Кайл Соллей

Что мне нравилось в Снорре, он никогда не удивлялся. Не удивлялся, что я умел лечить. Что не притрагивался к женщинам, как, впрочем, и к мужчинам, животным или предметам. Тема секса для меня пока непостижима, хотя в моем возрасте у многих уже есть по несколько детей. Норд не удивился, когда я перебил на открытом пространстве несколько десятков бойцов и когда побежал пешком в замок, припустив быстрее лошади. Не так уж много в своей жизни знал мой саттель, но выясни он, откуда я и что за существо, кивнул бы и спросил, есть ли что пожрать? И при этом всё, что знал – держал в своей голове. Не обсуждал даже со мной. Причем это не выглядело как мужественное охранение тайны Короны и Святого Престола. Нет. Вот он сидит с абсолютно тупым видом. Руку тянет за бутылью. Вот пьет. Отмахивается от чайки. Снорре – он такой.

– Погнали ещё скупнемся? – позвал я.

* * *

Мотыга давалась тяжело. То есть любое орудие требует тренировки, практики. Но почему-то меч сразу лежал в руке как влитой. Топор на тренировках перемещался в руке вверх и вниз легкими перехватами как по волшебству. А вот мотыгой надо рубить вниз, чуть подтягивая к себе при ударе, чтобы отковырять куски земли, которые неприятно попадали в сандалии. Переворачивать комья, неуклюже разбивать.

Приводил в порядок двор. Как это часто бывает, автором моих страданий был я сам. Норд без огонька пытался меня от этого дела отстранить, но сам-то был занят приготовлением огромной порции каши на открытой кухне во дворе. Благодаря этому не видел моих кривляний. Уже легче. Не люблю, когда у меня что-то не получается и это видят другие. Не то, чтобы я считал свои действия идеальными, наоборот. Но пристальное чужое внимание, которое преследует любого рыцаря – раздражало.

Мы приводили в порядок хозяйство. Запустение коснулось буквально всего. Там почистить, тут выкинуть.

Свалку организовали у себя же в углу хозяйства. Территория двора-огорода была огромной и упиралась в неровность местности, некое подобие холма или пригорка, который был совершенно пуст. Надо бы исследовать его.

В любом случае не хватало ручья. А так бы хотелось, чтобы рядом была вода, водоем, все цветет и пахнет. В ручье я мог бы купаться. То есть, конечно, после моря достал пару ведер и аккуратно вылил на себя, но было адски холодно и неудобно, к тому же разлилась лужа.

Теперь я хотел обкопать всю плоскость от сорняков. Может, даже что-то посеять. Дорожки - укрепить имевшимся в изобилии камнем и кирпичом. Нашел огромный плоский глиняный кувшин с широченным горлом. Промыл ведром воды. Емкость огромная, на дюжину ведер, такую только на телеге возить. Установил повыше на земле, опёр на здоровенные камни, частично наполнил водой из колодца. Получилось слегка кривовато, с наклоном. На удивленный взгляд норда ответил, что солнце хоть немного согреет воду и можно будет мыться. Ну, то есть – бессмысленное для него занятие.

Теперь вот мотыжил пространство под деревьями, вырубая сорняк и ненужный подлесок. Можно ходить в любом направлении. По идее деревца плодовые, но ни цветов, не плодов не наблюдается.

Быт наладился. В гости приходили Валентины, покивали на огромное пространство двора, на кухню, поцокали языками на огромный горшок, в котором нахально плавала неизвестно откуда взявшаяся лягушка.

Дом мне нравился. Ощущение от места, от этой страны, было другим. Как-то тепло, расслабленно. Хотя, когда я поделился этим с Валентом, он сделался задумчивым.

– Барон, тут же порты, корабелы, торговцы, товар идет в Бордо и обратно. Жулики, карманники, путаны, разбойники и грабители есть. Даже тайная гильдия воров. Никто не знает, где она. Но есть. Так что вы дом запирайте и за кошельками следите. Безобидность обманчива.

* * *

Кажется, судьба решила, что с нас хватит отдыхать и подбросила беспокойства.

Нет. Не было вестей ни от замка, ни от отца. На горизонте не показался флот вторжения какого-нибудь вражеского герцога. Говорят, Бюжи вообще умудряются со всеми жить мирно. Это мне и предстояло сейчас выяснить. Потому что с утра пораньше в дом постучался улыбчивый молчаливый слуга, осведомился у одетого в ночную рубаху норда, невзирая на топор в его руках, где барон Соллей, дождался меня и вручил свернутое в квадратик, скрепленное сургучом - послание.

Дорогой барон Соллей! Бла - бла - бла. В общем, это Бюжи. Они прознали про меня и приглашали в гости. Не было печали! Что там Снорре говорил про расшитый пояс?

Верхом на взятом на время у Валентинов коне, звали жеребца ласковым прозвищем – Жаба, по пыльной дороге, где грязь густо перемешана с крупным песком, я скакал в Сан-Гуине на Соленом озере. Валент сказал, что это даже не совсем поселение. Резиденция Бюжей и место для жизни их обслуги. Сказал, что Соленое озеро не такое уж и соленое. То есть пить, конечно, нельзя, но рыба водится в избилии, так же текут ручьи, растет виноград и оливковые деревья. Место красивое и тихое, в чем я убедился, когда поднялся на пригорок.

Дорога плавно повернула налево. Резиденция Бюжей мало напоминала замок. Приземистое строение, огромным спящим великаном утопало в деревьях, с низенькой стеной, кованные ворота распахнуты и без всякой охраны. Большой ухоженный сад, такой, что невозможно рассмотреть полностью. Среди деревьев брел и насвистывал под нос какой-то тощий дед. Я окликнул его, он неторопливой походочкой подошел, вальяжно раскланялся, принял коня и указал, где искать хозяйку дома.

Ангелина Гаелл Де Бюж нашлась на площадке второго этажа, куда меня проводил очередной слуга. Она сидела запросто, за столиком, покачивая ногой и разглядывая свой сад и вид на озеро.

– Присаживайся, – кивнула она на свободный стул, потом махнула слугам, чтоб принесли мне приборы, тарелку.

– Вон тебе кубок, выбирай какое будешь вино - красное, белое. Наше местное -хорошее. И сидр, яблочный. Хочешь, крикну, чтоб из подвала подали пива? Нальешь себе сам, а то Анри уже ускакал?

Налил, она чокнулась со мной, выпили, и я подвергся методичному ленивому допросу на предмет того, кто я и откуда. Признав во мне тридевятого родственника по линии прабабки, выпили и за это.

Ангелина Гаелл была старше меня, уверена в себе, расслаблена, хотя в поведении чувствовалось, что она хозяйка замка и земель.

– Муж и сыновья на охоте. Уже месяц торчат в горах, у родных. Я тут одна, на хозяйстве. Приглядываю за торговлей и кораблями. Да и горы. Ну их. Сидишь, как дура деревенская, в охотничьем домике, пока мужики по долинам за горными козлами носятся.

Спохватившись, я принялся дарить купленное ювелирное колье и пояс для супруга, чувствуя себя глупо от поспешности покупки. Тем не менее, она приняла их благосклонно, принялась кормить меня странными разноцветными десертами.

– Да я просто так тебя позвала. Не дело, чтоб бароны проезжали и не заходили в гости. Хочешь, тут остановишься, хочешь у себя там живи. За гостеприимство с тебя рассказ о своих землях и быте. Северяне тут редкость, все больше испанцы, южане, даже маврский принц заезжал. Но всеобщего на знал почти. Хорошо, муж его на охоту увез, а то все время порывался петь. Ты кушай. Это бланманже, «белая еда», хотя мы и научились красить в разные цвета, название осталось. В зеленый - шпинатом, красный от виноградного сока. Лакомство для благородных, делается из маврского белого сахара и рисовой муки со святой земли. Ну, красители наши. Угощайся, изысканное блюдо, где ещё такое попробуешь, лёгкое, воздушное, изящное, специально для тебя готовила.