Каюр

– А это существо, которым запустил в меня Каспар?

Такое впечатление, что оно до сих пор сидит во мне.

– Думаешь, вирус? Можно и так сказать. Встроился в твою личность, словно в геном, не меняя фанка.

– А что, может и поменять?

Джякус оставил это вопрос без ответа. Сказав вместо этого:

– А ты хотел сразу в рай? В игольное ушко? Как говорила актриса Раневская, что я могу поделать, если у меня такая толстая жопа.

Слово жоп - жизненный опыт - тогда еще не было изобретено. Но Джякус его уже предчувствовал.

Мне иногда казалось, что депрессняк отступал. И зачем тогда трип? Я всё ещё трусил.

– Надо, Ходя, надо, - обычной присказкой отвечал Джякус.

– Против ада - только противоадие. Иногда для восстановления личности надобно умереть. Выйти за пределы действительности. Считай, что это обыкновенная эвтаназия. Щенячьей жизнерадостности мы тебе не вернем, но поможем изменить твою жизнь к лучшему.

Ходя - вероятно, от слова ходок. А иногда - Ходя-Ходя. Никаким ходоком я тогда еще не был: мои вынужденные трипы не в счет. Но кличка была дана с расчетом на будущее. На вырост, если так можно сказать.

Скоро проявилась и личная заинтересованность во мне моих новых друзей. Я как-то спросил:

– Что же ему, Каспару, от меня нужно?

– Да чёрт его знает. Может, он просто псих. С ним ты сам как-нибудь разберёшься. После того, как сделаем тебя каюром.

– Каюром? Меня? Почему именно?

Я был мало что удивлен. Я был изумлен, у меня лицо вытянулось.

– У тебя потенциал. Джус еще в лазарете это в тебе подметил. И людей убивать ты приучен. Я же должен его к кому-то пристроить, прежде чем уйти из профессии.

– И куда ты уходишь?

– В кино. Надоел мне театр одного актёра.

Театр одного убийства, следовало бы сказать. Этот человек будет меня удивлять, пока моё лицо не вытянется в лошадиную морду. Однако о том, что он в корень достал депо, и ему почти уже выписали путёвку в чмольный, он мне тогда не сказал.

– Но ты не сомневайся, мы с тобой еще встретимся, - обнадежил он.
– Не пройдет и полвека.

– А это обязательно - становиться каюром?
– в тот же день спросил я у Джуса, как только ассимилировал эту мысль.

– Альтернатива такова: либо остаешься лузером, либо делаешься каюром. Тебе еще повезло. У других лузеров и такого выбора нет.

– И по каким же признакам ты определил, что у меня дар? Я вот его в себе не вижу.

– Ах, да мало кто видит. Ты полицейский или страховой брокер - выбрал профессию случайно - а дар у тебя художника или конструктора тяжелых машин. А может у тебя талант поэта или Шерлока Холмса. Если б ты не опустился в лузерство, я б в тебе этот дар и не заметил. Так что наличие отрицательного опыта - необходимое условие для каюра.

– Но не достаточное?

– Есть еще симптомы. Глюки именно того свойства (я ознакомился с историей болезни). Есть признаки нарушителя, словно кто-то участвует в твоей судьбе. Впрочем, это настолько неопределенно, что рано эту тему затрагивать.

– Знаки, символы?
– Я припомнил версию Гарина.
– Что-то не видно их.

– Вполне возможно, что и не видно. И я, наблюдая за тобой, ошибся в них, истолковал неправильно. А насчет дара не обольщайся. Дар зачастую - латентная форма психического расстройства. Это твое бедствие или богатство, можно отнестись к нему и эдак, и так. Джякуса взять... Кстати, он тоже в бэде бывал. И вообще, я гения на говно не меняю. Так что придется тебе гением стать.

Десятое минуло, а я был всё ещё жив. Джус нервничал. Бомжевая жизнь ему опостылела, тем более что надвигались дожди. И уже на стене появилась претензия, что вот уж и сроки вам вышли, а вы... Других следов писателей обнаружено не было, только пропала одна из собак да кто-то помочился на колесо Джусова джипа.

– Терпения нет. А нетерпения - сколько угодно. Не прикажете ль долго жить?
– торопил события Джус, теребя Джякуса.

Он, наконец-то, добыл саблю. Это была боевая шашка, "чапаевская", с потемневшим клинком, с эфесом, обмотанным изолентой, без дужки и без ножен. Он эту шашку всюду таскал с собой, чистил её, холил, точил, рубил ею бурьян и подсолнухи. Руку набивает, холодея, наблюдал за ним издали я.

Джякус был его рукой недоволен.

– Это ж сабля! Что ты ее, держишь, как сухую соплю?
– кричал он, оседлав бел-горюч алатырь - не тот ли алтарь, на котором меня зарежут?

Я их напрямую спросил: как меня умерщвлять будут? Этой саблей станут рубить? Я предпочел бы что-то не столь кровавое и болезненное. И вообще, лучше внезапно и наверняка. Телесные муки оттягивают на себя душевные, отвечал мне на это Джус.

А пока велел заучить легенду, которую я должен буду представить в депо.

– Ты якобы возьмешь в прокате машину, уже взял, на ней и слетишь с трассы, местечко я присмотрел. Это недалеко от твоей богадельни. Будут расспрашивать о деталях - ничего не выдумывай и зря не ври. Упирай на то, что долгое время был без таблеток, и отсюда - плохо с башкой.

Я кстати вспомнил аварию - постановочную, по мнению Джуса - когда он вёз меня сюда, похитив из "Бедной Лизы".

Как он зачистит Джякуса - мне не сказал. Да и не мое это дело. Дальше мы пойдем каждый своим путем. У нас даже лазареты разные.

Я сидел, привалившись спиной к Горячему Камню, закрыв глаза и подставив солнцу лицо. Настроение сегодня было лучше обычного. Неподалеку Джус рубил бурьян, оттачивая удар, у него уже получалось по-казацки лихо. "А ну-ка шашки подвысь. Мы все в боях родились", - напевал он песню из кинофильма.

Я почувствовал сзади движение.

– Как настроение?
– спросил Джякус.

По шуршанию и покряхтыванию я понял, что он по своему обыкновенью взобрался на камень и лег.

– Пока терпимо. Но скоро опустится, - сказал я.
– Не верю я, что это можно трипом убрать.

– И правильно, что не веришь. Убрать нельзя.

– То есть? Ты ж говорил....

– Убрать нельзя, как нельзя бывшее сделать небывшим. Но поправить можно наложением благоприятных энграмм. А предварительно - сделать тебе расколбес, рассредоточить и собрать вновь.

Это он опять о деиндивидуации. К этому времени я уже немного разобрался с ней. И даже сходные понятия подобрал, такие как гиперурания, экстасис, атман. Или менее вразумительные: клубок возможностей, пучок вероятностей, сплетение сюжетов, одновременность и всеохватность, беспредельновечное всеодно. Да и термин Джякуса - расколбес - уже прижился во мне. В этом слове слышался и раскол, и разлука, и глаголы колбаситься и беситься. И оно отлично передавало его разгильдяйское отношение к этому способу небытия. Эго теряется, растворяется во всеобщем. И это огорчительно, как любая потеря собственности. Но освобождение из плена индивидуального сопровождается недостижимым в реальной жизни блаженством - восторгом, экстазом - и облегчением, как будто избавляешься от груза ответственности, которую зря на себя взвалил, наряду с предчувствием безграничной свободы и всевозможности - того сорта могущества, когда можешь все. Эта потеря собственного я сочетается с обретением всего мира, вселенной во всех ее проявлениях. А мое бывшее, такое протяженное и подвижное прошлое в сравнении с этим - не более, чем монумент, застывший момент времени.