилизация и формирование дивизии из отставников, Матвеев очень много думал об этом и не мог понять, почему это происходит и чего не хватает тем, кто пытается у этого народа отнять самое сокровенное, его любимую и страдальную Родину, воспетую во все времена Великими поэтами и писателями. Казалось бы, чего лучше, чем жить и работать во славу своих предков и семей, во славу всего государства и его народов. Работай, живи и радуйся, учись и развивайся. Открывай новые пути и познавай неизвестное. Воспитывай новое поколение и не забывай тех, кто дал тебе возможность жить и созерцать это неописуемое счастье быть живым. И чем дальше Матвеев жил, тем все больше и больше у него возникало вопросов. А ответов среди своих сослуживцев и знакомых, он ни как не находил. И получался какой-то замкнутый круг, ответы на который он не находил даже в учебниках. Да их там и не было, наверное, потому, что сам народ выбрал такой путь, при котором, нужно было двигаться только вперед, а ответ на все вопросы можно было получить потом, когда все вместе придут к одному финишу, название которому Коммунизм.

Невзирая на весенние праздники и День Победы, Райвоенкоматы приступили к усиленному варианту работы. Пока люди отдыхали и веселились, в полуподвальных архивах этих военкоматов, работники спешно поднимали запыленные тома персональных карточек, так называемых «партизан», которые уже отслужили в Советской армии и были уволены в запас, рассылая повестки с красной полосой, говорящей о том, что адресат должен срочно прибыть к месту сбора с вещами. Пока молва прокатилась по населенным пунктам, на железнодорожные станции города Бийска, круглосуточно, прибывали платформы с военной техникой и по ночам одной большой колонной, передвигалась через единственный мост реки Бия в запасной район формирования новой дивизии, на территорию войсковой части танкового полигона, за городом по направлению Чуйского тракта в Горный Алтай. Всего лишь за несколько дней, весь полигон был ровненько укомплектован тяжелой военной техникой, выстроенной ровными рядами, согласно ранжиру и воинскому уставу. Черно – синяя дымка, от многочисленных работающих двигателей, постоянно висела над местом дислокации данного контингента. Тысячи палаток были разбиты вдоль соснового бора, куда прибывали все новые и новые призывники. Где их сразу же переодевали в военно-полевую форму и выдавали оружие. Это были простые рабочие, шофера, техники, мастера и инженеры. Это были простые Советские люди, которые конечно же не хотели воевать и не хотели войны. Они так же не хотели ни каких военных действий или учений, а тем более в такой непонятный момент, когда надо было, готовить поля и огороды под посевы и посадку картофеля и других культур. Как говорится в народе, что день год бережет. А тут на тебе, военные учения да еще на целых три месяца забирают. Да еще и в Монголию, к черту на кулички. А ведь всякая недосказанность и неопределенность, начинает портить дисциплину в любой армии и в любом подразделении. Поэтому поползли разные слухи в возможном нападении на Советский Союз, сразу с разных направлений. Люди начали говорить, что со стороны Забайкальского военного округа, так же развертывается Новая дивизия из запасников. И в это же время вводятся наши передовые части в Дружественную страну Афганистан. А это уже совсем, похоже на настоящую войну. Вот и народец то, потянулся в самоволку, по родным хатам, по семьям попрощаться да по магазинам, как бы на посошок врезать, да с собой прихватить. Мало ли чего может случиться, а Советский народ, не привык погибать за зря, поэтому, хоть водки или самогоночки с собой прихватит. А уж там как пойдет, главное, чтобы было, как полагается, ну сто грамм фронтовых для храбрости. Да чего там самоволка через забор? Наш мужичок смекалистый. От полигона самый ближайший населенный пункт был, это село Верх Катунское, так вот туда народец – то призванный на переподготовку, потянулся на военной технике, а то бывало даже и на тяжелой технике, на гусеничных танках и в полном боевом вооружении.

Мало кого серая бумажка с красной полосой обошла своим известием. Почти как в Великую отечественную, чуть ли не через каждый двор семьи остались без мужиков. Остались только те, кто непосредственно был важен в сельском хозяйстве. Это механизаторы, несколько шоферов, дояры, да семеноводы. А остальные сельские мужики, пригодные к строевой службе, вереницей потянулись в райвоенкомат за назначением на ту или иную воинскую должность. В городе тоже не сладко было. Там оставались только те, кто работал на оборонных заводах, да в других специализированных учреждениях и имел бронь с отсрочкой на военную переподготовку.

Петриков только-только успел перевезти свою семью из Новосибирска в село Верх-Катунское. Даже одного дня не прожили вместе, а повестка и его не оставила в стороне. Он как смог, объяснил Марине, что, есть что, и вместе с другими жителями села убыл в расположение формированной дивизии на полигон.

Марина, как и все женщины, конечно же, не рассчитывала на такие действия срочного призыва своего мужа. Она вообще не знала и не понимала, куда она едет из большого города. А самое главное для чего ей это было нужно, она совершенно не понимала. Но она все-таки, очень любила Петрикова, и, в конце концов, согласна была с ним ехать хоть куда, хоть на край земли. Хотя, если разобраться, сюда она приехала, как раз с того самого далекого края земли. Но ей ни чего не оставалось делать, как расставить все привезенные вещи по местам, определить мальчишек в школу и познакомиться, с местным населением и достопримечательностями и, конечно же, устроиться на работу. Ей нужно было кормить себя и своих детей, пока муж будет находиться на сборах. Благо, что Петриков все основное уже сделал и везде обо всем договорился. Ей оставалось только пройти по намеченному пути и подать документы.

Двухкомнатная квартира в двухэтажном многоквартирном доме, оказалась довольно уютной и удобной. К приезду Марины с детьми, в квартире было практически все необходимое к проживанию, даже в холодильнике были все продукты на первое время. Виктор, как настоящий хозяин, полностью позаботился о них. Да и, слава Богу, все магазин находился совсем рядом с домом. Да и школа для ребятишек, и совхозная контора были в нескольких десятках метров от дома.

Марина быстро все прибрала и, отодвинув занавеску, выглянула в окно. Ее виду открылась широкая улица с похожими друг на друга, как две капли воды, типовыми кирпичными двухэтажными домами, крыши которых были покрыты серым шифером. Аккуратные свежевыбеленные заборы, ровненькой лентой отделяли их от асфальтовых тротуаров, по краю которых ровными насаждениями вдоль улицы, от центра села до самого Чуйского тракта, возвышались огромной высоты тополя, окрашенные свежими, молодыми побегами зеленых листьев, отражающие солнечные лучи своей нежностью и новизной. Чуть в стороне расположилась деревянная скамейка похожая на букву «П», над которой на столбике возвышалась желтая табличка, говорящая сама за себя, что здесь находится автобусная остановка.

Марина тихонько задернула тюлевую занавеску на окне и посмотрела на диван. На разложенном диване от усталости долгой дороги, сладко посапывали, сложив друг на друга свои руки и ноги, Мишка с Сашкой. Виктор даже не посмел разбудить их, чтобы попрощаться. Он только нежно поцеловал каждого в лоб и погладил рукой их головы и уехал.

– Да, сейчас они проснутся и спросят меня: – А где же папа? – Подумала Марина. Ей стало, как то жалко своих мальчишек. Она аккуратно присела с краю на диван к спящим сыновьям и, обронив слезу, погладила их по очереди по нестриженным вихрам.

– И что же мы будем здесь делать теперь? – Краем халата, вытирая слезу, подумала Марина. А может нам снова вернуться в Новосибирск? Там все-таки приветливые родители Виктора. А здесь что? А здесь мы ни кого не знаем. И нас никто из местных не знает. И что теперь делать? Как нам теперь быть? – Марина краем халата закрыла лицо и расплакалась. Она совсем не знала с чего ей начать первые шаги на новой земле.

– Вот сейчас, проснутся мальчишки и, что я им скажу? – Она от безысходности заплакала еще сильнее, уронив голову на колени, проливая насквозь слезами, свой ситцевый халат. Неуверенность, не понятие и неизвестность давили ее сознание. Конечно же, любовь к Виктору, придавала ей силы, но сейчас его не было рядом, и успокоить ее было некому. А Виктор это умел делать в трудную минуту. Он всегда мог найти правильные слова. И она ему верила и успокаивалась, чтобы не происходило. А сейчас, а сейчас ей было невыносимо тоскливо, грустно и страшно, что она здесь, далеко от родного дома, одна со своими мальчишками, от которых нет еще ни какой помощи, в неизвестном ей поселке, где она не знает ни одного человека. Марина закрыла лицо руками и плакала по-детски навзрыд.