Каждому свое

Итак, действие закончилось. Подозрение перешло в уверенность, и дальнейшее пребывание на заброшенном кладбище теряло всякий смысл.

Пройдя по лесным тропам километра четыре, Северов выбрался на проселочную дорогу и почти сразу услышал скрип колес, а затем перед ним явилось чудо: старая двуколка, плохо и грязно выкрашенная в черный цвет, а также рыжая, не по годам резвая лошадка. И уж совсем непонятный по возрасту, социальному положению и душевному состоянию небольшой мужичок, одетый в черный старинный камзол, брюки, безразмерно большие сапоги, извлеченные из прабабкиного сундука.

Поравнявшись с Северовым, он остановил лошадь и предложил страннику сначала выпить, а потом подвезти его. Северов настоял на обратном порядке, занял место рядом с лихим кучером, и они тронулись в путь.

Владельца рыжей кобылы совершенно не интересовала личность Северова, что вполне компенсировалось страстным желанием побольше рассказать о себе.

– Слушай, мил человек, ты не думай, что я какой-нибудь там непутевый. У меня, так сказать, голова послабже, зато руки золотые. Могу, что хошь: дом поставить, печь сложить, забор соорудить. Мы с женой даже при Советской власти до войны ладно жили. Вот детей Господь не послал, но тут власть, пожалуй, не причем, это уже от Бога. А потом она от грусти по детям померла. – Он остановил лошадь, вынул из-под сиденья штоф и два старых лафетника. – Давай помянем настоящую русскую бабу Варвару, жену мою.

– Может, до дому отложим? – робко предложил Северов.

– О! Это правильная задумка. Ты мне вроде как брат становишься. Едем ко мне и там как следует помянем, а сейчас по махонькой, по половиночке. Мне, понимаешь, тверёзвому оставаться без Варвары страшно. Уважим ее память, и дальше поедем.

В России к покойникам всегда относились лучше, чем к живущим, поэтому пришлось согласиться.

– Скажи, а у вас немцы в деревне есть? – поинтересовался невзначай Северов.

– Какие немцы? – почти обиделся возница. – У нас деревня, значит, промеж двух болот лежит и между ними одна дорога идет. Приезжали к нам один раз четыре немца на мотоциклах с переводчиком. Собрали народ, говорят: «Теперь будете жить по новому порядку, то есть по германскому».

Что имелось в виду в данном случае, говоривший даже через переводчика объяснить не успел. Неведомо откуда над селом нависли тучи, и начался сильный дождь.

– Староста подошел к старшему из приехавших и говорит, если они сейчас немедленно не тронутся в путь, то дорога через полчаса будет непроезжей, а другой здесь нет. Немцы заспешили, схватили по дороге несколько кур и исчезли. И с тех пор ни разу не возвращались к нам. Размытая дорога для нашего села – спасение. Да ты сам увидишь.

Он готов был предаться своим мыслям, но долгое молчание оказалось для него невыносимым.

– Слышь-ка, я скажу тебе прямо, Советскую власть я не шибко жаловал, но когда я этих увидел, да еще в городе в комендатуру попал и чуть было в Германию не загремел на работы. Нога сухая спасла. А то бы сейчас…

Он остановил лошадь и вновь полез в сиденье. Северов воспротивился:

– Послушай, ты меня, кажется, к себе домой пригласил. Не так ли?

– Справедливо.

– Так чего мы здесь на дороге базар устраивать будем. Вот приедем, за стол сядем и по-людски помянем жену твою.

– И то верно. Меньше половины осталось. – Он не без труда водрузил себя на прежнее место. – Ты вот что, мил человек, поживи у меня, пока я с одиночеством обвыкнусь. Глядишь, постепенно и война кончится, этих бусурманов восвояси попрут.

– Ох, не просто это будет. Видел ты, какую силищу немцы нагнали: броня к броне.

Он как-то криво улыбнулся.

– Это ты Россию, видать, плохо знаешь, городской ты, поэтому и не ведаешь, что в России творится. Ты как себе думаешь, кто против немца воюет, городские что ли? Крестьянин против немца стоит. Где генерал, где рядовой – всё равно из крестьян. Ум у него крестьянский, понимаешь? Он, так сказать, особливый. А немец-дурак попался. Я о нем раньше лучше думал.

– Это почему же?

– Пришел не куда-либо – не в Африку какую-нибудь, а в Россию.

– А ему какая разница, он вон, смотри, пол-Европы подмял.

– Так Гитлер – сам Европа, поэтому они под него так легко и легли. Он ведь Европу в мягких штиблетах прошел, а на Россию двинулся – переобулся в сапог с кованым каблуком. Будь я Гитлером, я бы всё наоборот сделал.

– Интересно как?

Лошадь тем временем замедлила шаг, подходя к дорожной развилке. Хозяин, увлеченный рассказом, давно бросил вожжи, и теперь ей самой надо было решать: продолжать двигаться прямо или повернуть направо.

– Послушай, – засуетился Северов, – дай понять лошади, куда идти.

– Думаешь, она сама не знает, куда ей итить?

Чтобы прекратить препирательства в ее адрес со стороны сидевших в повозке, лошадь резко повернула направо и, почувствовав приближение дома, весело побежала рысью.

– Во, смотри, коль домой, то и погонять не надо.

Миновали перелесок, и дорога стала извиваться, выбирая себе твердый путь между небольшими заболоченными водоемами. Кончились болота, начался подъем, а вдоль дороги с обеих сторон – аккуратные деревенские избы с зелеными палисадниками, резными наличниками и ухоженными участками позади домов.

Северов, будучи на фронте, насмотрелся на сожженные войной деревни и такое, хотя бы внешнее благополучие, поразило его. Лошадь весело пробежала по центральной улице и остановилась у ворот крайнего дома.

Изба внутри оказалась на редкость чистой. Самодельные дорожки из разноцветных кусков материи разбегались в разные стороны по полу. Одна вела к столу, другая – в спальню, а третья – к печи. На одной стене – выцветшие коричнево-белесые фотографии.

– Вот она, моя несравненная. – Он подошел, перекрестил и поцеловал фотографию женщины, стоящей в полный рост и одетой в какой-то бархатный зипун. – Вот представляю тебе мою любимую. А теперь, давай, садись за стол и выпьем в память о ней.

Раздался стук в окно. Северов знал, что в деревнях обычно гости стучат в окна, а в городах – в дверь. Он опустил руку в карман куртки и нащупал пистолет.

– Да ты не волнуйся, это моя племянница за домом присматривает, а сама в соседнем живет.

Родственница оказалась молодой женщиной лет тридцати пяти, беловолосая, с улыбающимися глазами.

– Это мой напарник, – представил хозяин гостя.

– Я тебя, дядя Миша, с утра жду, а ты вон за полдень приехал.

Упреки женщины дядя Миша перенес легко.

– Ты вот что, Клавдия, мы с приятелем сегодня полдня на дороге маемся, неплохо было бы что-то пожевать.

– Я, Михаил Арсентьевич, вам с утра еще тыкву запарила с пшеном.

Хозяин достал бутылку и разлил самогон по стопкам.

– За Варвару Федоровну. – Он повернулся к фотографии, выпил, потом посчитал, что Варвара заслуживает большего, выпил ещё одну.

Тыква с пшенной кашей оказалась блюдом царским.

– Да вы ешьте, не стесняйтесь, – Клавдия подвинула чугунок ближе к Северову.