Каюр

Чей-то вопль, испорченный расстояньем (а может, и временем) прервал мои медитации. А скорее, это ребятки увидели мою машину и проявили восторг. Я повернул назад.

Над камышом, там, где я оставил машину, вился дымок, едва различимый в воздухе, тронутом сумерками. Потом до меня донесся запах дыма, голоса и собачий лай. Как бы мои клиенты болото не подожгли. Я ускорил шаг.

Ребятки были на месте, попинывали шины моего автомобиля и о чем-то судачили. Мне навстречу выбежал пес, тявкнул разок и вернулся к костру. Присутствие собаки меня удивило. Словно они не умирать собрались, а пса прогулять вышли.

– Собак и другую собственность придется оставить здесь, - сказал я.

– Увязалась за нами, только мы из автобуса вышли, - объяснил Алик.
– Собака охотничья и пока ничья, Йориком звать, наверно тоже ищейка.

Пес почесался.

– И что мне делать с этой ищейкой вшей?
– спросил я.

Пес, не переставая себя чесать, оскорблено осклабился.

– Будет нам проводником в стране мертвых, - сказал Алик и отвернулся к костру.
– Чтоб ты сдохла, зима, - проворчал он, ёжась и подставляя огню бока.

Зима еще не родилась, однако одет он был явно не по сезону, в какой-то полотняный костюмчик цвета и покроя сафари. Словно в Африку собрался, на ловлю львов. Был, правда, под курточкой тоненький свитерок, на ногах старые, едва ли не кирзовые сапоги, каких я уже полвека не видел. Лесик оделся поосновательней.

– Вы прямо с королевской обязательностью: точь-в-точь, - недовольно сказал он, словно я ему помешал мою машину пинать.

Часы показывали ровно пять.

Я оттер его от машины и открыл багажник. Вынул два револьвера.

– Пользоваться умеете?

– А как же, опробовал все системы. Как шутят у нас в шутере: Смит-энд-Вессон, Браун-унд-Браунинг, Сволочь-и-Скот, - быстро сказал Алик.

Лесик только сглотнул слюну, как будто ему не терпелось всеми ими воспользоваться.

– Делаем так. Пройдем по тропе до озера, ознакомимся с местностью. Вам - по револьверу и по фонарю в руки, - я отдал им фонари. Лепажа стволы роковые, как шутят в другом шутере, пока придержал.
– Один останется у конца тропы, другой вернется со мной к началу. По моему сигналу - я нажму на клаксон - начинаете двигаться навстречу друг другу. Где сойдетесь, там и стреляйтесь.

– А если разминемся?

– Вправо-влево - вода, кое-где и трясина, так что не разойдетесь, - продолжал я, оставаясь серьезным.
– Можно повернуть назад, но это немужественно. Оставшегося, так и быть, я пристрелю, окажу последнюю помощь. Трупы брошу в болото.

– Вот-те на! Протестую!
– вскричал Лесик.

– Работа непотная, - сказал Алик.

– Гасите костер, - сказал я.

Некоторое время я возглавлял наш маленький караван, но потом пёс меня потеснил. Он носился вдоль тропы туда и обратно, совал нос в камыши, но углубляться побаивался. Алик время от времени ему посвистывал. У меня вдруг возникла уверенность, что они с этим псом давно знакомы, и более того - большие друзья.

Ребята перебрасывались своими шуточками.

– Вот если тонут в болоте Гитлер и Йорик, ты кого спасать бросишься?

– Гитлер? В такую пору? В этой дыре? Да и вообще, я не понял, что ты этим вопросом спросил

Справа что-то заклокотало, как у циклопа в горле, что-то тихое, тухлое поднялось со дна и разошлось вонью. В нос ударило запахом падали.

– Что ты видел, Лесь?

– Видел мушки в глазах.

– А они тебя видели?

Однако удаль пошла на убыль, по мере того, как темнело, и нас плотней обступал камыш. Они еще поёрничали, пошутили, да и затихли совсем.

Мне вдруг тоже сделалось не по себе. Забытые инстинкты шевельнулись во мне.

Смеркалось всё пуще, над болотом, словно окно в лучший мир, вставала луна, тень с тихим шорохом кралась за мной. Метрах в пяти, приотстав, пыхтел Алик. Он чертыхнулся, ступив мимо тропы, и включил фонарик, я включил свой.

Минут через пять мы вышли к озеру. Оно выглядело еще таинственней и угрюмей: луна, черная вода, тусклые блики. Крыша напоминала корпус морского судна, опрокинутого вверх дном.

– Что за дом на дне?
– спросил Алик.

Никто ему не ответил.

Я раздал им оружие.

– Средства связи и идентификации отдайте мне. Стреляйте наверняка. Не надо мучить друг друга.

– Если этот субъект, вернее, объект, раньше меня убьет...
– сказал Лесик и замолчал.

Наверное, представил себе, как кусочек свинца вопьется в тело, сомнется о плоть. Трусость - весьма острое ощущение, когда ум в смятении, ноги не держат, а нижняя челюсть, пытаясь соприкоснуться с верхней, не находит зубов. Оба трусили. Да и кто б перед смертью не трусил? Инстинкт.

Однако они с этим справились. Я напоследок взглянул на озеро.

– Ты плавать умеешь?
– спросил Лесик за моей спиной.

– Да плевать я хотел!
– ответил Алик.

– Тоскливо-то как. То ли выпь кричит, то ли выпить хочется.

– Не слышу...

– Пошарь ушами.

– В каком ухе гудит?

– Это нервы звенят.

– Что будем делать, Лесь?

Я так и не узнал, что. Дальнейшее не отложилось в моей памяти. Но ведь оно было, верно?

03 ПОКАЗАНИЯ

– Ну-ну...
– всё подстегивал меня Накир.
– Так-таки ничего и не помните?

– Не помню, - почти честно сказал я.

– Странно, - сказал Накир и оглянулся на старшего.

Более, чем. Словно я на болоте провалился в какой-то пустой сон, который в свою очередь тоже куда-то там провалился. Вдобавок это обстоятельство дополнял ряд других странностей. Может быть, из дознавателей удастся что-нибудь вытянуть? Ненавязчиво и незаметно. Исподволь, исподтишка.

– Следствие - та же добыча гелия на обратной стороне луны. И с какого времени у вас началось?
– спросил Мункар.

– В какой-то момент уснул в своем номере, а очнулся уже в карантине.

Я решил пролонгировать свою амнезию. Представить как прогрессирующую. Пусть думают, что их домогательства усугубляют мою болезнь.

Лицо Мункара в ответ на моё враньё осталось непроницаемым.

– Вообще-то у нас есть средства заставить вас вспомнить - от элементарного гипноза до новейших озарений в области химии, - сказал он.
– Не говоря уже о прямом физическом воздействии на организм, подверженный ощущениям боли.