Кэсседи, космический политолог!

– Конечно, ты же не думала, что я все это было всерьез? Предложение попробовать наши отношения? Я сказал тебе это и тем же вечером переспал с ней. И более того, на сегодня у меня назначена еще одна подобная встреча. Я законченный подлец, и ты это знаешь.
– серьезно произнес он, склонив голову к плечу, и внимательно следя за моей реакцией.

Я же молча попыталась вырваться из его захвата и слезть с его колен. Он также молча не дал, схватив за подбородок и притянув к себе.

– Послушай, Кэсседи, ты кому веришь? Журналистам дешевой женской газетенки, или мне, знающему все от первых лиц? Ничего вчера между нами не было, а эти фото были сделаны в начале дня, до примечательной встречи с тобой. Но даже на них не проявление чувств больших, а завуалированный момент она передачи мне флешки, которую она подсовывает в карман моей рубашки. Слышишь? Нет между нами ничего, кроме деловых, офисных отношений. И прекрати так обиженно сопеть, это мне впору злиться, учитывая, что именно я признавался тебе в своих чувствах и намерениях на твой счет. Ты же понимаешь, что я такими словами просто так не разбрасываюсь?

– Я же не знала, что вы именно так флешку с компроматом передаете!
– смущенно, а вместе с тем и возмущенно, произнесла я. Боже, я действительно устроила сцену ревности?

Интересно, а как с мужчинами в таких случаях поступают? Будь, например, на месте Хилари Уинстон? Также? Я как представлю Рейнгара с серьезным лицом, обращающегося к Уинстону: "Ну что, Уинстон, я тебя сейчас чмокну, а ты, уж добр, успей флешку затолкнуть в карман?"

– Дело не в этом, - хмыкнул Рей.
– ты позволила себе усомниться в моих словах. Возможно, репутация говорит за меня, и я кажусь тебе бесчувственным интриганом, жестоким и бессердечным, но это вовсе не значит, что я действительно такой в реальной жизни. Ты, в силу своей профессии, должна знать, что репутация продумывается и прицельно вырабатывается временем и поступками, но зачастую абсолютно не несет в себе реального характера.
– он внимательно взглянул на затихшую меня.
– Я пытаюсь учитывать разность менталитетов, языковой барьер, но мне трудно делать это в одиночку, особенно, когда ты при любом удобном случае норовишь сбежать. Я пытаюсь быть хорошим для тебя, но это очень трудно, милая, учитывая сложившуюся ситуацию, мою репутацию и славу. Тебе не кажется такое недоверие достойным поводом для злости?

– Я не могу резко начать доверять тебе, забыв про прошлые обиды и недомолвки, Рейнгар. Тебе не кажется, что слишком много воды утекло? Для меня все то, что происходит между нами впервые. Никогда до этого у меня не было отношений, как-то не до них было, и я не понимаю, как нужно себя вести и что делать.
– я вздохнула, прерывая его подступающий диалог.
– У тебя было много девушек, Рей, и я не могу быть уверенной, что с ними ты был другим.

– И ты думаешь, я каждой говорю, что люблю ее?
– взорвался Рейнгар.
– Извини, милая, но такое несчастье только ты нажила. Да большая часть современных девушек готова за подобную "кару небесную" пойти по головам, но страдаешь как обычно ты, разнесчастная моя. Кэсседи, ты и понятия не имеешь, что было в моем прошлом. Это научило меня жестокости, расчетливости и несгибаемости. Всем тем качествам, которые пробили для меня дорогу на вершину, и за которые меня опасаются и недолюбливают некоторые политические личности. Ты должна понимать, что эти люди в большинстве своем меня не знают, и будут говорить то, что не является правдой. Все, что может напугать тебя, настроить против меня, заставить убежать, но, милая, ты должна знать, что я никогда не причиню тебе вреда.

Я поцеловала его. Так, как чувствовала в тот момент. Подарив всю нежность, всю любовь и признательность, вкладывая свои эмоции в каждое движение губами.

Любит...он не сказал этого тогда, а я и не поняла сама, подумав, что все его слова лишь стандартные фразы. Любит...как трудно произносить эти слова мужчинам, а тем более аналитикам? Как трудно разобраться в собственных чувствах? Признаться, самому себе? Я не смогла этого сделать. А он смог, не побоялся, пересилил себя и свою гордость, сказав вновь.

Еще ни разу никто не говорил мне ничего подобного. Всерьез, не как обрывок фразы, оборот речи или насмешку, а искренне, с чувством, обращенным в три простых слова.

И он никогда не узнает, как сейчас я вздрогнула от его слов, как сжалось мое сердце, как важно мне было услышать это. Рейнгар никогда не поймет, что именно в этот банальный момент, я навсегда подарила себя ему.

Как это всегда и бывает, мы бережем себя всю жизнь, даже не замечая того, что за один лишь миг навсегда отдаем себя кому-то. Это не происходит постепенно, на протяжении времени, мы не отдаем себя по кусочкам. Только себя полностью, без остатка, в единый решающий момент.

И Рейнгар никогда не сможет уловить с какого момента я стала его поддержкой, опорой, стержнем, который не позволит ему сдаться, сломаться, проиграть. Нет, ему будет казаться, что так было давно, всегда. И Рейнгар никогда не узнает, что этой фразой он навсегда привязал меня к себе.

К черту всех этих политиков и их слова, к черту его прошлое, к черту репутацию. Он честен со мной сейчас, и всегда был таким. Да, были разные ситуации, различные этапы в нашем общении, но нужно отдать ему должное, какими бы не были эти ситуации, Рейнгар всегда боролся со мной честно. И, признаться, сомневаюсь, что я смогла бы продержаться, если бы он начал использовать нечестные приемы.

Родители никогда не говорили мне, что любят. Их вообще не было рядом! Только на выпускных и днях рождения они прилетали на Землю. Толя всегда произносил это как оборот речи, дань вежливости, никогда не говоря это вслух, предпочитая доказывать свою братскую любовь поступками. Но я желала слышать! Мечтала знать, что я любима. Вслух. Честно. Искренне.

И сейчас во мне проснулась та девочка, которой всегда было страшно одной. Одной разбираться со своими проблемами, одной предотвращать появление новых, одной продирать себя дорогу в мире.

– Тебе звонят, - произнесла я, задыхаясь. Он отстранился, замер на секунду, вглядываясь в мое лицо, и вновь подался вперед, целуя.
– Рейнгар, телефон...

– Грейстон, - произнес он, отстранившись.

Его ладонь мягко легла на мое лицо, ласково прикасаясь пальцами к губам. Серьезный, затуманенный взор пронзительно черных глаз, которые темнели с каждой секундой, был направлен прямо на меня.

Отношения не торопясь? С нашей работой трудно верить в долгую жизнь без проблем. Нужно ценить каждую секунду. Он так старается ради меня, а я сомневаюсь.

И как бы я не отрицала тот факт, что давно потеряла от него голову, что-то внутри меня все же противилось этому. Мой разум спелся с интуицией, наплевав на мнение хозяйки, и они в едином порыве просили довериться Рейнгару.

– Ответь, - кивнула я, слезая с его колен. Но, как и раньше, этого мне сделать не дали. Рейнгар лишь крепче прижал к себе, извлекая тонкую металлическую пластину из кармана рубашки.

– Да?
– вопросил Рейнгар, подаваясь навстречу мне и осторожно прикасаясь губами к моим губам.
– Занят, но тебя же это не остановит. Нет, она останется в номере. Так безопаснее.
– произносит он, глядя мне в глаза.
– Хилари из силовиков, справиться. Обязательно, Грей. Я передам ей.

– Тебе нужно идти?
– вопрошаю я, улыбаясь его расстроенному взгляду.

– Я мог бы взять тебя с собой, но едет Хилари. Не думаю, что ты захочешь ее видеть.
– спокойно и несколько напряженно произнес Рейнгар, явно ища повод не брать меня с собой.

Расслабься, милый, у меня были свои планы.

– Она мне понравилась, - хмыкнула я, достаточно мстительно разрушая его планы. Вдоволь насладившись его поднимающейся беспомощностью вперемешку со злостью, сама придумала повод не ехать.
– но у меня тоже полно работы. А благодаря вчерашней флешки, пришел новый материал для анализа.

– Ты могла бы ничего не делать всю неделю, я уже говорил тебе об этом.
– произнес он серьезно.
– Вернуться к работе можно и на корабле...

– Я не хочу отдыхать всю неделю, - прервала я его тираду.
– мне тоже нужно чем-то заняться. С собой же ты меня брать не хочешь.

– Мы едем в бывшую штаб-квартиру террористов, вернее в то, что от нее осталось.
– нехотя признался Рейнгар.
– Я не знаю, что там нас может ожидать, но я не хотел бы рисковать тобой.
– закончил он предельно серьезно.