Кетополис: Киты и броненосцы

– Простите, что?

Сухонький старичок топтался на пороге галантерейной лавки и ежился на ветру.

– Я говорю, дом прикупить решили, святой отец? – махнул он рукой в сторону заброшенной халупы и спохватился: – Да что же это мы на холоде-то стоим! Вы заходите, заходите, святой отец, – гостеприимно распахнул он двери в магазин. Внутри звякнул колокольчик, а из купеческого дома раздались приглушенные женские голоса. Они пели что-то медленное и печальное.

Роберт оглянулся, ухватив с латуни «Лидия Ван-дер-Ваальс. Модистка», и зашел в галантерею.

Старичок уже стоял за прилавком в окружении стеллажей с нехитрым товаром: тускло блестели запонки и заколки, ворохом лежали бусы и браслеты из фальшивого жемчуга, спящими змеями таились ремни. С длинной балки под самым потолком летучими мышами свисали в меру пыльные зонтики, пучками сохнущих трав – ленты, платки, шали и галстуки-бабочки. Отдельную полку занимали богемные обитатели: театральные бинокли и веера. Среди всего этого изобилия одиноким рулоном грустил в углу неизвестно как оказавшийся здесь ковер.

– Так, значит, решили у нас поселиться, святой отец, – обрадовался как давнишнему знакомому старик. – Вот так славно! Завсегда приятно иметь такого доброго соседа!

– Я присматриваю место для новой церкви, – сказал Роберт, привалившись к прилавку так, чтобы можно было спокойно разглядеть дом модистки.

– Это замечательно, замечательно! – потер ладони старик. – Горелой Слободе сейчас, как никогда, не хватает духовности. Сюда, как мух на… – старик замешкался, – мед, тянет всех этих бездельников и пропойц, жуликов и актрисок! А эти уродцы, пихающие в Богом данное тело железки и прочий мусор? Тьфу!

– И среди моей паствы есть такие заблудшие овцы. Один, например, вшил себе жабры, – скорбно произнес Роберт, разглядывая окна второго этажа. Ставен на них не было, и если с забора перепрыгнуть на широкий откос…

– А ведь я еще помню времена, – начал старик, но вдруг хохотнул и хлопнул в ладоши. – Послушайте, святой отец, это же редкая удача! Возвести оплот веры рядом с этим, – он кивнул в окно, – рассадником было бы как нельзя кстати! Уверяю вас, хозяева, узнав, что способствуют богоугодному делу, наверняка скинут цену. Уж я похлопочу, – подмигнул галантерейщик.

– Церковь напротив модистки?

– Модистки! – всплеснул руками старик. – Поверьте мне, святой отец, я не первый год держу здесь лавку, – наклонился он поближе к Роберту и зашептал: – Шальная Лидия кроит и шьет не только одежду.

– Вивисекция? – вкинул бровь Роберт. – А куда смотрят власти?

– Ну, – замялся торговец, – если говорить по чести, от Лидии пользы больше, чем вреда. С железками она редко балует, так, все больше морскими дарами обходится. Кому рожу подтянуть, кому горло поправить, – старик стушевался, увидев, как священник нахмурился, стиснул зубы. – Да и жаль ее, – попытался оправдаться галантерейщик. – Младенец у нее пропал, она умом и повредилась.

Роберт смотрел в окно и последнюю фразу толком не расслышал. Дверь в доме модистки отворилась. На пороге, чадя дымом, мелькнул механический дворецкий, и по ступенькам спустился сиамец. Остановился, осматриваясь. Поднял воротник мышиного пальто, натянул поглубже котелок. Его опухшее лицо и нетвердая походка говорили о пристрастии к алкоголю. Роберт не сразу понял, что странного было в этом человеке. Для сиамца он держался чересчур по-моряцки.

– Питс, – уверенно произнес голос.

– Быть того не может, – прошептал Роберт.

– Точно вам говорю, тронулась умом! Лет пятнадцать уж как! – заверил старик, радуясь, что разговор можно продолжить. – Святой отец, а не желаете приобрести чего к празднику? У меня лучшие цены в слободе.

Между тем сиамец свернул в переулок, где мобиль Питса ждал своего хозяина.

– Это Ушлый, Бобби! Что б мне поперхнуться! – задорно гаркнул голос.

Роберт рванул на улицу. Вдогонку ему неслось:

– Святой отец, святой отец! Ну как насчет домика-то?

Сиамец уже открыл дверцу мобиля, когда его окликнули:

– Простите, линг-суэ, вы не подвезете меня до Собора?

– Я бы с удовольствием, почтенный, – сиамец с натугой улыбнулся, – но мне с вами не по курсу, отец.

– Ну нет, так нет, линг-суэ, – сверкнул серебряными зубами Роберт.

Сиамец успел только дернуться – удар опрокинул его на землю. Роберт приложил еще для порядка ботинком в висок, и только тогда присел над телом, прошелся по карманам. Айвер-джонсовский шестизарядный «смоукер» с варварски подпиленным дулом и двумя траченными патронами, часы, бумажник. Роберт ссыпал улов в саквояж и полез сиамцу за пазуху. Пальцы почему-то дрожали.

Они дрожали, пока не наткнулись на длинную витую цепочку. Роберт сжал ее в кулаке, рванул на себя.

Из-за пазухи выскочил крест, задергался, закачался как повешенный. Массивный, серебряный, делящий круг на четверти. Фамильный крест О’Нил.

– Эх, Джеки, Джеки, – пробормотал Роберт, устраивая связанного Питса на заднем сиденье. – Назвался сиамцем, учи язык. – Роберт сел за руль и завел мотор.

Первый раз в жизни Дикий Ирландец вспомнил добрым словом узкоглазого. Пять лет назад старый, вечно кашляющий от рудной пыли, Нгао Па объяснил ему, что самый простой способ вытянуть сиамца на драку – это назвать его обезьяньей подстилкой.

* * *

– Мда, – вздохнул галантерейщик и взъерошил седую шевелюру, – какой покупатель ушел. А ведь я бы сговорился, да. Сговорился. И цену бы достойную подобрал. Надо же. Может, заглянет еще? Уж я б тогда его так запросто не выпустил.

Расстроенный монолог оборвал шум мотора. Из подворотни выскочил на всех парах черный мобиль и резко затормозил у лавки. Давешний священник ловко спрыгнул на брусчатку и звякнул дверным колокольчиком.

– Святой отец, вы вернулись, – развел руками старик. – Я знал, что вы вернетесь! – улыбнулся он.

– Сколько? – ткнул в ковер священник.

– О, а это ваш друг? – кивнул в окошко старик на сиамца в сером. Тот спал, привалившись к спинке сиденья, котелок его съехал набок, закрывая половину лица.

– Это мой прихожанин, – улыбнулся священник. – Я искал его, дабы наставить на путь истинный. Так сколько?

– Ну, это ручная работа, – пожал плечами торговец. – Заморская штучка. Сейчас таких уже не делают.

Священник поморщился и бросил на прилавок стокроновую ассигнацию: