Казнь по кругу

Когда он расковырял маячок, его первой мыслью было: в Москву! Туда, где все началось, туда, где все варится, туда, где замышляют его убить, туда, где он может достать их, туда, где все кончится.

Он сам не знал, как подавил в себе это желание. Нет, знал: радость от продления собственного бытия, продления, обеспеченного его своевременной догадкой, требовала паузы в поступках.

Они наверняка уверены в том, что Сырцов при первой возможности попытается как можно быстрее вернуться в Москву. Как можно быстрее — это автомобиль или, в крайнем случае, железная дорога. Следовательно, его ждут и на железнодорожном вокзале, и на автомобильных выездах из Углича. Пусть себе ждут. А он — беспечным туристом продолжит свое приятное и тягучее путешествие вниз по Волге.

Заставив себя не думать о том, что будет делать в дальнейшем, Сырцов уверенно и безбоязненно заснул.

22

Этот городок увиделся как все: деревянные домишки на не очень высоком берегу. Но берег стал возноситься все выше и выше, домишки уступили место нескольким роскошным (по местным меркам) зданиям, скорее всего принадлежавшим домам отдыха и пансионатам, и вдруг возник город из старорусской жизни, с веселым двухэтажным каменным первым рядом, с замысловатыми человеческими жилищами второго и третьего рядов, вцепившимися в немыслимо крутой и громадный обрыв над Волгой. А над обрывом, над рекой, над миром — колокольни соборов, своею устремленностью ввысь указывающих путь к покою и смирению.

Сырцов второй день из иллюминатора одноместной каюты первого класса рассматривал берега, но такое увидел впервые. Он подождал, пока теплоход не причалил, и с толпой других пассажиров сошел на берег.

Естественно, пти-базар у пристани. Торговали свежими огурцами (по хорошей погоде уже массово вызрели), зеленью, семечками. Это, так сказать, местный набор. И набор интернациональный: жвачка, «Марсы» и «Сникерсы», водяная феерия из разноцветных «Фант», «Пепси», «Оранж», «Севен апов», одеколоны, зубные пасты, мыло. Чуть в стороне — вернисаж: поделки из дерева, бересты, лоскутов, неумелые тщательные пейзажи с церквами и Волгой, умелые пейзажи с перелесками, тихими волжскими пристанями, натюрморты, иконы-новоделы.

В отдалении, на поднимавшейся вверх булыжной мостовой вокруг учительского вида дамы-экскурсовода уже лихорадочно суетились наиболее любознательные путешественники (в основном путешественницы), жаждавшие осмотреть достопримечательности. Теплоход стоял здесь три часа. Так что для суеты причин не было. Но таков уж советско-российский гражданин: всегда в опасении, что ему не достанется или ушлые, власть предержащие товарищи в чем-нибудь его да обделят.

А Сырцов прогуливался. Он шел вдоль Волги по набережной, лениво изучая быт и нравы аборигенов. Судя по всему, для аборигенов мужского пола адмиральский час наступил давно: из двенадцати встреченных трезвых было двое. И эти двое тоже были выпивши, но все же не колебались на ветру. Городок нравился Сырцову все больше и больше.

Он дошел до ограды дома отдыха и понял, что центральная часть города здесь кончалась. Повернул обратно и двинулся к причалу, изучая уже не народонаселение, а дома, в которых народонаселение спит, пьет и развлекается. Замызганный с замызганными афишами третьесортных американских фильмов кинотеатр, книжный магазин в старинном купеческом лабазе, утлые магазинчики, пустая столовая, громыхающая попсовая, с ближневосточным акцентом музыка из кавказской едальни (поинтересоваться: не родственники ли Рашида здесь хозяйствуют) и — как он в первый-то раз пропустил — отделение милиции.

Наверняка на него объявили всероссийский розыск: МУРу деваться некуда — все улики налицо. Интересно, какие веселые беседы велись в главной московской ментовке о нем? Вряд ли кто-нибудь из профессионалов всерьез верил, что он пытался взять кассу, но, но, но! Висит здесь его карточка или не висит?

Сырцов заставил себя подойти к милицейскому стенду, где под стеклом красовались герои пустынных горизонтов. Среди весьма убедительных рыл его рыла не было. Не дошли еще до Волги данные об особо опасном преступнике. Через недельку, не раньше, появится на стенде его портрет, а у него уже и усы отрастут.

Он устроился на бульварной скамейке рядом с двумя уроженцами здешних мест. Оба — неопределенно старый и неопределенно молодой — пребывали в задумчивости. Сырцов знал природу этой задумчивости: милая пара не обладала средствами для продолжения привычных и любимых игр.

— Хорошо у вас! — задушевно поделился радостью бытия Сырцов, оглядывая волжские просторы.

— С теплохода… — не спросил, сказал, утверждая, тот, что старше.

— Угу, — подтвердил Сырцов и повторил: — Хорошо у вас!

— Так оставайся! — предложил неопределенно молодой.

— Остался бы, да где жить? — погоревал Сырцов.

Глаз у старшего бойцовски засверкал. И не старый он вовсе, где-нибудь под сорок. Правда, сильно потрепанный алкоголем, это есть.

— Мы тебя вмиг пристроим! Пол-литра поставишь?

Сырцов без слов обнажил десятитысячную купюру.

Молодой без слов же схватил ее и коряво побежал к торговой площади.

— Что, терпежу совсем нету? — поинтересовался у старшего Сырцов.

— Уже час как зашабашили, а во рту — ни маковой росинки, — признался абориген. — Работаешь, работаешь, а денег ни хрена.

— Мало работаешь или много пьешь, — жестко сказал Сырцов.

— Твоя правда, — покорно согласился собеседник. — А что делать?

— Работать и не пить.

— А ты что, так пробовал?

— А я так живу.

— Тоска, — посочувствовал Сырцову абориген.

— Это у тебя тоска, — возразил Сырцов. — А у меня — радость бытия.

— Сейчас я выпью, и у меня будет радость бытия, — пообещал сосед по скамейке. — А у тебя обратно тоска.

— Это почему же? — искренне удивился Сырцов.

— Потому что мы выпьем, а ты — нет.

— Не будет у меня тоски. Я с вами выпью.

— Ты же говорил, что непьющий! — возмутился абориген.

— Это вообще. А в частности — выпиваю иногда.

— Пол-литра ты нам обещал. Считай, что ты не в деле.

— А за что вам пол-литра, не забыл?

— Да пристроим мы тебя, пристроим!

Подошел младшенький с бутылкой «Российской» и полуторалитровым сосудом фанты. Возгласил как о своем достижении:

— Ярославская! — Младшенький был щедрее: из кармана вытащил три пластмассовых стаканчика. Спросил у почтенной компании: — Всю сразу разливать?

— Сразу, — решил Сырцов, и старший объяснил его решение:

— Он нам, Гриша, вторую поставит.

— Поставит! — передразнил его Гриша, не отвлекаясь от аптекарского занятия — разлива по трем стаканам с точностью до грамма. — Я последними нашими тысячу четыреста за воду доплатил.

— А чего это вы мне хамите? — изумился Сырцов. — Поаккуратней со мной. Не дай Бог разозлите, всю водку на землю вылью.