Кексики vs Любовь

А?

Ни одной ямы?

И ведра с картошкой нет? И мешка тоже нет?

Серьезно?

Я делаю один шаг вперед, полагая, что мои глаза меня обманывают, и что если я окажусь чуточку ближе — все-таки удастся разглядеть состав преступления и…

— Ай!

Сероватый, грубоструганный черенок от мотыги прилетает мне по лбу. Да блин!

Мотыги? Не лопаты? Серьезно?

Серьезно!

И тут до меня доходит, что походу мой вор картошку не копал. Он её окучивал.

И судя по тому, что окучивал он её маминой мотыгой — взял он её из нашей же сарайки. С материного разрешения.

К лежащему ничком телу “вора” я подхожу с самыми нехорошими предчувствиями.

Наклоняюсь к голове, сдираю с неё камуфляжную кепку. Содрогаюсь при виде светлого затылка.

— Спаси меня, Господи, — шепчу, скрещиваю пальцы и толкаю “вора” в плечо, переворачивая его на спину.

Увы мне, ни до одного бога моя молитва не долетела.

Передо мной живописно распростерся между картофельных кустов чертов Бурцев. Блин, и почему я его мешком приложила, а не лопатой?

Глава 16. В котором раскрывается великий заговор

Первый мой порыв — найти поскорее лопату и прикопать Бурцева в ближайшем боровке. Нет трупа — нет проблемы.

Ну, и что, что этот труп все еще дышит. Если дышит он — мне никогда кислорода не хватит!

Крамольные мыслишки приходится отогнать во имя моей славной карьеры повара-кондитера. Сомневаюсь, что в колонии меня кто-то допустит до кухни и разрешит испечь тортик. Да и за лопатой бежать далеко придется!

Если от дома до картофельника я кралась медленно, поставив за цель свою незаметность в ущерб скорости, то обратно я несусь как горная лань, вприпрыжку, нанеся ущерб малиннику практически в шоссейную трассу. Ну, а что поделать?

— Мама! — ору, чуть не снеся дверь своей могучей грудью. — Нашатырь, срочно.

— Что случилось? — моя родительница переключается в режим боевой тревоги молниеносно. — Юлечка, тебе что, сделали предложение руки и сердца? Тогда почему ты идешь за нашатырем своими ногами?

— Нет, пока мне сделали предложение только перца, — брякаю в сердцах и сама выдергиваю из холодильника нужный пузыречек.

Ох уж эта мама, с её неизбывным желанием сбагрить меня замуж! Наверняка даже все Маринкины порывы по тому, как меня переодеть-переобуть для встречи выпускников — это её рук дело.

Ладно, это не актуальная проблема.

Актуальная проблема сейчас колорадских жуков своей оглушенной харей распугивает. Все, что я могу сказать маме в данную секунду, — хлопнуть ей дверью от души. Чтоб сразу поняла, что все мои мысли о её интригах сейчас — неподобающе нецензурные.

Мама понимает.

Впрочем, это ей не мешает проследовать за мной в огород, степенным шагом. И Маринку с собой прихватить.

— Юлечка, ты, конечно, молодец, — одобрительно, пока я пытаюсь заставить Бурцева занюхнуть нашатыря поглубже, приговаривает маман, — только не спешишь ли ты?

— С чем? — не всекаю я.

— Может, стоит его привести в себя где-нибудь поближе к ЗАГСу? Чтобы не успел очухаться.

— Ну знаешь, мама! — возмущенно восклицаю я, а Бурцев тем временем на моих руках оглушительно чихает. — А что мама? — эта святая женщина закатывает глаза. — Мама-то как раз знает. Мужиков по крайней мере.

— Поэтому ты до сих пор не замужем?

— Боги мои, Юлечка, я что, слышу сарказм? — мама ехидно поблескивает глазами. — Только зря ты его из защечных мешков выпустила. Я-то замужем была. Вас с Мариночкой родила. А потом мне замуж выходить зачем было?

— У… кхм-кхм… меня есть пара вариантов, — Бурцев наконец оклемывается настолько, чтобы хоть и слабым голосом, но все-таки впилиться в нашу с мамой дискуссию.

— Я вас умоляю, юноша, — мама меланхолично прицокивает языком, — это даже не я придумала, что ради одной сосиски не зачем приводить домой целого кабана. А грядки вскопать и полку приколотить и сосед за фуфырик сможет.

— Так! — у меня все-таки сдают нервы. — Мама, а теперь объясни мне, что тут происходит.

— А что мама? — родительница даже и не думает отступать с позиций. — Это ты мне расскажи. Зачем ты так напугала бедного мужика? Тем более так рано, когда он только третий боровок до середины окучил!

Кто про что, а мама — про картошку. Которую теперь, попой чую, придется окучивать мне в одиночку. Потому что Маринка тоже на меня волком смотрит, а Тимур после “свидания” с картофельным мешком имеет веский повод свинтить отсюда и даже в суд подать за попытку шугануть его до инфаркта.

Вот собственно и зачем я тут такая красивая? В платье еще этом.

— Ну мама! — все-таки нахожу контраргумент я: — Вы же наверняка видели меня из кухни. Почему не окликнули? Не предупредили? Или что, вы там попкорн искали, чтоб веселее было смотреть, как я облажаюсь?

— Так кто же знал? — мама всплескивает руками. — Тимур меня предупредил, что ты на него обижаешься, а он ужас как хотел нам помочь. Я подумала, что ты его увидела и все простила. Решила подкрасться и вытворить что-нибудь романтическое.

— Что?

— Откуда я знаю что? — мама округляет глаза. — Ты у меня девочка с воображением, тебе виднее. Впрочем, теперь я уже сомневаюсь в твоем воображении.

— Это еще почему? — возмущаюсь я.

— Потому что верхом твоей романтики оказался картофельный мешок, — категорически отрезает эта неуемная женщина, — когда будешь планировать романтичный ужин — не забудь позвонить Мариночке. Без неё ты своего кавалера определенно отравишь.

— Да не буду я планировать никакой ужин, — в ужасе восклицаю я, — и вообще, Бурцев мне никакой не кавалер. И не возлюбленный. И вообще, у нас с ним ничего…

— Ой ли, — приторно тянет Маринка, всем своим видом излучая желание сдать мою распутность с потрохами, — совсем ничего? Совсем-совсем?

Если бы моя жизнь была веб-новеллой, то именно сейчас перед моими глазами всплыли бы два окошка с возможными выборами.

“Продолжать отрицать свою связь с Бурцевым”.

Поиметь следствием разоблачение моей с ним интрижки. И после, раз и навсегда остаться для мамы дочкой-неудачницей, которая и мужика дельного упустила, и внуков в подоле не принесла.