Казнь по кругу

…Сырцов, лежа с открытыми глазами, еще не понимал, что не надо прикрывать свой половой орган полами рубахи. Опять завыло, и он проснулся. Автоматически глянул на часы (узнать сколько спал), посмотрел в окно.

От причала уходил его теплоход. Пора, мой друг, пора. Но не покоя сердце просит, а совсем наоборот. И не сердце. Что же заставляет его участвовать в страшненьком стипль-чезе?

23

Он звонил в Нижний, в гостиницу, Вадику. Шесть вечера, есть надежда, что современный левша, король звукозаписи, еще в номере. Наверняка московская попса начинает свои концерты не ранее восьми. В ожидании, когда соединят, Сырцов рассматривал фотографии достопримечательностей данного города, выставленные за стеклом на специальном стенде. Рассматривал приблизительно так же, как рассматривал сосем недавно на другом стенде чувырла разыскиваемых преступников — внимательно, но без интереса.

— Говорите! — приказала телефонистка, и он направился в кабину. Первыми словами Вадика были невежливые:

— Это кто?

— Дед Пихто, — столь же некультурно откликнулся Сырцов.

— A-а, Жора, — сразу же понял Вадик (слух профессионала). — Что надо?

— Поздороваться надо для начала. Здравствуй, Вадик, — поучил зарвавшегося слухача Сырцов, одновременно подбрасывая на ладони распотрошенный серебряный доллар.

— Здравствуйте, Георгий Петрович! — издевательски пропел обиженный Вадик. — Не будете ли столь любезны сообщить, в связи с чем я удостоен чести слышать ваш мужественный бас?

— Буду столь любезен, — серьезно подтвердил Сырцов. — Поэтому слушай меня внимательно и терпеливо, Вадик. В руке у меня раскуроченный мною же металлический доллар, в котором помещался довольно мощный радиомаяк. Вопрос: имеешь ли ты отношение к производству этого механизма?

— Интересный вопрос, — с интонацией политического деятеля на пресс-конференции заметил Вадик и для убедительности повторил: — Интересный.

— Хотел бы услышать столь же интересный ответ, — поторопил Сырцов.

— Дай подумать, — попросил Вадик и засопел. Сопел секунд пятнадцать. — Вот что, Жора. Могу сразу сказать, что с контейнером в виде доллара я дела не имел.

— Но… — поторопил Сырцов.

— Но некоторое время тому назад я сделал штучку, которая по параметрам вполне могла быть вмонтирована в подобный контейнер.

— Некоторое время тому назад — это когда?

— Недели две-три. Дней двадцать. Точно не помню.

— Я так думаю, что эту штучку ты делал не для собственного удовольствия?

— Кто же таким примитивом для собственного удовольствия занимается?

— Значит, заказ.

— Заказ, Жора. Пять штук соорудил.

— И хорошо заплатили?

— Очень хорошо. Даже слишком.

— Кто заказчик?

— Ей-богу, не знаю.

— Ну, ты даешь! — воскликнул Сырцов.

— Курьер принес письмо с подробными инструкциями и аванс. Потом я по одному отправлял изделия на абонементный ящик, а курьер аккуратно приносил конверт с оговоренной суммой.

— Стыдно, Вадик, чтобы тебя использовали втемную. Стыдно и опасно.

— А кто с долгами за «рафик» расплачиваться будет? Пушкин? Ты?

— Ваши пять минут кончились! — крикнула телефонистка.

— Продлите! — крикнул в ответ Сырцов, прикрыв ладонью микрофон.

— На сколько?

— Пока не наговорюсь. — Инцидент был исчерпан и Сырцов, боясь, что Вадик бросит трубку, испуганно осведомился: — Ты меня слушаешь, Вадик?

— Без всякого удовольствия, — признался тот.

— Теперь давай подумаем, кто вывел неизвестного заказчика именно на тебя? «Блек бокс» исключается.

— Дед. Ты, — нахально предложил подходящие кандидатуры Вадик.

— Шутка?

— И глупая, — признался Вадик. — Это очень важно, Жора?

— Очень. Во всяком случае, для меня.

— Тогда дай еще подумать. — Он опять сопел. — Все понял, Жора. В последнее время — уже месяца три — ко мне регулярно обращается за кое-какой консультацией один известный программист-компьютерщик…

— Зовут как? — перебил Сырцов, уже догадываясь, какую фамилию назовет Вадик.

— Горелов. Сева. Всеволод Всеволодович.

— Приятно слышать, — сообщил Вадику Сырцов.

— Что тебе приятно слышать? — уже с опаской спросил Вадик.

— Твой голос. И фамилию, которую ты назвал.

— Что случилось, Жора?

— Ничего страшного для тебя. Пока.

— А для тебя?

— А для меня… Выбери свободную минутку и прочти надпись под моим портретом, вывешенным на стенде у ближайшего отделения милиции.

— Иди ты!

— Вот я и иду. Точнее — бегу.

— И долго бегать собираешься?

— Пока портрет на стенде не заменю.

— Тебя подставили?

— И еще как!

— Дед знает?

— Не хочу его замазывать.

— А придется. Одному тебе не выкрутиться.

— Думаю, что все-таки выкручусь. Если только ты язык не распустишь.

— Да пошел ты…

— Иду, иду. Будь здоров, Вадик. — Чтобы оставить Вадика в нужном запале, Сырцов неожиданно попрощался и повесил трубку.

* * *

Переговорный пункт находился наверху, и он, уже хорошо изучивший прибрежную часть города, решил ознакомиться и с его верхней частью. На это ушло часа полтора.

Проголодавшись, спустился вниз. По набережной гуляли. Гуляли, слегка покачиваясь, аборигены обоего пола, немытые и нечесаные, гуляли европеизированные отдыхающие в шортах и каскетках (тоже обоего пола). Эти два потока существовали раздельно и не замечали друг друга. Даже в заведении соплеменников Рашида существовала невидимая стена, разделявшая помещение на две половины: в одной лихорадочно и безмолвно наливались, в другой мирно беседовали и свободно смеялись, особо не замечая бутылок и стаканов, стоявших на столах. Обе половины ничего не ели. Местные потому, что на еду не было лишних денег, а отдыхающие уже напихались казенной пищей в домах отдыха и пансионате.

Сырцов устроился за столиком, стоящим на границе. Но, как известно, на границе тучи ходят хмуро. И коренные, и отдыхающие равно неодобрительно осмотрели чужака, осмотрели и с неудовольствием отвернулись. Ну и хрен с ними, только бы нешустрый официант кавказской национальности заметил. Он и заметил. Подбежал сразу, приняв Сырцова за крутого парня. Спросил, подмигнув:

— Сразу бутылек?

— Пожрать, — осадил его Сырцов. — Что можешь предложить?

— Люля-кебаб, плов…

— По порции того и другого.