Каюр

Общение с себе подобными я свёл до минимума. Не хочу никого видеть, не хочу ничего хотеть. Сила воли совсем на нуле, туго думается. Словно взял билет в плохое кино, а обратный не выдали. И даже если вернуть билет, из зала не выпустят. Я всё ещё есть, или меня уже нет? Не приведи Господи зависнуть так.

Время тянулось медленно. Словно кто-то его специально тянул. Рвение времени не подстегнул даже визит следователя. Он задал несколько вопросов насчёт наших с Каспаром баталий, дал мне кое-что подписать. Дело они свели к банальной драке. Это меня устраивало. На мои вопросы о Каспаре - где он и что ему светит - ничего определенного не сообщил, ссылаясь на тайну следствия.

Джус, покидая лазарет, оставил мне свой адрес и телефон, но я и не подумал связаться с ним, пассивно влача свое "негативное существование", как выражался наш пансионный психолог. "Негативное воображение" - тоже его термин и относился ко всякому представлению о мироздании, отличному от щенячьего.

Этот социальный работник беседовал с каждым из нас дважды в неделю. Бесед со мной у него успело состояться всего три. Он к месту и не к месту вставлял своё "негативное", а также множество английских словечек, полагая, что это смешно.

Начинал он всегда одинаково:

– Что-то у вас с лицом. Мало в нем смайлу, хе-хе.

Или:

– Что вам угодно из еды и удовольствий? Какие напитки? Кофе для вас негативно, но есть новинка: превосходный витаминизированный грейпфрутовый джус, хо-хо...

Он словно мне напророчил. В тот же день, всего пару часов спустя после последнего "хо-хо" социальщика в моей комнате появился живой и не грейпфрутовый Джус.

– Чтоты-чтоты-чтоты!
– вскричал он вместо приветствия, сопровождая восклицание жестом, словно сраженный моей неземной красой или величием.
– Почему не объявился?
– почти что кричал он.
– Я ж не знаю ни фанка, ни адреса! Ни телефонов твоих, ни почт! Я же хороший адрес тебе дал! Сейчас я по другому живу адресу, не такому хорошему, - немного иным, менее жизнерадостным тоном добавил он.

Галкин Юрий Иванович - под этим именем, согласно идентификатору, он числился в Реестре. Имя банальное. Я даже был несколько разочарован, я думал, у него что-то вроде Мкртчан или Шатиришвили. Разочарован? Значит, было куда. Я-то считал, что нахожусь на последнем уровне разочарованности - жизнью, собой, вообще.

Пребывая в оном унынии, я физически не мог что-то выдумать и соврать, и я сказал, как оно и на самом деле было. Что в нынешнем своем состоянии не склонен к общению. Мол, не троньте меня, отстаньте. Пусть лежу.

– Я знаю, как тебе помочь и помогу, - сказал Джус.
– Мы с этим справимся. Тебе нужен коррекционный трип. Вещи можешь не брать. Поехали...

Выйти из дому, куда-то отправиться было для меня великой проблемой. Тем более в место столь отдаленное, как трип. Но Джус напирал очень бойко, как будто выгодного клиента цеплял.

Я сказал, что еще не успел после последнего воплощения уладить свои денежные дела. Коррекция, вероятно, чего-то стоит.

– Стоит, - сказал он.
– Но с тебя - ни гроша.

Я не очень верил в исцеление, я даже не был уверен, что это мне нужно, и пошел на поводу у Джуса скорее из-за своей пассивности, чем по желанию - в последнее время их у меня просто не было.

– Да и чего тебе бояться в твоем состоянии? Хуже не может быть, - применил он последний довод.

Избавил от одного трипа, чтобы отправить в другой. Спас от убийцы, чтоб самому меня укокошить. В конце концов, я ему жизнью обязан. Так пусть же возьмет эту жизнь.

Так я оказался в его огромной машине. В таком внедорожнике можно было, пожалуй, жить.

Мой пансион располагался в восточном спальном районе. Через пять минут мы выехали за кольцевую.

– Мы что в другой город едем?
– забеспокоился я.

– Нет.

– Но - к выезду?

– Гляди-ка...
– Он сбавил скорость.

Впереди, в полукилометре от нас, случилась авария. И вероятно, со смертельным исходом, судя по наличию на месте происшествия демполовской спецмашины.

Дешевенький автомобиль был разбит вдребезги от удара в ажурную металлическую опору неизвестного назначения, которую то ли монтировали, то ли демонтировали: рядом стояла монтажная автовышка. Я успел разглядеть на металле кровь.

– Неприятность, - посочувствовал я.

– Перф, - презрительно фыркнул Джус.
– Причем примитивный. Постановочная авария, - пояснил он, увидев, что я не врубился.
– Недаром полицай от депо крутится. И машину нашли, какую не жалко. И монтажники кстати, подтвердят неумышленность.

Миновав переезд, мы съехали на грунтовую дорогу и продолжали движение вдоль трехметровой бетонной стены, сверху украшенной витками колючей проволоки. Несмотря на столь внушительные заграждения, это не был режимный объект. Насколько я знал, территория принадлежала мусороперерабатывающему комбинату. За стеной застыла стрела подъемного крана. Виднелась верхушка какой-то башни. Горьким дымом испражнялась труба.

Мы доехали до угла, грунтовка пошла дальше, а мы свернули параллельно восточной стене на еле видимую колею. Проехав метров пятьсот, Джус заглушил мотор.

Перед нами расстилался пустырь, напоминавший бежевую портянку, брошенную в траве. С дальнего краю портянки стоял на трех колесах, а вернее на ободах, строительный бытовой вагончик. Вместо четвертого колеса была подставлена чурка. Рядом с этим ободранным зеленым вагоном рос не менее ободранный и зеленый клен. Слева от вагона была все та же стена, справа - поле дикорастущих подсолнухов, сзади рос и процветал бурьян, а прямо перед вагоном затормозили мы. Кроме того, часть пустыря занимала новенькая цистерна, очевидно, с водой и, очевидно, подогнанная совсем недавно. Нам навстречу выбежали собаки.

– Приехали, - сказал Джус.

Я, с большой неохотой отправляясь в путь, ожидал увидеть офис колдуна, атрибуты его могущества, а увидел убогую конуру и бородатого человека, выходящего его из подсолнухов и подтягивающего замок на штанах. От вида этих жизненных неудобств неохоты прибавилось. Мне захотелось обратно в "Бедную Лизу". Я бы даже общество психолога предпочел, чем этих двоих. Блестящий Джусов автомобиль выглядел посланцем другого мира.

– Ты что, отшельник?
– спросил я Джуса.

– Чтоты-чтоты-чтоты!
– возразил он.

– А это кто? Ассистент?

Волосатый как раз запнулся о кусок проволоки и нагнулся, чтобы распутать ее.

– Каюр.

– А ты тогда кто?

– Ассистент, - сказал Джус.

– Джякус, - сказал волосатый, расстреножившись и подойдя. Именно так и произнес, через "я".

Як Яковлевич Устюжанин, выдал его имя идентификатор.

– Тыр... Торопецкий, - почему-то запнулся я.

От Джякуса не укрылась моя заминка, он несколько пристальней посмотрел на меня. Впрочем, это любопытство очень скоро разъяснилось: он сам иногда заикался и, бывало, нес околесицу.