Кемер в объятиях ночи

Другой пример. У одних опять же общих с Тарасиком знакомых родился поздний ребенок. Из каких-то своих соображений они год его вообще никому не показывали, да и сами особо в тот год никуда не выходили — разве только папаша на работу, типа чтобы не сглазили и ничем не заразить — и все равно ребенок постоянно болел. И еще отец целовал его чуть не взасос. Григорьева как-то это даже покоробило: уж так-то сюсюкаться не нужно. Этот родитель вообще как-то излишне остро переживал беременность жены, даже ходил с ней на специальные курсы для беременных, учился дышать, и естественно, непосредственно участвовал и в сами родах, ему даже доверили перерезать пуповину, и он, с его слов, трясущимися руками ее лично и перерезал. Акушеры, конечно, морщились, но что делать — клиент платит, да и жалко, что ли? Тут же ребенка, чуть ли в смазке, по новым веяниям приложили к материнской груди. Кажется, этот безумный папаша и сам бы с удовольствием родил, а была бы грудь — и грудью покормил или сам бы грудь пососал, если бы это было возможно. Григорьеву все это казалось несколько странным. У некоторых знакомых ребят было трое и больше детей. У одного Совкова, кажется, пять или шесть, и он ни с кем из них особо не цацкался, а когда жена в очередной раз ложилась в роддом, то быстренько передавал детей теще, а сам впадал в загул и все эти дни ходил вдребезги пьяный. Ему бы и в голову не пришло участвовать в родах или перерезать пуповину. Пусть ее режут те, кому это положено. Этим испокон веков занимались повивальные бабки, а теперь — специально обученные профессионалы, им надо только заплатить, чтобы они были повнимательнее к матери и не перепутали ребенка. Тарасик считал, что этот папаша наверняка является скрытым педрилой женского вида. Сам Тарасик старался придерживаться основ традиционного воспитания — почти что Домостроя. Он тоже считал, что мужчина и женщина несут в семье совершенно разные функции, и именно это делает семью крепкой. Изменение функций неизбежно разрушает семью. Семья просто начинает терять свой смысл. Зачем много зарабатывающей женщине муж-добытчик? Тарасик рассказывал, что его родной дядя всегда порол детей за плохие оценки, дочку не выпускал после девяти из дома аж до восемнадцати лет. Кавалера ее однажды избил в кровь. И в конечном итоге опять же все дети выросли, выучились и стали нормальными людьми и отца не забывают. Та ситуация, когда важен конечный результат. Некоторые вспоминают своих жестоких отцов с восхищением: „Знаешь, как меня батя в детстве лупил! Ой-ё-ёй!“

А вот у Ромы Жукова семейная жизнь была построена совсем по другому принципу: короткие праздники и долгие будни в разлуке. После службы на флоте Жуков окончил „макаровку“ и всю жизнь служил в торговом флоте. Где только не был. Последние годы он ходил главным механиком на либерийском банановозе с экзотическим названием какая-то там звезда чего-то. Стабильная, хорошая работа, отличный экипаж. Банановоз болтался туда-сюда по одному и тому же маршруту через океан из зимы в лето и обратно с небольшими вариациями. Жуков приезжал раз в три месяца на неделю, а когда на две и всегда с большими деньгами. Зато эти две недели превращались в один сплошной праздник: он привозил подарки детям, обильно занимался любовью с женой, чуть ли не каждый день они ходили по кафешкам, кино, аквапаркам. Потом он снова уходил в очередной рейс, и в доме воцарялась тишина и повисало ожидание следующего его приезда. К этому ритму все привыкли, жена к приезду мужа готовилась заранее: посещение косметички, солярий, эротическое белье, прическа, брила ноги, маникюр-педикюр. Она всегда волновалась, как перед свиданием, ее даже потряхивало. Разве такое могло бы быть при обычной семейной жизни!

Работала у них и такая Наталья Юрьевна Беляшек. В юности она была очень даже красивая, исключительно фотогеничная особа. Хотела стать то ли актрисой, то ли певицей, а поступила учиться на секретаря-референта, потому что больше никуда было не поступить. Так и жила. А потом вышла замуж, родила. Так сложилась жизнь. В целом жизнь была довольна. А вообще-то она всю жизнь западала на мускулистых молодых блондинов, и когда встречала такого, в ней что-то екало, она тут же теряла голову и была готова сходу нырнуть к нему в постель. А иногда и постели не нужно было: как только видела статного блондинчика, становилась сама не своя — чуть ли не ерзала от возбуждения — ее бросало в дрожь, реально зудело и набухало внизу живота, чуть ли не текло — хоть беги срочно меняй прокладку — такой вот был рефлекс. Муж же у нее был невысокий и толстенький брюнет, еще и облысевший, однако очень умный и состоятельный. А вообще она считала, что в идеале нужно иметь трех мужей: одного для общения, одного для секса (тот самый блондин это тут и сгодился бы) и еще одного, чтобы деньги давал на жизнь (на эту роль муж очень даже подходил).

Вася Куликов одно время подбивал к ней клинья на роль второго мужа, но он был не блондин, и она его не подпускала. Куликов когда-то был женат, развелся, какое-то время жил с разными тетками, а сейчас встречался с бывшей женой Лени Николаева. С самим Леней они дружили со студенчества, учились в одной группе. Потом общались семьями. Теперь Куликов очень тесно общался с бывшей женой Николаева Ларисой, резонно считая, что никаких моральных правил вовсе не нарушает, поскольку Николаевы были уже года три как разведены. А развелись они, наверное, потому, что просто надоели друг другу. Кстати, Лариса Куликову нравилась всегда. Да и Лариса была не против, хотелось, конечно, по женской привычке, отношения как-то зафиксировать и стабилизировать, однако Куликов на это идти вовсе не желал. Это было бы уже слишком. У Ларисы были двое детей: сын-подросток и взрослая дочь. Сыну чужой дядька был в доме совершенно не нужен, а дочке в скором времени могла понадобиться нянька уже для собственного ребенка, а какая нянька может быть лучше родной бабушки, которой к тому же и платить ничего не надо. Дочь с безжалостным максимализмом юности считала, что для матери время любви давно прошло и на старости лет ей следует внуками заниматься, а не по мужикам бегать. Сама Лариса женщина была очень даже симпатичная, хотя и начала потихоньку расползаться, особенно кормой и бедрами, но все же как-то пыталась держать себя в форме, ходила в бассейн и сидела на диете. Куликов радовался, когда она к нему приходила, но и в то же самое время испытывал облечение, когда уходила. Ночевала она всегда дома, поскольку сына нужно было непременно будить в школу и кормить. Сам же мальчишка один неизбежно просыпал и уходил из дому голодный, поскольку не в состоянии был сделать себе даже простую яичницу, не мог найти одежду. Куликов считал, что парень просто валяет дурку, но Лариса все еще продолжала считать сына чуть ли не малышом, так что в любом случае стремглав убегала, пока еще не закрылось метро. Куликов традиционно провожал ее или до станции или до остановки маршрутки, иногда, если опаздывала, сажал на частника, а затем возвращался к себе вполне довольный проведенным вечером. Ночью она ему была, в общем-то, и не нужна, поскольку храпела, а он всегда спал очень чутко. А ведь когда-то давно, в юности, помниться, расставаться с подружкой было мучительно, спать одному грустно, а когда девушка рано утром убегала, наскоро поцеловав его в губы, он долго лежал с закрытыми глазами, вдыхая оставшийся на подушке запах волос любимой. Увы, то время навсегда и безвозвратно ушло. На Ларису он не обижался. Когда-то давно у него была любовница, которая дулась на него, когда он говорил, что ему надо бежать, например, забрать дочку из садика или сына с плаванья, а теперешние его подруги убегали от него сами, теперь уже у них всегда была куча своих неотложных дел и лежать в постели времени не оставалось, как бывало опять же в той незабвенной навсегда утраченной юности, когда валялись в кровати целыми днями и не могли насытиться друг другом; отдыхали в поту после очередной близости, слушали музыку и ждали, когда захочется еще. Свободного времени тогда было много. Да и вообще вся жизнь была впереди и казалась вечной.

Существует версия, что хороших женщин свободных не бывает. Они всегда заняты, и за них приходится бороться. Давний знакомый Григорьева по фамилии Самсонов однажды хотел отбить женщину у другого мужика, чтобы на ней жениться, поскольку это была реально хорошая женщина и действительно стоила того, чтобы ее отбивать. Познакомились они где-то совершенно случайно и уже довольно долго, пусть и не так часто, как Самсонову хотелось, но встречались. Замужем она официально не была, но уже лет пять жила с каким-то типом в гражданском браке, или как сейчас обозначают это дело в интернетовских анкетах „имею друга“, поскольку „замужем“ уже не напишешь. То есть вроде как бы и свободна, предложения принимаю, но в то же время и не одиночка. Только женщина это поймет. И в реальной жизни одним она говорила, что не замужем, другим, напротив, что замужем. Все зависело от конкретной ситуации: нравился ей человек или не нравился. То есть, встречаться-то они с Самсоновым встречались: примерно раз в две недели после работы ходили в кафе, разговаривали, но никогда не было свиданий в выходные (понятно, занята), и интимных отношений между ними тоже не случалось: разве что пару раз за весь срок знакомства, да и то как-то наспех. Ему она очень даже нравилась, нравился ли он ей или нет — было неизвестно, но в любом случае она всегда неизбежно и ежедневно возвращалась к своему сожителю, которого, может быть, даже и не любила (а может, и любила — кто ж ее знает!), каждую ночь спала с ним, утром кормила завтраком, провожала на работу, а вечером встречала, кормила, укладывала спать и ублажала в постели. Женщины, как кошки, привыкают не только к дому, но и к своему постоянному мужчине. Ребенка у нее пока не было, хотя она и не предохранялась. Тут уже у самого Самсонова все чаще стал возникать типично женский вопрос: „А что же дальше?“ А что вообще могло бы быть дальше: человек реально влюбленный в принципе не смог бы ее делить с другим мужиком, пусть бы женщину такая жизнь и вполне устраивала бы. Просто стать любовниками, типа перепихнулись и разбежались — в данной ситуации не устраивало никого. Тупик. Зависание программы, как говорил этот парень Самсонов, кстати, довольно толковый программист. Ни туда — ни сюда. Этой-то ладно — ей и так сойдет. У нее было с кем спать. А Самсонову-то что делать? Дрочить одинокими ночами? Искать себе другую временную подругу? Ехать за проституткой на проспект Просвещения? Ждать? Чего? Кстати, такие вещи способны зависать очень надолго. Трудно поверить, но все это дело тянулось у них уже больше года. И вот как все завершилось.

Они уже даже привыкли к такому положению дел, она вроде бы уже и готова была и поближе с ним сойтись, а потом вдруг ему показалось, что у нее растет животик, что она перестала курить, пить вино, и, наконец, объявила ему, что беременна: „Так уж получилось. Вроде не планировали, но так вышло. Знаешь, как это бывает… Так что ты меня извини“. Выходит, все это время Самсонова держали как запасной вариант, а чего тут плохого: приятно сходить в кафе, пококетничать, поболтать, выслушать комплименты, получить традиционные цветы, которые она возле дома с сожалением, но каждый раз выкидывала. Таким образом ситуация разрешилась естественным путем сама собой. Они расстались, и время их разнесло, как бурное течение реки разносит две случайно соприкоснувшиеся соломинки. Может быть, и к лучшему. А возможно, там были и другие более сложные отношения, которые она не могла, да и не хотела менять.

Впрочем, однажды Григорьев наблюдал гораздо худшую ситуацию, когда подруга одного его знакомого забеременела, и никто не знал определенно, от кого ребенок.

Короче, пришла она вставать на учет по беременности. Врач спросила ее:

— Вы сами-то знаете, кто отец ребенка?

— Нет! — покачала она головой, подумала и чему-то в себе улыбнулась. — Даже не предполагаю. Нет, честно!

Потом уже после родов допытывались:

— Ну, вы же обоих их знаете, может быть, он на кого-то похож, или все-таки что-то чувствуете?

— Да на обоих он похож!

— Тогда надо будет сделать генетический анализ!

— Не буду я делать никакого анализа! И никакой суд меня не заставит это сделать!

И вправду, судья-женщина почти наверняка не разрешит это сделать, скажем, под предлогом возможного травмирования психики ребенка и в связи с категорическим отказом матери. Судья-мужчина, возможно, и обязал бы сделать такое исследование, но материал (пусть даже мазок со щеки) без разрешения матери все равно было бы не забрать. И еще к тому же сразу возникает вопрос: кто будет платить за анализ. Понятно, бесплатно делать у нас никто ничего не будет. Предполагаемым отцам ребенка в принципе было все равно, еще и лучше: не надо платить алименты, и совесть чиста, есть шанс, что ребенок не твой. А если узнаешь, и уже придется участвовать в воспитании.

Женщин такие разборки, кстати, всегда очень раздражают: какая тебе разница, от кого, ведь это же мой ребенок, и если ты меня действительно любишь, ты обязан любить и его как своего. Зда-а-асьте, а кто же в таком случае становится злыми мачехами в противоположных ситуациях? Вспомним-ка Золушку и Мальчика-с-пальчика…

Еще у женщин есть такая дурная манера: использовать свою женскую слабость к собственной выгоде, типа: мужчина, помогите слабой женщине. Это довольно часто используют мошенники и разбойники. Во время прошлогодней командировки одного знакомого пожилого уже мужика в Москве симпатичная девушка окликнула в сквере возле гостиницы: „Извините, мужчина, можно вас на минутку, мне нужна помощь!“ Старикан, конечно, пошел туда, а там двое парней подхватили его под ручки, а девушка быстренько мужичка обыскала, вынула у него бумажник, и все трое тут же убежали. Григорьев, услышав эту историю, тут же вышел погулять по скверу, болтался там довольно долго, но никто его, к его разочарованию, не позвал. И понятно: посмотрел бы на себя со стороны: кто ж его подзовет, чтобы грабануть. А той девчонке за такие вещи неплохо было бы сломать руку. Для ума. Именно такие уроки человек запоминает на всю жизнь.

Вспомнились и другие подобные ситуации. Толик Коняев однажды попал в чем-то схожую и очень неприятную историю. Он занимался торговлей, закупками и по этому поводу однажды оказался в Шанхае. Там ему нужно было вечером поехать на вокзал, чтобы сесть на поезд, и он заранее заказал такси с водителем-девушкой (была такая специально оговоренная услуга, и ему так показалось интереснее: а вдруг в услугу в качестве бонуса входит и минет). Девушка без проблем довезла его до места, но как-то странно высадила: мол, мне тут не развернуться и вам надо идти через пешеходный переход типа моста над дорогой. Когда он туда пошел, то увидел, что дело плохо: его заблокировали: трое спереди и двое сзади. Видимо тут уже была отлаженная система грабежей. Толик, особо не раздумывая, повернул назад, где народу в заслоне было все-таки поменьше, и сходу врезал одному в торец, да так что тот слетел с копыт, а сам побежал со всех ног через дорогу, уворачиваясь от истошно сигналящих автомобилей. На другой стороне оглянулся: оставшиеся ни с чем разбойники били ногами девушку-водителя, а один из них все еще оставался лежать на тротуаре.

Сам Григорьев в Китае был только один раз. В Шанхае, прежде всего, его поразило огромное количество народу. Повсюду там была толпа. Толпа представляла собой отдельный самостоятельный организм. Кого-то прямо у него на глазах задавило насмерть машиной, случился маленький переполох, но толпа тут же сомкнулась, и все продолжилось дальше.

Однажды Григорьев встретил на улице парочку, которая вела между собой какую-то странную любовную игру. Они то ли дрались, то ли у них так ухаживание проходило. Так иногда у животных бывает — они рычат друг на друга, покусывают, иногда и до крови. И та девушка, излишне громко хохоча, говорила парню: „Отстань!“ — „Да брось ты!“ — „Отвали! Я сейчас на помощь позову!“ — „Да и зови! Думаешь, тебе кто-нибудь поможет?“ — Девушка, заметив проходившего мимо Григорьева, тут же обратилась к нему: „Мужчина, вы можете меня защитить?“ — Шутка шуткой, так бы и разошлись, но все испортил парень. Он с вызовом посмотрел на Григорьева: „Ну, что, козел, сможешь защитить бедную девушку?“ — „Да без проблем!“ — ответил Григорьев, тут же одним ударом свалив говнюка на землю. Удар неожиданно получился такой сильный, что Григорьев на миг даже испугался: вдруг у парня оторвется голова. Через несколько шагов Григорьев обернулся: девчонка наклонилась над неподвижным телом, трясла его, головенка болталась. Григорьев сплюнул: ничего, встанет. Любовная ночь у них была еще впереди. Бойкая была такая девушка, крепкая. С нее бы стало. Некоторые женщины любят, когда из-за них дерутся. В этом есть древняя соревновательность. Эта тоже видно хотела посмотреть, как из-за нее кого-то бьют.