Кембрия. Трилогия

– Луковка, это ты? – едва слышное.

Нион встрепенулась. Пусть у нее ничего иного нет. Только верность. Сильнее собачьей, нежнее дочерней. Но разве этого мало?

– Я всегда рядом. Если не прогонишь. Все сделаю. Скажи что.

– А что тут сделаешь?… – Слова давались с трудом. Приходилось их ловить как… как капли вина жаждущим ртом. – Кровь идет… Значит… заразы нет. Так всем и передай.

Неметона болезненно сморщилась. Челюсти напряглись. Губы, как их Нион ни смачивала, все равно выдавили капельку крови. Но ни стона.

– Ведьма говорила, у тебя есть трава, которая может снять боль.

– Опий? Нет… Расскажи, что снаружи… интересно.

Слова продирались сквозь горло, как зазубренный наконечник из раны.

– Хорошо… А почему ты при сестрах притворилась, что спишь?

– Эйлет… всех позовет. Расспрашивать будет.

Нион захотела себе язык вырвать. Дрянь любопытная! Не лучше смертных сестер богини!

– Прости, что спрашивала… – вспыхнула виной. И торопливо заговорила, спеша исполнить просьбу больной. – Сначала тебя в храм занесли. Людей всех прогнали, чтобы воздух был. Мэтр Амвросий сказал, что яд виноват. Тогда все ворота закрыли и начали искать. Повара, что пир готовили, до сих пор все под замком. Хуже них пришлось только королю и варварскому послу. Король оказался кругом виноват – его пир, а хозяин за гостя отвечает. А тут не просто на пиру – за его столом отраву подносят! Тут и отец твой взвился. Знаешь, сколько людей твоего клана в городе живет? Мно‑о‑ого! И воинов сразу много собралось. Сколько пальцев на руках и ногах вместе. Те, кто в поход с тобой ходили, да местные, да твоя семья. Вот их Дэффид разослал ко всем воротам да на все стены – не доверял городской страже. А потом другие кланы своих привели. Стало как в осаде! Но главными все равно оказались твои родичи – все понимали, что они в своем праве и раз король не против, так пусть командуют. Так что Кейр взял восточные ворота, Эйлет – западные, северные – лично Дэффид. А на юге ворот нет, там луг заливной… Глэдис внутри осталась, со мной и лекарями. А у дверей храма твои большие встали. А в качестве командира при них – Эйра. Взяла щит, копье – и ну командовать. Видела бы ты их физиономии! Но ничего, скоро оценили – у Эйры голосок тоненький, почти как у тебя, и когда она кричит – все слышат. Даже кто очень не хочет. Что еще? Принц Рис тоже нашел своему войску применение. Приставил как охрану к послам. Он же на них подумал – не знаю почему, но тогда я была тобой и все‑все понимала. Что Дэффид подумал на короля, принц – на саксов, саксы – на епископа, епископ – на кого‑то, кого нет в городе, ученица твоя – на бога Мабона. Мне даже смешно стало. И о тебе очень беспокоюсь, и понимать стараюсь – а мне это трудно. Особенно командовать. Я ведь только часть тебя на самом деле. Поэтому я только один раз и распорядилась. Но ведь не подвела?

Неметона согласно взмахнула ресницами. И снова улыбнулась – до крови. Не удержалась. Уж больно молитвенно задала вопрос Луковка.

– Вот. Я твоим голосом говорила, кто будет слушать меня саму?

– Я, – выдавила Неметона. И даже ухом слабенько дернула.

– Спасибо. Ты правда меня слушаешь? То есть чего я хочу, а не когда я рассказы рассказываю, вот как сейчас? – В другое время Нион бы от счастья прыгала. Сейчас сил на это не было. А оттого вдруг приблудилось понимание, такое, что ладошки рот закрыли. – Ой! Ты же меня насквозь слышишь… Ты, пожалуйста, не делай всего, чего я хочу. Я иногда злая бываю. Нажелаю кому‑нибудь гадостей, а потом сама жалею. Или, по крайней мере, делай не сразу.

– Не буду. Что… еще?

– Еще? А привезли тебя сюда. Люди на Совет Мудрых собираются. Много людей, не то что у нас внизу. Чудно! Не все даже друг друга знают. А Сиан к тебе редко пускают, а она плачет часто. Говорит, ты ей веселье на Самайн обещала. А вышли слезы…

Чуть не прокляла длинный язык – но Неметона улыбалась.

– Сделай ей на Самайн тыкву, – прошептала, – хорошую, с глазами… Скажи – от меня. И вот что… – налилась красная капля в углу рта. И тут же розовое от растворенной в воде крови полотно смахнуло ее. – Повтори то, что ты говорила как я.

Нион покраснела.

– Я сейчас не смогу, наверное. Тогда‑то я была тобой. А теперь – теперь у меня даже и настойки нет.

– А тогда была? Учись без… Брови нахмурь. Вспомни: ты – это я…

Нион решилась попробовать. Ну как можно отказать самой себе, да еще больной, в такой малости? Ну смешно получится. Так пусть развеселится.

– Я – это ты, – начала Луковка. Получалось несерьезно, спохватилась, нахмурилась, представила растерянно‑обеспокоенные лица там, в церкви. Даже глаза прикрыла. – Я – это она.

И еще раз, более уверенно, чувствуя, что тоненькая струйка силы от богини все‑таки просачивается в душу:

– Я – это она. А вы ступайте и берегите моего сына. Как зеницу ока!

И распахнула веки. Из ее глаз снова смотрела Неметона.

– Как кривой зеницу последнего ока! Ясно вам?!!

Она еще несколько мгновений стояла в величии и силе, наслаждаясь единством с богиней. Потом сила ушла, оставляя радость. Получилось. Даже без настойки. Собственным желанием. Такое, говорят, умели пророки в эпоху героев. Это была уже не вторая ступень посвящения.

Нион чуть в ладоши не захлопала – кончилась власть друидов! Будь хорошей девочкой! Веди себя, как говорят! Скромнее! Послушнее! Тише! Еще тише!.. А вот теперь! Богиня все равно главнее, но теперь и Нион на первой ступени. И никто ей не указ!

Но тут взгляд упал вниз – и восторг как корова слизала. Снова красное. Уже не капля – полоска. Изо рта, из уголка глаза. Но Неметона даже привстать пытается. Рука красит простыню красным… Красный – цвет богов, и кровь у них тоже красная…

– Можешь… Я… любовалась.

– Тебе хуже? Ты слишком много сил отдала мне! Не надо! – Нион осторожно помогла больной улечься снова. – Я лучше буду твоей Луковкой. Горем луковым, неумехой, только и годной настойку хлебать… Чем тебе мучиться.

– Я не страдаю. Но… Позови. Мать, сестер… Бриану… Кто есть… Пусть сыночка принесут… Заразы нет. Значит, можно… Ну!

Нион еще не дослушала, а уже голосила в дверях. Звонким и грозным голосом. Очень надеясь, что Эйлет и Глэдис прибегут быстро. Потому что на этот крик явно уходили силы богини.

Володеньку принесли. Эйлет, и правда приладившуюся всплакнуть на груди у очнувшейся сестры, Глэдис отослала за епископом. А Бриана сама метнулась за отцом. Чтобы тот расспросил больную о самочувствии.

В отличие от Пирра, друиды наблюдали процессию лишь до забора заезжего дома. Один, позевывая, предложил зайти к христианскому епископу – отметиться. Правило было ирландское – если друид выезжает за границы туата, ему необходимо по прибытии в другой туат навестить монастырь и сообщить аббату о своем прибытии, обещать не вести языческую проповедь и соблюдать закон.

Здесь монастыря не было, и друиды сунулись к епископу, отложив поселение в трактире на потом. Епископ Дионисий из формальной процедуры учинил форменный допрос – но тут, по счастью, к нему явился прибывший на корабле единоверец, и римлянину стало не до друидов.

А уж в трактире им и места не нашлось. Широкоплечий парень за стойкой, едва разглядев белые балахоны и серпы на поясах, сделал знак охране.

– Выметайтесь.

Один из друидов только посох поудобнее перехватил. По хвату и повадке стало ясно – подраться вовсе не дурак, и в руках сила пока имеется. Другой запустил руку в седую бороду.

– Не по обычаю из заезжего дома гостей выгонять, которые никому не чинят обиды.

– А меня метлой и не выметешь, – заметил третий. – тяжеловат.

И правда был кряжист. Волосы темные, руки едва не до колен… Чтобы человек за стойкой заезжего дома нарушил все священные правила, безосновательно отказал путникам в гостеприимстве – такого доселе не бывало. Но случилось.

– Вам здесь не место. Вы поклоняетесь старым богам. Возможно, не Гвину он наша боль, но уж Мабону – точно. Вы его Энгусом зовете. Он пытался убить мою сестру.