Казань

Здание было окружено драгунами, которые еле сдерживали наседавшую со всех сторон толпу любопытных. Полицейские офицеры уже давно охрипли от крика и теперь бросались как бешеные то на кучеров, пытавшихся прорваться вперёд, то на зевак, нахально пяливших глаза на вельмож в звёздах и лентах, входивших в подъезд.

Полицеймейстер, похожий на каменную статую, поставленную по ошибке вместо постамента на дрожки, ожидал приезда графа Орлова.

Дворянские семьи, за неделю готовившиеся к этому балу, кучками толпились в подъездах, отряхиваясь и осматривая друг друга. Лакеи в красных фраках и белых чулках суетились, принимая шубы.

Внизу, у широких лестниц, гостей встречали молодые люди, рождённые быть распорядителями на балах и как бы исчезавшие во тьму небытия в промежутках между ними.

На верхней площадке перед входом в главный зал с одной стороны стоял предводитель московского дворянства граф Степан Степанович Апраксин, приземистый, толстый, в огромном парике и сказочной красоты кафтане с большими бриллиантовыми пуговицами, потный и озабоченный.

Мимо него проходило бесконечное шествие аристократии. Ползли петровские вельможи, недовольно постукивая тростями и недоброжелательно оглядываясь вокруг, как будто всё, что они видели кругом, сущие пустяки. Вели под руки бабушек, которые детство провели в теремах, юность в ассамблеях, а годы замужества – во времена Бирона и Миниха, когда, обливаясь слезами, приходилось им зубрить немецкий язык. Проходили приезжие дамы, захлопотавшиеся в провинциальных усадьбах и теперь только и мечтавшие, как бы согрешить со столичным кавалером. Гоня впереди жену и дочек, как лошадей на ярмарку, шествовали богатые помещики вперемежку с разорившимися кутилами, давно уже перезаложившими свои имения. Чиновники и офицеры, иностранные дипломаты и могущественные откупщики разыскивали в толпе знакомых или нужных людей.

Десятки тысяч свечей отражались в хрусталях подвесок, в огромных настенных зеркалах, в белом мраморе колонн, освещали матовые плечи женщин и расшитые золотом и серебром мундиры мужчин. Два оркестра безмолвно расположились на хорах. Было душно, несмотря на открытые окна. Стоял острый запах пота, духов и пудры. Воздух наполнял равномерный гул голосов.

Вдруг толпа раздалась на обе стороны и на середину зала вышел граф Орлов. Казалось, он самим провидением был создан для торжественных церемоний. Глядя на него, никому бы и в голову не пришло сомневаться в величии и силе империи, даже если бы она была на краю гибели. Высокий, усеянный звёздами, он медленно шел по паркету, раздавая улыбки направо и налево. Рядом, в семеновском мундире семенил мрачный Великий князь – Павел Петрович. Но на него никто не обращал внимание – все смотрели на Орлова.

Лорнеты мамаш мигом оказались подняты – не было в Империи лучшего жениха. И в то же время такого же опасного. Все знали о новых симпатиях Екатерины. Старый фаворит погиб, Орлов вновь возвращался на Олимп.

Апраксин подал знак рукой – оба оркестра заиграли «Славься, славься ты, Екатерина!». Начался бал.

Орлов для первого танца выбрал дочку Апраксина – миловидную девушку семнадцати лет отроду. Графиня покраснела от удовольствия, подала руку. Тут же сложились другие пары.

Сразу после первого тура в зале появился новый персонаж – Захар Григорьевич Чернышёв. Всесильный глава военной коллеги быстро прошел в центр, огляделся.

– Граф! Почему вы еще здесь, в Москве?! – Чернышев, покраснев от гнева, уставился на Орлова, который мило беседовал с Апраксиным.

– Захар Григорьевич! Вы ли это? – фаворит обернулся, всплеснул руками – Какими судьбами к нам?

– Послан матушкой императрицей наблюдать за диспозицией – Чернышев огляделся, заметил несколько знакомых офицеров из гвардейских полков. Вокруг царедворцев начала собираться толпа.

– Диспозиция самая наилучшая – наигранно улыбнулся Орлов – Полки уже дошли до Владимира, скоро и мы выступаем. Конными догоним их быстро.

– По распутице? Окститесь, граф!

– Нет никакой еще распутицы – отмахнулся Орлов – Захар Григорьевич, любезный, давайте не будем портить бал! Вы слышали уже шереметевскую актрису Елизавету Туранову? Ах как божественно она поет! Училась в Италии, изумительная певица… Сегодня даст нам концерт.

– Нет мы будем! – через толпу протиснулась худая фигура Великого князя. Визгливым голосом он продолжил – Это предательство! Посмотрите, граф, посмотрите! – палец Павла Петровича уткнулся в красный кушак, которым был повязан торс Орлова – Что это?

– Что это? – усмехнулся фаворит.

– Это цвет реббеленов! – забрызгал слюной Великий князь, повернулся к толпе – Предательство! Слышите!

– Сей же час прекратите непотребство! – рыкнул Апраксин. Орлов жестом подозвал лакеев, указал на Павла. Те подошли ближе, взяли наследника под локти. Толпа ахнула.

– Не смейте меня трогать! – попытался вырваться Великий князь. Его лицо покраснело, в углах рта появилась пена. Павел пучил глаза, дергался в руках слуг.

– За мной! – Орлов мощным тараном стал пробивать коридор в толпе, слуги тащили наследника. За ними шли мрачные Чернышев и Апраксин.

Отведя в карету Великого князя и приказав ехать в Кремль, делать ему холодный компресс, фаворит пошел плясать второй танец.

* * *

На подходе к Нижнему Новогороду ударила оттепель. Появились лужи, начал таять снег. Лед на реке принялся предательски потрескивать.

– Треба сходить на левый берег! – первым на небольшом военном совете однозначно высказался Перфиельев.

– Завязнем – кивнул Подуров на снег, что лежал сугробами на берегу, потом перевел взгляд на царь-пушку, что с большим трудом тащили аж шестеро лошадей, впряженных цугом.

По Волге идти было легко – полки Овчинникова, а до этого башкиры с киргизами протоптали отличную дорогу. Двигаться по берегу быстро было невозможно – и правда, завязнем.

– Успеем! – я махнул рукой полковникам, подзывая их к себе – Ускорьте марш. Пущай арапчата заготовят факелы, а також сделают костры дальше по ходу. Будем идти ночью.

Судя по карте и донесениям казаков, до Нижнего осталось всего два дня. Ступишин заперся в Кремле, разрушил все постройки, что примыкали к башням и стенам. Опасаться засады не приходилось, поэтому можно было ускорить движение войск.

Последний рывок выдался трудным. Усталые солдаты брели еле-еле переставляя ноги, лошади ложились в снег и отказывались вставать. Волга трещала все сильнее, приближался ледоход.

Уже ближе к Нижнему вдоль берегов пошли многочисленные склады, пристани. Скоро показался и сам город.

Новгород по факту уже с утра тринадцатого марта полностью контролировался казаками Овчинникова. Но мои пехотные полки и я сам со своей свитой и артиллерийским обозом вышли к городской застройки на закате четырнадцатого марта. Я специально решил не торопиться и въехать в город во всем блеске и великолепии на своем санном троне. А также дать возможность казачкам проверить город и окрестности на предмет сюрпризов. И принять меры для парирования возможной вылазки со стороны засевших в крепости правительственных войск.

На берегу Волги столпилось множество народа. С некоторым удивлением я увидел и несколько красных знамен реющих над толпой. В воздухе плыл колокольный трезвон ближайшей к месту выхода на берег церкви Петра и Павла.

Повинуясь указаниям казачков Овчинникова мои сани с троном съехали с волжского льда на твердый берег. И сразу же были встречены делегацией «лучших людей города» с хлебом-солью. У всех на груди был приколот алый матерчатый бант.

– Государь батюшка! – забасил пожилой, бородатый глава депутации и низко поклонился вместе со всей своей группой поддержки. – От всего нашего городского обчества мы твоему величеству в верности присягаем и просим не гневиться на нас. Не можем мы твоему Величеству поднести ключей от города. Губернатор, верный супружнице твоей, в крепости заперся с войском, с дворянами и семьями дворянскими. Но мы, рабы твои верные, готовы всем тебе помочь, Государь, дабы ты город под свою руку окончательно привел.