Кембрия. Трилогия

– Что бы я без Анны делал…

Затем следовал длиннющий перечень всего, что почти не случилось из дурного: в основном драк и членовредительства. Что на заседания нельзя брать оружие, это он сам придумал. И обосновал: зал заседаний есть часть заезжего дома. А раз зал, так пусть в нем и действуют правила пиршественного зала. Которые, между прочим, и вышибал подразумевали.

Хорошо еще, что подученный принцем Рисом и после консультаций с его женой Дэффид объявил, что Анна, ученица сиды, вполне в состоянии приготовить волшебную воду для остужения пыла желающих подраться. Да устроил над скамьями для делегатов галереи для вышибал. Которые при нужде эту воду вниз ведрами выплескивали.

Анна преспокойно тратила на подготовку воды наименее ценные ингредиенты из своих запасов. Потому вода каждый день на запах и вкус немного отличалась… И это была не главная головная боль. Главной были фэйри. Не те, которые домашние. А пленные.

Они так и оставались скотом короля. Продать некому – валлийцам не надо, иноземцев не наехало. Пока король держал их на положении слуг при собственном хозяйстве и любезно одалживал в ответ на всякую просьбу горожан. Из расчета стола и крова на время работы.

Вот они Анну и осаждали. Зверобоя просили. Иные и по три раза на дню…

– Ну чего тебе?

– Зельица! Душу проверить. Не вернулась ли?

– Утром вон один ваш пил, теперь лежит чешется.

– Так за меня еще сколько человек помолилось. Ну дай зельица, а?

Пришлось валить с больной головы на здоровую. Анна хитро прищурилась – почти как сида:

– А чего мне добрый экстракт переводить зазря? Платите. Можно серебром, можно бумагой.

Что брать золото за волшебную услугу сида избегает, заметила давно. На то и ученица, чтобы примечать. Да это многие заметили.

Денег фэйри взять было неоткуда. Кроме как выслужить. Или украсть. Вот только им, бездушным, рисковать хотелось куда меньше. А вдруг попадешься? А вдруг повесят? Ладно бы эликсир душу возвращал. Так нет, только проверял наличие.

С чьего‑то легкого языка пошло бродить поверье, что уши у фэйри изначально, до отрезания, были острыми. Анна подумала и решила, что шутка ей нравится. А потому, едва кормилица заикнулась насчет показать ее собственные, сохранившиеся, изобразила испуг.

– Отрежут же сразу! – прошипела зловеще. – А байка все равно гулять будет…

Отомстила. Авансом. Потому как фэйри не успокоились. Точнее, не все. Многие считали долгом хоть раз в день да улучить минутку и попросить проверить их. Христа ради. Так что Анне уже и на улицу было не выйти без сопровождающего. Дошло до того, что, едва глаза видели до тошноты знакомых просителей, ноги сами припускали побыстрее и тянули в другую сторону.

Дни шли. Дэффид повадился в собственном доме сидеть на месте гостя – потому как стоять сил уж никаких не было, а ведения беседы он накушался на всю жизнь. Впрочем, от разговора под пиво – не отказывался. В тот раз рядом сидел Эмилий из Тапса, цедил сквозь зубы подогретое вино с медом.

– Трактирщик, ха. – И фыркал, разглядывая образцы наконечников для стрел. Потом поскучнел. – Светлейший Давид, с этим придется что‑то делать! В империи булочники да трактирщики – самый низкий сорт свободных людей. Хуже только актеры и проститутки. Хотя за последних не уверен. Возможно, это неправильно. Но это так, а что принято в империи, варвары склонны перенимать. Так что подумай – нужно ли, чтобы к тебе и твоим дочерям всякий неосторожный иноземец относился с непочтительным хамством?

– А как у вас называют главного человека в Сенате?

– У нас сенат возглавляет магистр оффиций. А у западных римлян, пока Сенат что‑то значил, был принцепс. Кстати о той дряни, которая чугун пополам со шлаком… Что вы с ней делаете?

И снова про оружие. Но Дэффиду запало в голову – поменять название своего ремесла. Так, чтоб иноземцы к девочкам приставать не смели. А как узрел, что в протоколах его обозначают как «ХЗД», стало ему совсем грустно.

– А иначе никак, – пожимал плечами одолженный у епископства для делопроизводства монах, – не успею. Колдуна вашего и вовсе унесли…

Не колдуна, всего лишь придворного запоминателя. Но верно – на третий день совета закатил глаза и сомлел, а придя в себя, выпил несколько кружек пива кряду и выразил желание забыть все, что на Совете слышал. Пришлось пользоваться писарями, а они за речами успевали с трудом и сокращали запись всячески.

Так что едва Совет Мудрых постановил, что разъезжаться совсем и бросать королей без присмотра не годится, Дэффид внес предложение. Выбрать от каждого клана по три представителя. Три – хорошее число. Один может, к примеру, с ума сойти. Двое – тоже плохо. Вдруг мнения разойдутся. Больше – накладно. А что новые люди нужно – тоже понятно. Нельзя же клану долго жить без старейшины, казначея и военного вождя? К тому же постоянно кормить за свой счет слишком многих Дэффид не мог. Придется кланам после отведенного обычаем срока, брать расходы на себя. О чем и объявил:

– Без денег я никого заседать не пущу, – и прибавил фразу, которую потом принялись на камне высекать и жирным шрифтом в учебниках печатать: – Нет налога – нет представителя.

Так появились новые старейшины, к которым удивительно быстро прилипло латинское словечко – сенаторы… И сам постоянный совет начали именовать Сенатом. А Дэффид начал называть себя принцепсом, поскольку решил, что магистр оффиций в Константинополе уже есть, а это звание свободно…

Пробуждение казалось неполным, мысли ворочались вялые и неохотные. Клирик не чувствовал ничего – вообще ничего. Это было неприятно. Зато и боли не было. Как и страха. Потом пришло осязание. Тело принялось чутко ощущать рубашку и простыню, крошку под левой пяткой, вихрение воздуха, давление солнечного света на волосы. Клирик подумал, что в таком состоянии легко бы прошел андерсеновский тест на горошине. Обрадовался, что чувства возвращаются, – и тут тело словно исчезло. Не до конца – он точно представлял его положение в пространстве, позу, но не окружающий мир. Потом ушло и это, зато рот по очереди наполнился сладким, соленым, кислым, горьким. Горечь держалась дольше всего, когда ж истончилась и рассеялась – глаза распахнулись сами собой, постреляли по сторонам, вверх‑вниз: незнакомая комната, на тонком матрасе спит Луковка, подложив под голову деревянный чурбачок, рядом с ней висят два серебристо‑туманных облачка. Сущности! Обе. Веки начали опускаться. Клирик сопротивлялся изо всех сил – но глаза сомкнулись неумолимо, как аварийные двери при аварии щита под тасманийским проливом… Зато развернулись уши.

– Подслушивает! – возмутилась одна из Сущностей. – Ты говорил…

– Мне лучше знать мое творение! Это тестовый прогон органов восприятия. Уши шевелятся, но она ничего не понимает. Просто проверяются глаза, нос, уши. И прочее.

– Вот именно, уши. Знаешь, как бывает?

– Знаю. Например, некто берет с полки не ту инструкцию. В результате запускается механизм полной регенерации организма. Которая вообще‑то раз в десять лет происходить должна! Для омолаживания.

– Их у тебя там много было, одинаковых!

– Так читать нужно. Маркировки. На корешках. Я что, это тело с нуля делал или как? Проще галактику подвинуть. Шутка ли – протоплазменный организм, не подверженный старению. Но у меня была наработочка… Взял за основу. А инструкцию старую оставил рядом с новой. Чтобы перечитывать и восхищаться – как можно превзойти самое себя. Выше головы прыгнуть. Никак не меньше, поверь.

– Выше твоей скакануть нетрудно. Впрочем, ты этим регулярно занимаешься…

– А ты нет? А зачем было обложку затирать? И титульный лист переделывать?