Кажется, мы пропали. Взрослая жизнь
Шрифт:
— Всё хорошо? — невно интересуюсь у Кострова.
— Всё супер, — улыбается и целует меня.
— О чём разговаривали? — играю бровями.
— Много будешь знать, скоро состаришься, — влезает папа.
— Вон оно как, — показываю им язык, и Алина которая до этого смотрела мультики, повторяет за мной.
— Ох, повторюша — комнату наполняет совместный смех.
Меньше чем через час к нам присоединились дядя Лёша и Богдан. Сначала в комнате промелькнуло напряжение, но быстро развеялось. Все мы взрослые люди и глупо держать детские обиды и уж тем более их ворошить.
— Дядь Лёш, какие
— Марианн, — одергивает отец. — Дай людям поесть сначала.
— Всё правильно Андрей, — отмахивается Кузин старший. — Нечего время терять.
— Сговорились все, — улыбается.
— Смотрите, — вступает Алексей, отрезая кусочек сочного бифштекса. — Для начала нам необходимо перенести слушанье, — осматривает собравшихся, убеждаясь, что его внимательно слушают. — И чем раньше его назначат, тем лучше — возвращается к еде. — Это будет не так легко, как кажется.
— Что для этого нужно сделать? — уточняю.
— Нужно согласовать это с судьёй — вдыхает. — А они обычно не очень милосердны.
— Думаю, мы справимся, — уверенно, я не собираюсь сдаваться, надо я ночевать буду возле этой самой судьи. — А что дальше?
— Всё остальное уже готово. Я вчера забрал последнее доказательство невиновности твоего отца, — кладёт мясо в рот.
— Отлично, — вступает в диалог отец. — А теперь ешьте.
В принципе, сегодня был хороший день, теперь мы знаем куда двигаться и что делать, что безумно упрощает жизнь.
Мы возвращались домой, когда Артём свернул не туда.
— Так, — кошусь на него. — Куда мы? Мне стоит волноваться? — усмехаюсь.
— Нет, — машет головой.
Практически сразу машина останавливается возле кинотеатра на открытом воздухе. Большой экран, от которого идёт гирлянда из небольших, не ярких фонариков, на зелёном газоне стоят одноцветные кресла-мешки.
— У меня два билета, — держит в руках твёрдые картонные листки. — Если не хочешь, можем уехать.
— Ты шутишь?! — выхватываю из его рук билеты, мимолетно целую его, и открываю дверь в предвкушении. — Пойдем скорее, — чувству, словно мне снова десять, и мы всей семьёй приехали на подобное мероприятие.
Артём протягивает мне руку, и мы идём занимать свои места. Спрятавшись под пледом, мы ждали начало фильма. Бесконечное небо усыпано звёздами, убывающая луна своим нежным светом, развеивала ночной мрак. Я прижалась к Артёму, положив голову ему на плечо — идеально. Если это не лучшее свидание, то я тогда не знаю, что может быть лучше?
Домой мы вернулись поздно, но я довольна. Я счастлива.
Следующие три дня я обрывала телефон приёмной той самой судьи. Но каждый раз слышала одно и тоже: — «Виктория Евгеньевна, не может сейчас вас принять». И звонок обрывался. Но, как я уже сказала ранее, я не собираюсь сдаваться, поэтому еду в приёмную, и, если потребуется буду сидеть там, пока меня не выведут силой, а без боя я не сдамся.
— Виктория Евгеньевна, не может сейчас вас принять, — услышала заученную фразу, когда появилась в приёмной, которая была пустая, что, не удивительно учитывая манеру общения этой самой судьи.
— Девушка, — выдохнула. — Я не уйду, пока Виктория Евгеньевна не удостоит меня своим
вниманием и не выделит мне несколько минут своего времени, — на одном дыхание.— Мне бы не хотелось вызывать охрану, — секретарша паршиво изображала сожаление.
— Так не вызывайте, — пожала плечами. — Или вызывайте. Мне всё равно. Я буду приходить сюда каждый день своей жизни, обрывать вам телефон, искать любую возможность добиться своего.
Девушка выдохнула и направилась ко столу.
— Охрана, в кабинет Виктории Евгеньевны, — сообщила по телефону. — Мне жаль, — обратилась ко мне.
— А мне нет — усмехнулась. — Я всегда добиваюсь своего.
Охрана вывела меня, но когда меня это останавливало?! Наивные. Попасть в приёмную через главный вход у меня не вышло, охрана меня вывела, как только я переступила порог, потому я зашла через пожарную лестницу. Могу. Умею. Практикую.
— И снова здравствуйте, — девушка подпрыгнула, услышав мой голос. — Виктория Евгеньевна свободна? — усмехнулась.
Дверь её кабинета распахнулась и оттуда на меня смотрела тучная женщина, сорока пяти — семи лет.
— Я сейчас вызову охрану, — испугано потянулась девушка к телефону.
— Не нужно, — Виктория не сводила с меня взгляд. — Проходите.
Внутри я победно ликовала, но снаружи была невозмутима. Выкусили?
— Что вам нужно? — поинтересовалась женщина, усаживаясь в своё кресло.
— Я дочь Лаврова Андрея Викторовича, — без приглашения села напротив неё. — Пришла поговорить о переносе слушания.
— Меня тронула ваша настойчивость, — подняла на меня взгляд. — Но ничем помочь не могу. Всего доброго.
— Я так не думаю, — не сдвинулась с места.
— Что? — поправила очки, которые съехали на переносицу.
— Именно в этом вы можете мне помочь, — так же пристально смотрю на неё.
— Вы забываетесь, — бросает ручку на стол. — И не понимаете где…
— Нет, это вы не понимаете, — перебиваю. — Мой отец болен, — кладу на стол справку, которую мне прислал его врач. — Серьёзно. И я не позволю ему умереть, только потому что ваше эго не позволяет пойти нам на уступки.
Наблюдаю как брови женщины взлетают от удивления. Она откидывается на спинку стула и молча рассматривает меня, игнорируя справку.
— А вы далеко пойдёте, — усмехается судья. — Обычно, я никому не позволяю себя так вести, — переносит тяжесть тела на стол, и начинает изучать бумажку, которую я положила перед ней. — Но вы меня убедили. Жду вас через две недели — кивает. — Если у вашего отца такой же настырный и упрямый адвокат, как вы — улыбается. — То слушанье будет коротким.
Я возвращаюсь домой горда собой как никогда. Теперь я хозяйка своей жизни.
Глава 28
Марианна.
Прошло два дня с момента переноса слушанья. Отец и дядя Лёша практически всё время проводят за бумагами, выстраивая свой план хода заседания. Готовятся ко всем форс-мажорным обстоятельствам. Алина не отходит от отца, и на все общее удивление, не спрашивает о матери. Сестра лишь раз поинтересовалась о местонахождении Светки, на утро, после той ночи, когда она благополучно свалила в закат.
— Мама уехала, — коротко ответил отец. — Я не знаю на сколько.