Катунь Коварная

Они стояли на самой высокой точке, горы Пикет. Ни кто из них, ни разу раньше не поднимались сюда. Петриков не бывал здесь, по причине позднего прибытия в эту местность. А Миронова не заглядывала сюда, по причине постоянной деревенской работы и домашнего хозяйства. Да и в город и в другие места, она практически тоже не выбиралась. Да и вроде бы ей, это было совершенно ни к чему и не зачем. Все, что было нужно для хозяйства, всегда привозил ее муж Анатолий. А она справлялась по дому, да занималась своими мальчишками. А самые необходимые вещи она приобретала в местном универмаге. Все, что им было нужно, в местных магазинах было вдоволь.

Настя Миронова, стояла и смотрела туда, вдаль, где серебристыми ленточками, обвязывая праздничным бантами, большие и малые острова, утекала красавица Катунь. От сюда, она казалась не такой, огромной и сильной, какой она было на самом деле. Здесь, с высоты, почти с птичьего полета, все выглядело совершенно по другому. И даже воздух был каким-то особым. Солнце не прекращало жечь своими лучами, все вокруг. Миронова чувствовала, что здесь воздух становится каким-то влажным и тяжелым. Ее сердце глухо билось в груди, давая понять, что она теперь должна, что-то сделать. Жизнь для нее начинает новый отчет времени. Она теперь уже точно понимала, что судьба ее свела с Виктором совершенно не случайно. Но она никак не хотела чем-то обременять его и нагружать своими проблемами. Она понимала, что у него есть замечательная семья, и он очень любит свою жену и детей. Но ей очень хотелось, сказать ему, что-то очень теплое и важное. Она хотела броситься ему на шею и зареветь, как в детстве, когда ей было очень плохо, и она обнимала свою маму за шею и горько плакала. А он, сейчас стоял вот здесь и смотрел на нее не понимающим взглядом. Как будто ждал, когда она скажет ему, что все это случайно и больше никогда не повторится. И ребенок, о котором она узнала только что, это не его ребенок, а чей-то другой. И он к этому не имеет никакого отношения. Ей было горько и больно. Тяжелый ком накатывался в горле, перекрывая дыхание так, что на глаза наворачивалась постыдная слеза бессилия и виновности. Она собралась всем своим женским духом и выдавила из себя сквозь покатившиеся по щекам слезы:

– Простите меня, пожалуйста!

Она взглянула на Петрикова большими покрасневшими глазами, полными слез отчаяния и безысходности.

– Простите меня, пожалуйста! Я не хотела. Так получилось. Я не специально! – Она опустила обессилившие руки и пристально посмотрела ему в глаза.

Раскаленное солнце уже который день безжалостно жгло все на своем пути, вырывая всю влагу на небеса. Она собиралась огромным океаном, где-то там за горизонтом, и края этого океана разрастались все дальше и дальше. Потоки воздуха, смешиваясь друг с другом, превращались в мощный ураганный ветер, который двигал этот океан небесной воды над всей землей, расплескивая воду огромными дождями. Которые длинными холодными струями, врезались в раскаленную землю и бурными ручьями сливались в большие потоки, заставляя всех задуматься о силе природы и быть подвластными ей.

Петриков, конечно же, ждал каких-то слов от Мироновой. Но больше всего, он думал о том, что ему самому придется что-то говорить. Да, тогда, когда они встретились в первый раз, он обещал поговорить с ней, но жизнь их по разным причинам развела по разные стороны. И, казалось бы, все было уже забыто. Но проказница судьба, как ехидна, все же заставляла их иногда встречаться и быть в интимной близости. Но всегда, после случившегося, она же сама их разбрасывала по сторонам, не давая возможности обмолвиться, даже словом. Но вот сейчас снова она соединила их вместе, показывая неожиданный сюрприз для обоих. Он тоже чувствовал себя виноватым перед ней. Но он был обыкновенным мужиком. И ему по-деревенски не очень-то было нужно оправдываться перед Мироновой. Но тут было все совершенно по-другому. Здесь сама судьба, своей мохнатой рукой играла ими и кукловодила, заставляя все чаще и чаще ворошить свою память и вспоминать самые интересные картинки из прошлого, где они встречались и отдавались друг другу, без остатка, как в последний раз.

– Ну что ты Настя! Ну что ты такое говоришь! – Петриков, начал неровно говорить, как-то теряя главные слова. Он вообще не был готов к такому моменту, к этому разговору с Мироновой. Пытаясь найти в себе какие-то слова оправдания или даже успокоения, он шарашился как ученик перед учителем с невыученным уроком у доски.

– Понимаешь, все произошло так неожиданно, даже для меня! – Начал загонять себя в правильное русло разговора Петриков. – Я, я вообще-то не против того, что получилось. Но вот так сразу, я даже не знаю, что сказать. И вообще, как быть тоже не знаю. – Наконец-то выдавил он.

Мысли черным вороном кружились в его голове. Они перескакивали через запретную колючую проволоку дозволенных семейных ценностей и рушили этот храм, который они вместе Мариной возводили несколько лет. У него даже выступила испарина на лбу, от того, что он подумал, а что будет вообще, если об этом узнает Марина? Она не выдержит такого позора и точно с собой что-нибудь сделает. Уж домой к отцу на восток она точно не вернется. Значит, получается, что он снова ее предал и предал все обещания, которые он давал ей и ее отцу. Предал, не успев даже что-то делать на новом месте, куда с таким трудом его отправлял тесть, в последний раз поверив ему и то не до конца.

Она стояла и чего-то ждала. Скорее всего, даже не ответа от Виктора, а того, чтобы он ее просто пожалел по-человечески. Она никогда не просила жалости у своего мужа Анатолия, даже когда ей было совсем плохо. А когда наступали такие моменты в ее жизни, она убегала на реку или отдавалась полностью тяжелой работе, чтобы не думать ни о чем. Вот и сегодня, она пыталась убежать от таких мыслей, но солнечный удар сразил ее, и вот она стоит здесь, и перед ней тот самый человек, о ком она столько думала и страдала. Кому она посвятила последнее время, прячась от себя и закрываясь черной вуалью тяжелой бесконечной работы.

Они стояли практически молча, глядя друг другу в глаза, перебирая все свои мысли, где-то глубоко внутри себя, пытаясь найти правильные слова. Но эти слова, как на зло куда-то запропастились, и они замерли как памятник, на высокой горе. Они совершенно не заметили, как налетел сильный ветер и со стороны Красногорского района пригнал огромную страшную и черную тучу.

– Виктор Андреевич! Виктор Андреевич, спасайтесь! Давайте быстрее в машину! – Неистово и истерически кричал Димка, поднимаясь снизу вверх по склону горы.

Внезапный ураганный ветер, рванул с такой силою, что стоящий УАЗик, несколько раз качнулся и медленно покатился вниз. Когда они заехали на гору, Димка от радости совершенно забыл поставить машину на стояночный тормоз.

– Держи ее! – Закричал Димка, карабкаясь против сильного ветра.

Выйдя из какого-то стопора, Петриков наконец-то сообразил, что к чему и молнией бросился к машине. Она уже набирала скорость, подталкиваемая сильным ветром. Но к счастью, Петриков в три прыжка, отставив Миронову, как мустанг догнал пустую машину и заскочил на водительское сидение. Ужасно корявая молния разрезала страшную тучу, нависшую черной дырой, над самым пиком горы, в тот момент, когда Петриков нажал на педаль тормоза.

Как будто миллионы артиллерийских пушек ударили единым залпом, заглушая все вокруг, и тяжелые ледяные пули белого града начали с невероятной силой вонзаться в сухую землю просохшей горы. Миронова, не выдержав такого напора шквалистого ветра, как корова на льду распласталась на скользкой от внезапного дождя земле, по которой моментально потекли потоки воды, перемешанные грязью и крупным градом.

Петриков изо всех сил давил на тормоза, но машина, под давлением сильного ветра продолжала скользить вниз к обрыву, где уже шумела бурная Катунь.

Димка, видя такую картину, сквозь ветер и дождь прорывался к машине, чтобы помочь Петрикову.

– Поверни руль! Поверни руль в сторону. Не ставь ее как парус! – Кричал Димка, подбегая к машине.

Он вовремя подоспел к машине и вытащил за руку Петрикова. Быстро заскочив в нее, Димка запустил двигатель и развернул ее в другую сторону. Дымов с огромным трудом справился и, включив второй мост, выкарабкался по текущей грязи на самый верх. Еще несколько метров и машина упала бы с высоты в пропасть, с высокого яра горы в низ, где шумела Катунь.