Каждый день как последний

— Давай съездим?

— Хорошо, давай.

— Заберешь меня с Революции, я тут в бистро сижу?

— Через двадцать минут.

— Отлично. Буду ждать.

Закончив разговор, Кен быстро докурил сигарету, сунул айфон в карман, взял ключи от машины и покинул квартиру.

* * *

— Я помню этот район, — сказал Паша, выбравшись из машины. — Когда его строили, я ребенком бегал сюда, чтобы забраться на подъемный кран и посмотреть на город с высоты.

— Я даже не знал, что тут что-то строится. Не бывал на окраинах, — сказал Кен.

— Тут болота были. Потом их осушили. Я здесь головастиков ловил, потом стал по стройкам лазить. Это очень увлекательно, скажу тебе…

Кен пожал плечами. Возможно, Паша прав, и пацану интересно взбираться на краны, нырять в траншеи, носиться по лестницам, но он ничем таким не занимался. Даже в голову не приходило.

— Как мы найдем дом и квартиру Егора? — спросил он у Паши.

— Да спросим у кого-нибудь. — Он указал на лавочку, на которой рядком сидели три бабули.

Они приблизились к ним. Паша, поздоровавшись, обратился к самой старшей:

— Не подскажете, где скульптор живет? Егором его зовут. Высокий, худощавый, с залысинами?

— Не знаю, сынок, — покачала головой бабка. Она была худая, морщинистая, в старом-престаром пальто из простеганной плащевки и в мохеровом берете с гигантским цветком на боку.

— Как не знаешь? — ткнула ее в бок товарка. — Сама же говорила, что напротив тебя.

— Напротив какой-то чудак живет. Грязь домой таскает. Весь подъезд изгадил.

— Не грязь, а глину, сам же тебе сказал.

— А какая разница?

— Большая! Из глины лепить можно, не знаешь, что ли? — Она перевела взгляд на Пашу. — Идите вот в этот дом… — Она указала на пятиэтажку, стоящую торцом к дороге. — Первый подъезд, нажмите на восьмерку, там дед живет, он всегда дома, пустит вас. Третий этаж, квартира справа.

— Спасибо большое.

— Да не похож он на скульптора, — фыркнула соседка Егора. — Морда уркаганская… А на руке наколка! Скульптор! Не смешите…

И продолжила в том же духе, но Паша с Кеном ее уже не слушали.

Они зашли в подъезд (дед и правда впустил их), поднялись на третий этаж. Паша позвонил. Затем постучал. Ему никто не открыл.

— Дома нет, — сделал вывод Кен.

— Ты слышишь телевизор? — спросил Паша, прислонившись к двери.

Кен последовал его примеру и прислушался.

— Да, он работает, — сказал он. — И что из того?

— Ушел, не выключив телевизора?

— Творческие люди очень рассеянны.

Но Паша пропустил его реплику мимо ушей. С задумчивым видом он принялся рассматривать замок.

— Ты что задумал?

— Дверь выломать.

— С ума сошел?

— Что-то здесь произошло. Я чую.

Тут пиликнул замок, открытый магнитным ключом. Хлопнула подъездная дверь. Кен свесил голову в пролет и увидел бабульку, с которой они беседовали пару минут назад.

— Ну, чего? — крикнула она, увидев лицо Кена. — На месте ваш друг?

— Не открывает что-то. Не видели его сегодня?

— Нет. Вчера только. — Она довольно резво для своего возраста зашагала по ступенькам вверх. — проститутку какую-то привел, в глазок видела. Потом телик врубил. И громко, как всегда! Ладно сначала новости передавали, так потом он канал переключил, и музыка заорала. Да ужасная такая…

— Какая? — спросил Паша.

— Не разбираюсь я в этом. Металл, что ли? Орут как ненормальные и инструменты ба-ба-бах! По мозгам прямо. — Старушка дошла до своей двери, вынула ключи. — Хорошо, вырубил через полчаса. Но телевизор не выключил. Не так громко, а ночью-то все равно слышно. Я-то ладно, глуховатая. И живу через квартиру, а те, кто через стенку, наверное, вешались.

— У вас балконы на одну сторону выходят?

— Да. Соседние. Окна двух других квартир на другую смотрят.

— Можно, я с вашего балкона на соседний перелезу?

— Это еще зачем? — подозрительно сощурилась бабка.

— Понимаете… У нашего приятеля слабое сердце. Он не берет трубку, и мы беспокоимся.

— Сердце? Слабое? Да брось! Пьет как конь. Разве больной человек будет так себя вести?

И все же она их впустила. Велев разуться, провела мужчин в зал. К удивлению Кена, обстановка в комнате была современная. Никаких тебе югославских стенок, совдеповских диванов, ковров на стене, плюшевых скатертей и люстр с «висюльками». Натяжной потолок, лаконичные обои, горка цвета «венге», тахта, два кожаных кресла и большой плоский телевизор.

Бабка, заметив удивленный взгляд Кена, хмыкнула:

— Что, не ожидал у старухи такую красоту увидеть? Думаете, мы свой век должны в рухляди доживать?

Она отдернула штору и открыла дверь на балкон. Естественно, створка была пластиковая.

— Полтора года половину пенсии откладывала, чтобы ремонт сделать. И то не хватило, окна и потолок в кредит взяла. А вот на мебель и технику не дали. Типа, пенсионерка, вдруг помру…

У Кена сложилось впечатление, что бабуля впустила их в квартиру только затем, чтобы похвалиться своим ремонтом.

— Как расплачусь по кредиту, буду балкон стеклить, — сообщила она. — И начну на нем помидоры выращивать…

Дальше речь пошла об овощах Михалны, которые она на своей лоджии взращивает. Под бабкину зудение Паша перелез на соседний балкон. Сделал он это легко, играючи, как будто находился не на третьем этаже, а в метре от земли.

Кен заглянул за перегородку, проследил, как Паша подходит к окну, прилипает к стеклу носом, чтобы увидеть, что за ним.

— Ну, что? — спросила бабка, отодвинув Кена. Ее бледно-голубые глаза светились любопытством.

Паша отмахнулся от нее.

— Так что ты видишь? — Это уже Кен поинтересовался.

— В комнате человек, сидит на стуле. Не пойму, кто.

— Не Егор?

— Не похоже. Вроде волосы длинные…

— Полицию вызываем?

— Да, надо. — Павел повернулся. — Бабуль, звони ноль два. А я в квартиру проберусь пока.

— Как?

— Окно разобью. Тут только одна балконная дверь закрыта, вторая распахнута. Будет нетрудно.

— Но зачем?

— Вдруг человеку помощь нужна…