Кавказ в воде

В присутствии серьёзных людей произошёл разговор Влада с Хизиром, вследствие чего лишний раз, как говорят в компетентных органах — была установлена личность бандита.

Влад придвинул стул поближе к сидящему на полу Хизиру, сел.

— Зд`авствуй, Хизиг.

— Здравствуй, Владик… А я тебя сразу в машине узнал, широкий ты какой-то стал.

— Да, уж, не дитё малое, — улыбнулся Влад, — в машине обниматься не стал, сам понимаешь, гуль ведь не отпустишь…

— Уколоться мне здесь не дают, Владик, — горько пошутил и Хизир, но выглядел он крайне подавленным. И не мудрено: методы работы с пленными на войне далеко не девчачьи, — ты как здесь оказался?

— Команди`овка, — лаконично ответил Владик, и в свою очередь спросил, — ты стал нак`команом?

— Хоть какая-то отдушина в этом мире, — Хизир, закатав рукав рубашки, показал потемневшие от многочисленных уколов локтевые сгибы рук, — в нашем отряде…

— В банде… — поправил Владик.

Двое в гражданском сидят за столами, сосредоточенно читают какие-то бумаги. Возможно — создают видимость занятости, тем не менее, в разговор не вмешиваются.

— Нет, Владик, в отряде. В отряде с этим проблем не было: это как рай на земле… тебе этого не понять… — Хизир решил сменить тему разговора, — как там наши ребята, друзья?

— Сейчас здесь Гома Дилань, — ответил Влад, но он далеко, в гогах. Ты его помнишь?

— Само собой, Влад, — и спросил, — ты его увидишь?

— Увижу, но не ского.

— Всё так и «таки»? — Хизир улыбнулся.

Влад понял, рассмеялся:

— Ага, «таки»! — закурил, придвинул стоящую на ближайшем от него столе пепельницу поближе к себе. — Сколько лет п`ошло, а ты всё помнишь. Курить будешь?

— Спасибо, Владик, не курю… Я когда своим рассказывал про нас, про моих друзей, оказывается у нас… то есть у вас, многие из наших были. Хорошо отзываются о людях.

— Да и сейчас, навегное, есть, все на учёте стоят.

— Ты почему так картавишь?

— В Гудегмесе ганили, — теперь уже Влад отогнул ворот куртки, показал шрам на шее.

Возникла неловкая пауза. Разговор возобновил Хизир:

— Ромке обязательно привет от меня передавай… Помнишь, у нас в школе парень был — Джават Исмаилов, дагестанец?

— Конечно, Гома часто пго него вспоминает, в агмии вместе служили, потом в одном отделе габотали: он у нас участковым был, потом сыщиком. В сегедине девяностых укатил куда-то.

— В нашем отряде он был.

— Не может быть!..

— Умер от ран. Беспредельщик ещё тот: даже наши его боялись…

Пауза затянулась надолго. Разговор возобновил Владислав:

— Ты, Хизиг, зачем воюешь?

— А ты зачем?

Влад смутился: своим отрядным он сразу бы нашёл что ответить, но здесь ситуация складывается довольно щекотливая.

— Чтобы война не пришла в мой дом…

— Но ведь вы начали эту войну.

— Мы… мы ничего не начинали, — запнувшись, ответил Влад.

Хизир заметил замешательство друга, его прорвало:

— Ты, Влад, понятия не имеешь, что такое война для мусульманина и как он относится к смерти: праведный мусульманин воюет не ради мести, хотя повод для мести у меня есть, не ради наживы или славы в этом мире, а ради конечной и единственной цели — для чего он живёт и воюет — это рай. А так же есть очень много привилегий, которые Аллах дарует муджахиду после смерти. Для мусульманина превыше всего должно быть слово Аллаха: оно превыше всего и он отдаст за него свою душу. Быть шахидом на пути Аллаха — милость Аллаха, которая даруется лишь избранным. А ради чего вы воюете: ради вашей порушенной страны, ради продажных генералов, или ради больших наград с зарплатой?..

Поцокав языками и сделав вывод: мир тесен, оперативники разошлись по своим делам, Хизира увёл конвой. В разговорах с коллегами Владислав естественно интересовался всем, что касается Хизира, от него ничего скрывать и не пытались: Хизир держался замкнуто, о своей деятельности говорил неохотно, на контакт с допрашивавшими его людьми не шёл, создавалось впечатление, что у парня голова забита явно ваххабитскими идеями, смерти и ответственности за содеянное не боялся, по какой причине примкнул к бандформированиям — не объяснял. В общем — тихий омут. Но явно видно — ведущий мотив его «работы» основан на личной вражде и мести — за себя, за близких, за потери, страдания и попранное достоинство. Типичный идейный фанатик.

На следующий день серьёзные люди вызвали Влада в свой кабинет для документального протоколирования факта установления личности: лишняя бумажка, в подобных делах, никогда ещё не мешала. В кабинете к трубе батареи отопления наручниками был пристёгнут молчаливый Хизир. На этот раз оба посмотрели друг на друга как чужие, незнакомые; какой уж там разговор-беседа. После ряда вопросов-ответов Влада отпустили, к этому времени начался обед.

Не успели Рамзан с Владиславом пожелать друг другу приятного аппетита, как раздался выстрел. Выстрел прогремел в одном из кабинетов. Конечно, событие это из ряда вон выходящее: не каждый день в УБОПе, хоть и в чеченском, раздаются выстрелы, — все сбежались на звук выстрела.

Первым в кабинет серьёзных людей вбежал Влад. На полу лежал Хизир, кроме него в помещении никого не было. Забежавшие в комнату люди увидели опередившего всех ошеломлённого Влада поддерживавшего на руках истекающего кровью Хизира.

— Вот… Владик… оказались мы с тобой… по разные стороны баррикад… — это были его последние слова…

Да, автор прекрасно осознает, что эта фраза, похоже, напоминает плохую концовку хорошего фильма, но, заверяю вас, уважаемые читатели, — это не пафосные слова автора для красоты изложения, это слова Хизира — так оно на самом деле и было…

Сейчас необходимо небольшое отступление — о халатности и понятии «тормоз».

Однажды ночью наша отрядная разведка задержала в степи «Волгу» с тремя боевиками. После того как раздербанили всю машину в поисках дополнительных улик, боевиков растащили по разным местам: одного в баню, второго внутрь придорожного КПП, третьего на блокпост. Блокпост — это несколько вагончиков под общей шиферной крышей, внутри — как бы небольшой дворик. К каждому пленному приставили по вооружённому бойцу. С чувством выполненного долга (тоже машину ковырял) я удалился в свой вагончик. Через некоторое время приспичило выйти. Во дворике — бандит без охраны, рядом с моей дверью к стенке вагончика прислонена винтовка СВД, бойца нет.

В то время такое понятие как «тормоз» кажется, только-только входило в обиходную речь, и я это понятие ещё до конца не совсем понимал. Тем не менее, я эту винтовку взял и переставил по свою сторону двери. У бандюги понимающе блеснули глаза:

— Друг, дай закурить.

— Не курю, друг.

Всё-таки откуда-то появился жизнерадостный боец, снайпер Серёжа Васюков — хозяин винтовки, сигареткой попыхивает.

— Ты где ходишь, друг? — спрашиваю.

— Курить стрелял, друг, — отвечает.