Кексики vs Любовь
Шрифт:
— А…
— Что? — Бурцев вопросительно изгибает бровь. — Ты сказала, много сделать надо. Неужели будет лишней пара рук?
— А… — повторяю снова, но потом все-таки обращаю свое удивление во внятные мысли, — нет, конечно, не будет. Если ты, конечно, справишься с дверцей моего холодильника.
Это какой-то сюр. Полуголый мужик, на прессе которого можно жарить яичницу, до того он горячий, шлепает своими босыми лапами по кафелю на моей кухне. И поддергивает на узкой талии бантик розового фартучка.
Черт, это настолько прекрасно…
Даже обидно, что нельзя привыкнуть!
—
— Все?
— Все, когда рисуешь на торте — красителей много не бывает.
Сначала командую неуверенно, с очень четкой мыслью “на кой мне все это, проще же самой сделать” — но постепенно вхожу во вкус. В конце концов, если мужик научился пользоваться смартфоном — вероятнее всего, с электронными весами он тоже справится. А может быть, даже с миксером!
Это оказывается удобно — пока я наношу новый слой крем-чизовой базы и выравниваю её — Бурцев взбивает вторую порцию уже для других целей. А потом я отжимаю у него миксер, а сама выдаю ему ножницы.
— Это еще зачем? — Тимур возмущенно округляет глаза, глядя на грозное орудие кухонного произвола. — Ты что, Кексик, хочешь, чтобы я этим отрезал?
— Конец, разумеется, — коварно скалюсь я, выдерживаю драматическую паузу, а уже потом достаю из ящика упаковку кондитерских мешков, — не боись, не у тебя, а вот у них вот.
— Смотри у меня! — Бурцев грозно хмурится на меня, подчеркивая, что мое черное нутро он видит насквозь.
Ага, щас! Видел бы — не стоял бы сейчас туточки. А заказывал визу в Китай с возможным видом на жительство!
Глава 19. В которой героиня дает волю фантазии, а герой — не упускает момент
— А это зачем? — уже серьезно спрашивает Тимур, аккуратно выравнивая стопку мешков.
— Мне нужны маленькие для рисования.
— Для чего-о-о?
— Бурцев! — я прищуриваюсь на него снисходительно. — Не порти мое впечатление о тебе. Оно и так не очень. Ты что, считаешь, что в кондитерском жанре нет места высокому искусству?
— Я? Никогда такого не говорил, — открещивается сообразительный паршивец, — только уточни мне, пожалуйста, адрес, в каком месте это место все-таки есть?
— Переулок Идущих на фиг, дом 13, — фыркаю, утапливая венчик миксера в горячей воде. Терпеть не могу потом отмывать этот засохший крем, — потерпите, сударь, сами сейчас все увидите.
Судя по всему, клиффхэнгер у меня получился отличный. Потому что стоит только Бурцеву урезать кондитерские мешки до маленьких мешочков, как он встает чуть ли не за моим плечом, чтобы точно видеть, чем я занимаюсь.
А потом в какой-то момент даже сам решает взяться за палочку, чтобы размешивать ей краситель в маленьких чашечках крема.
— Сколько сюда голубого? Три капли?
— Две. Он же самый ядреный. Три капли — это уже не небесная лазурь. Это ядовито-голубой. И фиг его разбавишь.
— Понял, принял!
Честно говоря, не ожидала, что мне будет так комфортно с кем-то делить кухню.
Прости господи, даже Маринка в те редкие разы, когда решала взять у меня пару уроков по готовке — когда брала совесть, что кормить мужика обедами
из Вкусвилла — это перебор — и та не выдерживала долго. И тон мой был для неё слишком командным, и замечания — раздражающими, и рецепты — слишком сложными.А Тимур, вопреки всем моим ожиданиям, увлекается процессом замешивания крема настолько, что в какой-то момент я в целом оставляю этот процесс ему, а сама — занимаюсь собственно загрузкой крема в мешочки. Пока от мешочков с разноцветным кремом на моем столе не начинает рябить.
Собственно в этот момент и срабатывает у меня на столе часовой таймер — сигнал того, что мой “холст” — подзастыл и готов к работе.
— А теперь цыц! Не дышать! Чукча рисовать будет! — цыкаю я на него. На всякий случай на самом деле. До этого он вел себя образцово, не нудел, не пытался слиться, и даже хохмил в рамках приличия. Но на самом деле — мне и это сейчас может помешать.
Эх, и где вообще у меня хранится то самое здравомыслие, которое сейчас должно орать: “Юля, уймись, сделай что-нибудь попроще!”
Попроще — можно, конечно. Можно украсить ягодами, шоколадными потеками, много чем можно. Но драть за “попроще” втридорога — это космический уровень наглости, я до такого еще не прокачалась. Тем более, что когда перед глазами стоит цель блеснуть перед новой аудиторией. Я хочу блеснуть так, чтоб они меня на лоскуточки заказами порвали.
Чтоб больше никогда не возникала необходимость ходить по дурацким собеседованиям. Аминь!
То, что я задумала для моей клиентки — это скорее эксперимент. У меня в ленте все знакомые кондитеры постят тортики с мастикой или сахарными картинками, напечатанными на кулинарном принтере. И да, я знала, что это модно — знала и умела делать и это, но кто сказал, что мне это очень нравилось?
Нет, я не осуждала тех девочек, но мне вправду было скучновато в тех рамках. Хотелось большего безумия.
И…
Я освоила и его. Совсем недавно освоила, ручки зудели блеснуть в соцсетях новыми навыками.
Бурцев за моим плечом затихает. Будто и вправду перестает дышать, дабы не помешать творческому процессу.
А я — в какой-то момент увлекаюсь мыслью, что он засмотрелся моим процессом и начинаю манерничать. Локоточек оттопыриваю, мурлычу себе под нос, пританцовываю. Будто и забыла, что на кухне вообще кто-то есть. Не оборачиваюсь. Не хочу отрываться, пока последний штрих не ляжет на торт в нужном месте. Наконец останавливаюсь, отстраняюсь с задумчивым видом — будто и вправду во мне проснулся настоящий художник, который хочет увидеть свою картину целиком.
Картина на самом деле удается — голубая озерная гладь, в которой отражаются облака, туманные горы, гордый серый утес, удачно вышли даже зеленые ели. И на лицевой стороне торта и на боковинах, которые я оформила водопадными струями и островками с теми же елями и сосенками.
Удовлетворенно киваю, придя к мысли, что дальше улучшать — только портить.
И именно в эту секунду за моим плечом и раздается:
— И-и-и, снято! — нахальным Бурцевским баритоном.
Оборачиваюсь — и понимаю, что он не шутил. В его руках и вправду телефон. Нацеленный на меня и мой торт объективом видеокамеры.