Кейджера Гора

– Да, всё так, - признал Лигуриус, - именно так и было запланировано, и именно это и произошло бы с тобой, если бы Тебе не удалось сбежать из лагеря войск Аргентума.

– Вы расстроены, что мне удался тот побег, Господин? – спросила я.

– Нет, - ответил он, - не сбеги Ты тогда, и я всё ещё был бы не господином для этой женщины, а практически её рабом.

– Но если была главная цель, ради которой меня доставили на Гор, очевидно, что была ещё и другая, менее значительная цель, или цели, и я насколько я помню, Вы сами это мне говорили. Кстати, об этом же упоминали и те люди, что нашли меня на Земле и похитили.

– Да, конечно, и Ты сама сможешь легко понять, что это была за цель, стоит Тебе только повнимательнее вглядеться в своё отражение в зеркале. Присмотрись к себе, отметь красоту лица, интеллект и чувственность на нём запечатлённые, не забудь и о своей нежности и женственности, столь отличающим тебя от многих мужеподобных женщин, тех в ком оказалось слишком много мужских гормонов, и обрати внимание на привлекательность изгибов твоей фигуры, столь характерных для рабыни. Да, действительно, была ещё одна мелкая цель, для которой Тебя притащили на Гор. Та цель, о которой я уже намекнул Тебе, здесь, в тронном зале дворца Аргентума. Та цель, о которой Ты маленькая самка слина, очевидно хотела бы услышать в откровенных выражениях.

– О?
– сделав невинное лицо, посмотрела я на него.

– Та цель, ради которой на Гор доставляют большинство земных женщин, - ответил он.

– И что это может быть за цель? – наивно поинтересовалась я.

– Та цель, которой теперь Ты, от кончиков волос до пальцев ног, столь отлично служишь, - усмехнулся Лигуриус.

– И какой же цели я служу? – не отставала я.

– Какой цели? – переспросил он. – А разве не очевидно? Ты должна была стать рабыней.

– Да, Господин – деланно вздохнула я, и поцеловала его.

Какое-то время мы полежали спокойно, в тишине. Думаю, у каждого из нас хватало своих мыслей.

– Господин, - наконец не выдержала я.

– Что, - отозвался Лигуриус.

– Я могу говорить снова? – спросила я.

– Да, - позволил он.

– И у Шейлы, и у меня теперь есть ошейники, - сказала я. – И мы должны идти туда, куда нас направит желание наших хозяев, их жест и их приказ. Но что же теперь делать Вам? Завтра Вы будете свободны. Что Вы собираетесь делать? Куда Вы пойдете?

– Далеко, - вздохнул Лигуриус. – А в действительности я и сам не знаю.

И вдруг он нежно поцеловал меня, и я столь же нежно ответила на его поцелуй.

Мы больше не говорили. И вскоре он заснул.

А я ещё какое-то время лежала и размышляла. Шейла теперь принадлежала Хассану, которого она любила. А я оказалась среди множества других женщин, бывших собственностью Майлса из Аргентума. Я восхищалась этим человеком, и я уважала и боялась его, и я не могла не отдаться ему, беспомощно и быстро, но я не любила его. На мои глаза навернулись слёзы.

Но через некоторое время, я успокоилась и заснула.

35. Прирождённая рабыня перед Дразусом Рэнциусом. Серебряный тарск.

– Эй! – сердито крикнул Дразус Рэнциус, Паблиусу из дома Клиоменеса.

Я плотно прижимая к своему телу лоскут рабского шёлка, как будто он мог бы меня защитить, пятилась от воина. Я просто не могла сдержать своих рефлексов!

– Это – именно то, о чём я говорил Тебе ещё в Корцирусе, - довольно улыбнулся Паблиус.

– Да, - нехотя признал Дразус Рэнциус, и вложил серебряный тарск в руку Паблиуса.

– Не покидай нас, прекрасная рабыня, - бросил мне Паблиус.

– Да, Господин, - ответила я, опускаясь на колени на широкой ступени перед возвышением на котором был установлен стол, в обеденном зале дворца Аргентума.

– Это было не разумно держать пари против работорговца в подобном вопросе, - усмехнулся Паблиус. – Уж мы-то можем рассмотреть это с первого взгляда.

– Тогда я думал, что, по крайней мере, она отличалась, - признался Дразус Рэнциус.

– Она слишком здорова, слишком переполнена жизненной энергией, слишком возбуждающе выглядит, чтобы быть другой, - пожал плечами Паблиус.

Я стояла на коленях на широкой ступеньке, смущенно придерживая шелк, слегка прикрывавший моё тело. На этой же самой ступеньке, и на полу ниже её, и на поверхности самого возвышения, перед длинным, низким столом, меня несколько енов назад заставили извиваться под музыку, а потом приказали замереть с полусогнутыми коленями, и держа руки прижатыми к затылку. Вот в этот момент они и приказали проходившему мимо солдату, испытать меня. Я дернулась и чуть не закричала от его прикосновения. А мужчина лишь расхохотавшись, понюхал свою руку.

– Ты прав, - признал Дразус Рэнциус, обращаясь к Паблиусу.
– Рабыня, да ещё и прирождённая.

– Это точно, - ответил Паблиус.

Я раздражённо опустила голову, и принялась изучать рисунок на ковре, постеленном на ступеньке. Конечно же, я и без их напоминания знала, что была прирождённой рабыней, поняв это ещё несколько месяцев назад. Женщине нетрудно узнать это. Понимание своей сущности может быть ясно показано ей самыми разными способами, например, снами и фантазиями, внезапными желаниями, страстями и потребностями. Но одно дело, когда женщины сама знает о своём внутреннем рабстве, и конечно, и совсем другое, когда это выставляется на всеобщее обозрение.

– Видишь?
– засмеялся Паблиус, - разве я не об этом Тебе говорил?

– Да, - уже добродушно признал Дразус Рэнциус.

Я смотрела себе под ноги, глотая слёзы, испытанная прирожденная рабыня. Как же низко я пала в глазах Дразуса Рэнциуса!

– Я могу уйти, Господа? – с надеждой спросила я.

– Нет, - отрезал Паблиус.
– Продолжай служить нам, Шейла.

– Да, Господин, - вздохнула я, вставая и снова приступая к своим обязанностям.

Я продолжала прислуживать мужчинам, принося им еду и напитки, делая вид, как будто ничего не произошло. А произошло то, что началось ещё в то время, когда я была свободной женщиной, и Дразус Рэнциус организовал для меня экскурсию в работорговый дом Клиоменеса. Там в кабинете Паблиуса то предложил Дразусу пари, в тот самый момент, когда я стояла на коленях на полу в пятне солнечного света. И мой телохранитель, столь неосторожно, принял его.

– Пирожные, Господа? – предложила я, становясь на колени подле них, протягивая поднос в их сторону.