Кексики vs Любовь
Шрифт:
— Чтоб я тебе еще рассказала хоть что-нибудь, — бросаю раздосадованно, привычно нашаривая щеколду с той стороны калитки.
— А больше ничего и не надо, — вероломно отбривает младшая, и это уже даже не нож в спину. Это копье, прямо в сердце! Правда, ничего мне больше не остается. Только — примириться со своей участью.
— Мариш, — заикаюсь я, уже когда мы поднимаемся с крыльца на веранду, — а может, не надо?
— А может надо, Юля, надо? — сестра передразнивает мои интонации. — Что, боишься мамкиного крапивного веника? Она как раз вчера говорила, что смородину никто не полол.
— Ой, да ладно, если только крапивой обойдется, — раз уж со мной заговорили, я решаю использовать свой последний аргумент, — а вдруг её инфаркт хватит? Как мне потом с этим жить на совести? А тебе?
Маринка смотрит на меня скептично, в духе — кому ты тут что затираешь. Покачивает головой.
И вправду. Мать моя женщина уже настолько давно лелеет надежду выдать меня замуж, что на новость о падении моих нравов и непристойном поведении, она только выразит свою досаду, что я так долго копалась.
А вот за то, что я допустила мужика до тела до того, как он мне обручальное кольцо на палец наденет — вот за это мама и вправду может пойти за крапивой. Особенно мне достанется, что внуков я ей за этот грешный раз не сообразила. И плевать, от кого, от Бурцева, или от самого сатаны! Если бабушка так хочет внуков, как моя матушка — её устроят абсолютно любые гены.
Но ведь отступать нам некуда — Маринка без сожалений скидывает испачканные кеды на веранде и хлопает дверью в жилую часть дома, как будто топор об мою плаху. Мне тоже не стоит медлить.
Уйти сестра далеко не успевает — я спотыкаюсь об неё сразу же в прихожей. И замираю так же, как она, разобрав в воздухе запах чеснока и специй.
— Ма-а-ам? — окликаем мы с Маринкой дуэтом. Не то чтобы это что-то новенькое, плов — это мамино фирменное блюдо, но она не готовит его в обычные дни. Для такой запарки мама всегда ждет праздника. И обычный день, когда мы приезжаем, чтобы окучить с ней картошку — не тянет на праздник, достойный таких шедевров.
— Может, сегодня какой-нибудь яблочный спас? — шепотом интересуется у меня Маринка, явно передумав меня сдавать. И правда. Гонцу, принесшему весть о неполучившихся внуках может и ложки плова не достаться.
— Он же через две недели еще! — возражают мои полторы извилины. И это страшно, что они возражают, мне не положено знать, когда отмечаются такие праздники. Это же первые симптомы надвигающейся старости.
— А, Юлечка, Мариночка, приехали! — мать моя, восхитительная женщина, выглядывает из кухни, будто желая нарочно подтвердить наши сомнения. — Ну и чего вы стоите? Проходите, умойтесь, поди с дороги все в пылище.
Не то чтобы мы никогда не видели нашу мать в приветливом настроении. Не то чтобы никогда она к нашему приходу не устраивала пир на весь мир. Но все же…
Обычно к нашему приезду у матушки уже готов был долгий список той работы в огороде, что ей здоровье и хитровыдуманность делать не позволяли. И первое приветствие у неё обычно звучало как: “Боже мой, девоньки, вы от Москвы пешком, что ли, шли, через Австралию?” И чаще всего умыться нам не предлагали. Потому что нафига умываться, если тебе прям щас на свидание с колорадским жуком бежать? Они должны тебя увидеть во всей красе.
А тут…— Идите, идите, — мама машет на нас полотенцем, — Юлечка, и кремом увлажняющим нос намажь. Он у тебя шелушится чего-то.
Наверное, выйди нам навстречу какой-нибудь рептилоид в мамином любимом передничке в ромашку — мы с сестрой и то гораздо меньше выпали бы в осадок.
— Ты что нибудь понимаешь? — шпионским шепотом интересуется Маринка. — Что могло случиться такого, что ей плов понадобилось приготовить?
— Может, она в кои-то веки нашла нам нового “папу”? — предполагаю, критично разглядывая свой нос. Честно говоря, я о нем особо никогда не заботилась, парой мазков крема этот шнобель было не спасти. Но в целом, мама оказалась права. Мой клюв действительно слегка подшелушивался.
— А кого? — озадаченно уточнила Маринка. — Она же не вылезает из деревни. А мы в Муханках всех знаем. Здесь если мужик не женатый — значит, или нарик, или бухарик.
— Или голубой фонарик, — хихикаю, вспоминая Серафима Сергеевича — манерного мужичка, который даже в свои пятьдесят не брезговал автозагаром и цветными шарфиками.
— Может быть, из дачников кто-то новый понаехал? — предполагает Маринка, а потом отжимает у меня крем — и мажет уже и свой нос, вместе со щеками. — Представляешь, какой-нибудь состоятельный, шикарный дед…
— Увидел нашу матушку и решил подарить ей Мерседес и половину нефтяной вышки впридачу? — хихикаю.
— А что! — Маринка упирает руки в боки. — Думаешь, мама такого не достойна?
— Достойна, достойна, — я и не собиралась спорить с сестрой. Матушка наша действительно была еще весьма и весьма. Это её темные гладкие волосы мне достались. Это её яркие зеленые глаза унаследовала Маринка. А шикарной фигурой “огонь-бабы” мать моя женщина ни с кем делиться не пожелала.
— Ну чего вы там шепчетесь? — грохочет мама из-за двери. — На стол накрывать мне кто-нибудь собирается? Или мне третью дочь надо родить, если так уж хочется помощницу?
— Ну точно кого-то встретила! — округляю глаза до страшных. — Вот и разговоры о возможной дочке пошли. Может, она нам про сестричку сказать и хочет?
А что? В Европах пятидесятилетние вовсю рожают, чем наша маман хуже? У неё вроде климакс не начинался еще!
— Значит так, — сестра решительно выдвигается вперед, — давай-ка очень аккуратно… Очень осторожно её допросим. Ласково. Кто, где, какие у него намеренья?
— Давай-давай, — поддакиваю, в душе приплясывая. Сейчас Маринке точно будет не до сплетен про меня. Матушкин хахаль — это гораздо более интересная наживка.
План был прост, план был шикарен. Только у мамы оказались на нас другие планы. Точнее — на меня.
— Юлечка, солнышко, а сходи-ка переоденься, — огорошивает она меня, когда я выглядываю из ванной, — а то что это ты в таком виде приехала?
— Я картошку ехала окучивать! — возмущаюсь, но мама перебивает меня бесцеремонным кивком головы.
— Ну, за стол-то ты в этом не сядешь? Иди-иди. Я там тебе в зале на диване платье приготовила.
Кажется, мамкин хахаль придет к нам на обед, знакомиться. Необходимость в допросе отпадает. Нам все сдадут добровольно, похоже.