Кетополис: Киты и броненосцы

Роберт сжал зубы и встал, пошатываясь, снял трубку. Парень следил за Ирландцем, смотрел не мигая.

– Чего пялишься? – вопрос прозвучал тускло, бесцветно.

– Вы… Вы сияете, господин…

Роберту почудилось некое придыхание, благоговейный трепет.

На краю стола, куда не доставал свет лампы, темнела небольшая ступка. Рядом тлел красным уголек в самодельном кальяне. Роберт вяло улыбнулся:

– Тебя как звать?

– Джозеф.

– Принеси виски и чистых тряпок, Джо, – попросил Роберт и, когда парень вышел, назвал номер.

Долгих четыре гудка отельмейстер не отвечал.

– «Королевская перчатка». Доброй ночи.

Роберт собрался и плюнул:

– Соедини с Шульцем.

– Господин Шульц занят. Сейчас он…

– Это Ирландец.

В трубке замолчали. Потом треснуло, хрюкнуло, и раздалось раздраженное:

– У аппарата!

– Бенни, я опять поймал пулю, – как можно спокойнее сказал Роберт. – Мне нужен штопальщик.

– Конечно, старина! Ты сейчас где? – И пока Роберт соображал, как проще объяснить, Шульц задал еще один вопрос: – Она у тебя?

Крик в голове взорвался бомбой, подкосил ноги, ударил по перепонкам:

– Нет!

«Нет… Нет… Нет…» — эхом, колокольным перезвоном разлилось по телу.

Роберт вдруг увидел себя, сидящего напротив Бенни в кабинете на Конторской улице. «Отличная работа», – говорит Шульц. Достает из сейфа и выкладывает на стол новую жизнь – деньги, документы и зеленый прямоугольник. На нем рядом с Хрустальной башней вытиснен дирижабль. Они прощаются, долго хлопая друг друга по спинам, а когда Роберт выходит, Шульц снимает трубку телефона: «Да, офицер. Сегодня в полдень. Билет на имя Сэмюеля Клейта. Удачи вам в вашем нелегком деле».

Чушь, подумал Роберт. Гибкий – стукач?

– Бобби, ты меня слышишь? Где ты находишься?

«Ирландец стал слишком диким, начал мешать», – говорит Шульц, крепкий, подтянутый, резкий. Жмет руку надутому типу в песочном макинтоше и песочной же шляпе. Тому, что размахивал револьвером, сверкал треугольником с кальмаром, бил ногами под дых. «Мне нужен только ларец», – говорит Шульц и называет адрес. Адрес дома, в котором есть комната с багрово-синим прямоугольником окна и хлопающей на ветру линялой занавеской.

– Нет, – одними губами произнес Роберт.

– Да, – приговором прозвучал Голос.

– Бобби?

Роберт медленно опустил трубку на крючок аппарата.

– Выпить, господин.

– Что? – вздрогнул Роберт.

– Я принес вам выпить, – повторил Джозеф, – и чистую ткань.

Роберт залпом опрокинул стакан. В животе от виски стало жарко, почти так же, как в груди.

– Значит, вот что, Джо, – утер губы Роберт. – Сейчас ты немного мне поможешь. – Парень робко улыбнулся и кивнул. – Для начала порви тряпье на полосы.

Роберт смотрел на синие пляшущие язычки пламени. Оно гудело, лизало узкую полоску стали, превращая серое в красное. Роберт смотрел и не видел. Кончики ногтей барабанили по сиамскому ларцу, мысли кружили вокруг одного вопроса: «Почему?»

Боль вгрызлась в плечо, раскурочила рану, а потом, когда свинец горошиной покатился по столу, отпустила, притаилась ненадолго и ударила по глазам белой вспышкой. Запахло паленым мясом. Боб закричал и тут же отчетливо услышал стук сердца.

Звук шел из коробочки.

Роберт глянул на перепуганное лицо Джозефа. Улыбнулся, как смог, и попросил:

– Дай-ка мне вон тот, здоровый, – кивнул на мясницкий тесак. Приставил острие к щели и что было сил грохнул по ручке, срубая язычок серебряного замочка, расщепляя черное дерево, снося крышку.

В ложе из красного бархата лежала большая жемчужина. Нет, не жемчужина – зеленый кристалл, матовый и прозрачный одновременно, как гигантская икринка. Глубоко внутри него что-то было, оно пульсировало, пытаясь выбраться наружу, пытаясь разорвать клетку из блестящих золотых проводков, оплетающих шар, спаивающихся в жилы, свивающихся в тугие косички клемм.

Кристалл манил, звал Роберта, просил о помощи. Ирландец поддел ножом золотые нити. Они лопнули, свернулись хоботками бабочек в разные стороны. Роберт коснулся шара, бережно вынул, поднес к глазам.

Под слюдяной оболочкой в клубах зеленого дыма то и дело вспыхивали тонкие фиолетовые молнии. В их нервном свете Роберту удалось разглядеть крохотные шестеренки, цепляющие друг друга зубьями, вращающие коромысло тяг, на кончиках которых зрели, разгорались осколки полярного сияния.

И тут же кожу начало покалывать. Кристалл стал теплым, живым, задышал, запульсировал. Под прозрачной поверхностью начал двигаться аквамарин, заполняя все, сколько доставал взгляд. Всколыхнулся, пошел рябью, и Роберту показалось, что он набрал полную грудь морского воздуха. Из глубины безбрежного зеленовато-синего появилось белое гигантское пятно. Ослепительно снежный кит то появлялся на поверхности, то исчезал под водой. Роберт протянул к нему руки, коснулся шершавой, в наростах моллюсков, шкуры, заглянул в рубиновый глаз. И глубже, туда, где среди исполинских костей сжималось, грохотало звериное сердце. Искрило фиолетовыми всполохами, клубилось зеленым дымом.

Окровавленные узловатые пальцы выдернули его наружу, протерли ветошью, и мир померк. Стал похожим на черно-белые страницы графроманов. Развалился на картинки.

Другие пальцы, длинные, тонкие, вселяющие в Роберта панический ужас, соединяют слюдяные полусферы, всовывают рукотворный кристалл в кокон из проволоки…

Старый сиамец с разрубленным шрамом лицом смотрит на море. В глазах его влага. В груди – вцепившийся в ребра металлический кальмар. Он раскрывает клюв. Он голоден. Он ждет кристалл…

Роберт бережно опускает светящуюся горошину в ларец. Упирает в столешницу ручку длинного узкого ножа. Ставит острие напротив сердца, откидывается и бросается грудью вниз.

Сталь входит глубже, глубже, пока не упирается во что-то твердое.

Роберт шевелит лезвием, тянет нож из себя. Густые капли падают на пол. Ирландец опускает в рану кристалл и толкает его внутрь. И чувствует, как закипает кровь в жилах, наполняя его силой. Рана затягивается на глазах. Старые шрамы разглаживаются, исчезают.

Роберт встает и выходит на улицу через черный ход. Редкие прохожие бредут мимо, не замечают человека в распахнутой рубашке. Ветер треплет его волосы, полощет парусом ткань. А он идет не спеша и улыбается.

* * *

Роберт бережно опускает светящуюся горошину на стол. Берет за ствол револьвер и замахивается. От удара кристалл разлетается миллионами серых искорок, тысячами крошечных шестеренок. Из носа Ирландца течет черная кровь.

В подворотне офицер склоняется над трупом Питса, дует в свисток. К нему спешат каракатицы. За ними – морские пехотинцы. Блики играют на стволах карабинов. Цепочка следов упирается в дверь.