Казнь по кругу

Место встречи изменить нельзя. Да и зачем его менять, когда напрочь отрубились от хвоста? Кузьминский, как всегда с похмелья, в подавленно-взвинченном настроении вел «вольво» нервно и жестко. Не любил такие игры Смирнов, за свое здоровье опасался. На проспекте Мира решил:

— Я поведу.

Кузьминский покорно тормознул, обошел радиатор и уселся на пассажирское место. Не наказание это для него, а облегчение. И, освободясь от забот, живо заговорил:

— Иваныч, что мы медлим?

Иваныч, цепко держась за рулевое колесо и глядя строго перед собой, содержательно и по-советски ответил:

— Так надо, Витек.

— Да иди ты! — разозлился Кузьминский. — Где гарантия того, что если не сегодня, то завтра Жорка пулю не схлопочет? Какое право ты имеешь рисковать им? Ты, как всегда, намерен весь преступный мир раком поставить, забывая, что у нас одна задача — отмазать и спасти Жорку.

— А для того, чтобы отмазать и спасти Жорку, надо весь преступный мир поставить раком.

— Ты — демагог, — решил Кузьминский.

— Я — не демагог, я — демократ. Потому что с тобой, дураком, как с равным беседую.

За гордым рабочим и энергичной крестьянкой, с трудом пробившись на поворот, вильнули налево и, миновав студию Горького и ВГИК, прибыли на стоянку гостиницы «Турист».

* * *

Потом немного пешочком. Перейдя Яузу, свернули налево еще раз и бережком, бережком пошли вдоль опушки довольно-таки засранного лесочка. И дошли. На травке, обнаженный по пояс, беспечно лежал и нагло загорал в полудреме легендарный сыщик и опасный преступник Георгий Сырцов.

— И не опасаешься? — спросил сверху Кузьминский.

Сырцов открыл один глаз и задал встречный вопрос:

— Пивка хочешь, алкоголик?

— Хочу! А где? — взбудораженно оживился литератор.

— Под пиджаком, — открыл секрет и второй глаз Сырцов. Уселся и резко встал. — Здравствуйте, Александр Иванович.

Смирнов ответить не успел, потому что уже плаксиво жаловался всем и на всех до глубины души разочарованный писатель:

— Нету тут никакого пива! Один пистолет только!

— Тогда застрелись, — посоветовал Смирнов и хлопнул Сырцова по голому животу. — Ты от страха растолстел, Жора.

— Не от страха, а от пива, — поправил Деда Сырцов и посмотрел, что там делал Кузьминский. Кузьминский в конце концов отыскал пивко, спрятавшееся в плотном пластиковом пакете. Отыскал, с пуком откупорил первую банку и припал к шершавой дырке жаждущим ртом.

— Вчера, еще вчера утром ему приказано было быть сегодня в полном порядке, а он вечером нажрался как сапожник, — откомментировал происходящее Смирнов. Кузьминский отбросил пустую пол-литровую банку «Баварии», что тоже было оценено соответствующе: — Совок и есть совок. Всю округу засрали такие, как ты!

На финальное обвинение Кузьминский не отреагировал, согласившись, наверное, с ним, но насчет приказа изволил темпераментно выразиться:

— Кто вы такие, чтобы мне приказы отдавать? Вы можете просить меня об одолжении — это да. А я сам буду решать, что мне делать.

— Одинокая и гордая творческая личность, — уважительно понял Смирнов и вдруг заорал: — Сопьешься, алкоголик несчастный!

— Не сопьюсь, — убежденно возразил Кузьминский и открыл вторую банку. Без слов, с тщанием пристраивая хромую ногу, Смирнов уселся рядом с ним и как бы с сомнением вопросил:

— Мне, что ли, пивка выпить? Жарковато сегодня.

— А завтра холодновато будет, — слегка поправившийся кинодраматург обрел былую реакцию и присущую ему язвительность. — Придется тебе водку жрать.

Не ответил ему Смирнов. Счел ниже своего достоинства отвечать распоясавшемуся алкоголику. Открывая банку, смотрел, как одевается Сырцов, и еще раз удивился тому, что сохранил прибранность и щегольство прячущийся по грязным углам паренек. Заметил, хваля:

— Ты, Жора, будто из Сандунов не вылезаешь, такой чистенький.

— Мои Сандуны — ржавая раковина да кран с холодной водой. А в баньку бы сейчас — мечта! Но как представлю себя голым и беззащитным под заряженными пистолетами — нет, лучше не надо Сандунов. — Сырцов тоже уселся на траву и тоже откупорил банку. Не выпив, добавил: — С Сандунами покончили, Александр Иванович, а с заряженными пистолетами — нет. Что-то новенькое?

— Вчера, в то время, когда наш друг и товарищ Виктор Кузьминский хлестал водяру, некие граждане в самом прямом смысле оторвали голову Льву Семеновичу Корзину.

— Я знаю. В газете прочел.

— Во газетчики работают! — восхищенно удивился Смирнов. — Их же только в половине четвертого утра обнаружили. Считай, что мы его проморгали, Жора.

— Не мы, а я, — сурово поправил Деда Сырцов. — В принципе я предполагал, что такое может случиться, но не думал, что так скоро. Мне бы его не отпускать еще сутки, а я изволил расслабиться. И обосрался.

— У тебя девяносто три ноги? Сорок четыре руки? Двадцать шесть глаз? Ты не можешь разорваться. Виноват я, виноваты Роман с Аликом, но и то лишь в том, что старые и не в силах заниматься настоящей сыщицкой работой.

— Что верно, то верно, — поощряюще заметил Кузьминский, на минутку оторвавшись от третьей банки.

— И пропойца Кузьминский, — без паузы продолжил Смирнов, — который от пьянства вообще ни черта не может.

— Я попрошу! — взревел оскорбленный беллетрист. — Я попрошу!

— Это я попрошу, — вкрадчиво обратился к нему Сырцов. — Витя, друг, ты все пиво выхлестал. Не в службу, а в дружбу: сумочку в руки и на ту сторону Яузы. Вон тот магазин в красном доме. И бутербродов прихвати в кафетерии. А мы тут о своих делах побеседуем.

— Я слушать хочу, — без уверенности возразил Кузьминский.

— Что слушать-то? Про нашу полицейскую маету? Неинтересно, Витя.

Знал эти сыщицкие тары-бары Виктор. И знал, что это и вправду крайне неинтересно. Встал, важно согласился:

— Ладно, пойду.

— Денег дать? — спросил Смирнов.

— Обижаешь, хозяин.

Сильно раздобрел за последний год Витенька. Еще есть мышцы, но в лишнем и связывающем жиру. Смирнов и Сырцов наблюдали, как неторопливый в апофеозе первой поправки Кузьминский переправлялся на ту сторону Яузы по бетонному мостику. Наблюдали до тех пор, пока он не скрылся за циклопическим серым сооружением — рестораном с обязательным теперь казино.