Keep Coming

– Как прошло?

– Нормально, - отвечает она, складывая руки на груди.
– Они согласились уехать из города.

– Хорошо. А Хэвенсби?

– У них нет доказательств против тебя. Логан, - она смотрит на него, кусая губы.
– Я согласилась поехать, потому что ты обещал прекратить это безумие.

Он знает, что она сейчас чувствует. Это чёртова несправедливость, от которой её глаза снова наливаются слезами и руки трясутся. А ещё она злится на него, потому что яростно смаргивает слёзы, тяжело дышит и сжимает небольшие кулаки.

Он выпрямил спину, развернулся на пятках и сел на стол, бесцеремонно отталкивая установку с пробирками. Затем внимательно осмотрел Эффи, и усмехнувшись, начал подготовленную речь:

– Я думал об этом, и да, Тринкет, ты права. Не все капитолийцы заслуживают подобное. Но я не могу остановить других. Гарантирую, что им будет не больно.

– Ты обещал!

– Я обещал, что Хэвенсби и Эбернети останутся живы. И мне удалось переубедить остальных.

– Мне нужно попрощаться, - тихо отвечает она, после небольшой паузы.

Он одобрительно кивнул, и, назначив дату и время, вернулся к установке.

– У нас мало времени, Логан! Ты позволил ей уйти, а она сдаст тебя при первой же возможности.

– Нет, Кай, всё будет хорошо, - повторяет про себя Логан. Ведь это всё, что он может делать - повторять про себя, что всё будет хорошо.
– Слушай…

– Нет, это ты слушай, - мужчина соскочил с подоконника и сделал несколько быстрых шагов по направлению к Реддлу.
– Это что, игры, по-твоему?

– Кай, это выход. Мы можем уйти и забыть обо всем - начать новую жизнь, брат. И это единственный выход.

– Это херня, а не выход.

Кай был в бешенстве. Впервые Логан видел его таким.

Он отводит глаза.

– Мародеры не отпустят нас со словами: вы хорошо потрудились, ребята, дальше мы сами. Мы в одной чертовой лодке, и она тонет, братик, а мы вместе с ней. Нравится тебе или нет.

– Больше нет.

– А хочешь знать почему? Потому что ты влюбился. И в кого? В капитолийку! И не просто в какую-то дурёху, а в ту самую, из-за которой мы все здесь! Из-за неё казнили половину наших!

– Не кричи.

– Всё шло просто замечательно, пока ты не размяк. Эти тупицы должны были забыть, что произошло и когда бы всё закончилось - мы стали бы спасителями этого мира! А теперь мы убегаем как крысы! Бросаем своих. Что ты наделал?

Логан думает, что это неправильно.

Как можно ненавидеть людей и одновременно испытывать желание лечить их?

И эта мысль сводит с ума не хуже, чем монолог брата, отличающийся эхом в голове.

– Я отвечаю за неё. За тебя. За этот план. И у нас получится, - говорит он, так убедительно, что и сам начинает верить в это.

Реддл младший тоже верит, потому что прекращает свой монолог. Смотрит на брата несколько длинных минут, а затем, сквозь плотно сжатые зубы говорит своё “ладно” и Логан немного расслабляется. Его младший брат всегда сдавался под хорошим уверенным напором, и в этот раз Логану удалось переубедить его.

– Я верю тебе, но, если она предаст нас, я лично прикончу её, - он тычет пальцем в солнечное сплетение ученого, и всплеснув руками, наверное, проклиная всё на свете, уходит из комнаты, оставляя брата в полутёмной гостиной одного.

Додумывать, размышлять, строить планы на новый этап в жизни. Чтобы с этого момента всё пошло как нельзя хорошо. Потому что он обещал, своей семье.

***

Вернувшись с вечеринки, Эффи прикрывает глаза на несколько минут. Скидывает с себя пальто. Устало выдыхает, когда опускается на диван. У неё болят скулы, и девушка дает себе клятвенное обещание, что, когда всё закончится, она больше никогда не улыбнётся.

Ещё несколько дней, и всё закончится. Просто дыши. Дыши. Дыши, Тринкет.

И она дышит.

Вдох-выдох. Эбернети заходит в квартиру.

Вдох-выдох. Эффи наливает себе вина.

Вдох-выдох. Хеймитч заходит в комнату.

Вдох-выдох. Она снова улыбается.

– Почему ты улыбаешься?

– Разве я не могу улыбаться?
– она моргает самыми невероятными глазами на свете, искрение удивляясь его вопросу.

– Просто почти забыл, как выглядит эта улыбка, - в его голос вплетаются минорные ноты, которые звучат слишком грустно даже для Эффи, в которой уже третий стакан самодельного пойла. Удивительно, что, наблюдая за Эбернети, она быстро изучила рецепты коктейлей, и сейчас смешивая очередной, она опускает голову, пряча глаза под длинными ресницами, чтобы не видеть скептичного взгляда Эбернети.

– Мы отлично провели время, жаль, что тебя не было.

Она изо всех сил пытается выглядеть беззаботной, и ей кажется у неё получается, потому что Эбернети молчит, ничего не спрашивает и просто садится на диван, в надежде немножко расслабиться.

Она хотела бы, чтобы он ничего не знал, потому что непременно назвал бы её дурой, начал бы отговаривать, и она бы согласилась. А этого нельзя было допустить, поэтому она садится рядом и продолжает изображать, что у них всё хорошо.

– Я был с Хэвенсби. Оказывается, мы неплохая команда.

Эбернети смотрит на неё, и у него, в отличие от капитолийки, ничего, кроме удушливой усталости, изобразить не получается. Потому что он вспомнил все случаи, когда Эффи Тринкет ТАК улыбалась. Так фальшиво, так странно. У него плохое предчувствие, вибрирующее в груди. Но он молчит, потому что знает, стоит ему сказать ещё слово, и всё полетит к чертям. Он полетит к чертям. В огромную черную дыру, что разрастается, словно опухоль, с каждым грёбанным днём. И он благодарен ей за эти попытки сохранить видимость “хорошего спокойного вечера”.

– Это очень замечательно, - она делает глоток алкоголя, смешно морщит нос и делает глубокий вдох.
– Может быть он разрешит остаться? Ты хотел бы?

У Эбернети есть большая проблема.

Проклятие, клеймо на душе. На его костях выжгли метки вечных потерь, неудачливости, от которой не избавиться. Рядом с Эбернети лучше не находиться, а то сам наплачешься.

– Тринкет, он не оставит меня, - он готов был поклясться, что она облегченно выдохнула, но девушка больше не улыбалась, и он сделал вывод, что ему показалось.