Киномания
Шрифт:
Может, это— монастырь?
Он поднимает готовую расколоться голову и оглядывается. Стены комнаты из грубых досок и бамбука, низкий соломенный потолок, единственное окно, забранное сеткой, скудная мебель. Через открытую дверь в комнату струится солнечный свет. Он поднимается — его пошатывает. Он видит, что его одежда насквозь пропитана потом. Гнетущая жара наполняет комнату. Он, спотыкаясь, направляется к двери. Под открытым небом не лучше. Невыносимая влажность, ослепляющее солнце. Вокруг ничего, кроме пальм да зарослей папоротника. А дальше — огромный океан, ровный и голубой, сколько видит глаз. Маленький домик, в котором он проснулся, — единственная постройка в поле его зрения.
В одном он абсолютно уверен. Это не монастырь и не Альби.
Он
Он возвращается в домик, находит там небольшую нишу — очевидно, кухню. Там же — небольшая раковина с краном, оборудованная примитивным насосом. Он пробует насос, хорошо смазанный. Несколько качков, и из крана течет вода — сначала ржавая, потом чистая. Рядом с раковиной он видит грязную электроплитку на миниатюрном холодильнике. Электричество? Да. И плитка, и холодильник работают. Откуда здесь ток? Он откладывает этот вопрос на потом. В настоящий момент его больше интересует еда, которую он находит. Фрукты, шоколад, орехи, рыбные консервы. Внезапно голод и жажда заявляют о себе со всей силой. Он с волчьим аппетитом набрасывается на еду, но внезапно останавливается — в животе начинаются рези. У стены он находит водоохладитель. Он пьет. Много пьет. Потом ощущает более насущную потребность.
За узенькой дверью рядом с кухней он находит туалет размером с крохотный чуланчик. Здесь тоже есть насос — ужасающее устройство, вделанное в пол и соединенное с цистерной, питающей раковину, душ, туалет. Он спешит воспользоваться туалетом. Унитаз работает. Течет вода. Он идет к раковине — плещет водой на свое горящее лицо, на грудь. Вода холодная! Но есть и газовый водогрей — его можно зажечь спичкой. А вот и спички. В зеркале над раковиной он видит свое лицо — в первый раз после пробуждения. Глаза красные, воспаленные, зрачки маленькие — булавочные головки. Судя по щетине, он не брился дня два. Ну и видок у него. Он садится на унитаз. Жуткие рези в животе. Он плачет как ребенок.
Значит, его похитили. Обманули, опоили и похитили. Дорога на Альби привела его в тропический Алькатрас. И тут в нашем выдуманном фильме можно прибегнуть к ретроспективе, объясняющей, как герой попал в такой жуткий переплет. Но как далеко назад нужно вернуться? К первой встрече с доктором Биксом? К первому посещению школы святого Иакова? Когда сироты начали потихоньку влиять на его жизнь? Нам придется вернуться по меньшей мере к Анджелотти, к этому мерзавцу! Дьявольски умный, он подобрался к нашему герою через Клер. А может быть, сироты все время вели наблюдение за Клер и только выжидали удобного случая? Может быть, какой-нибудь Анджелотти все время находился поблизости, не спускал с нее глаз, следил — не сделает ли она опасного для них движения. Его тошнит. Но не от голода или усталости — а от отвращения, от стыда за свое непроходимое легковерие. Сам с широко раскрытыми глазами забрался в ловушку.
А что теперь?
В течение нескольких следующих часов наш герой, подавленный и грязный, сидит на своей маленькой каменной террасе, попивает какой-то экзотический сок, разглядывает свои владения, в которых он заточен. По его прикидке, островок в длину и ширину насчитывает несколько миль, заканчиваясь высоким мыском. Если бы не густые заросли, он бы смог обойти островок неспешным шагом за несколько часов. Единственное творение рук человеческих, кроме его домика, — это грубо сработанный каменный волнолом на одной из оконечностей островка и нечто похожее на дамбу — песчаная коса, на несколько ярдов врезанная в океан. Он замечает, что в этом направлении уходят провода, подающие электричество в его домик. Когда силы возвращаются к нему, он решает исследовать свою территорию, начиная с того места, куда уходят провода.
Горка, на которой он находится, оказывается выше, чем он думал, и круче. Через густые заросли прорезана тропинка, но идти по ней небезопасно — она вся усеяна камнями. Он часто спотыкается, скользит, то и дело приходится совершать прыжки. Спуск выматывает его, одежда опять пропитана потом. Наконец он снова видит дамбу. Под деревьями у кромки воды он видит еще один
домик (точно такой же, как его) и перед ними — человека! Смуглая, моложавая женщина с копной черных волос, голая до пояса в драной юбчонке. Ее темные узкие глаза устремлены на него — взгляд безразличный и притом недружелюбный.Надев на себя самую обворожительную маску Джозефа Коттена, он приближается к этой Пятнице в юбке, произносит самое доброжелательное «здравствуйте» и начинает задавать очевидные вопросы. Женщина молча смотрит на него, потом исчезает в домике. Он слышит изнутри ее голос — язык ему незнаком. Низкое пыхтение и скрежетание какого-то механизма. Возможно, генератор? Он замечает провода, уходящие в небольшой сарай чуть поодаль; рядом с ним — груда угля. Источник электричества. Он замечает кое-что еще. Над домом — высокий металлический стержень, на конце которого какое-то подобие метлы. Антенна. Значит, внутри есть радио, связь с внешним миром.
Женщина возвращается, за ней — мужчина, который почти на фут выше нашего героя и раза в два толще. На нем что-то вроде набедренной повязки и больше ничего. Он смуглокож, как и женщина, у него косматая грива черных волос. Смотрит он ничуть не дружелюбнее, чем женщина.
— Вы говорите по-английски? — спрашивает наш герой. — Francais? Deutsch? — Нет ответа. Нет ответа. Вместо этого мужчина подходит к нему, берет его за руку и ведет прочь — не тащит, но ведет, твердо держа за руку, как проказливого ребенка.
— Куда вы меня ведете? — взволнованно вопит наш герой.
Но это уже и без того ясно: назад к тропинке, ведущей к его домику. Должен ли он сопротивляться? Мужчина на голову выше его. Да и женщина сложена так, что не забалуешься. Наш герой идет, куда его ведут, продолжая бормотать вопросы, которые не находят ответа.
Неужели эти люди не говорят по-английски. По-английски все в мире говорят. Он кричит, требуя ответа, но ответа нет. Человек доводит его до самой террасы и, подтолкнув вперед, производит повелительный звук, не требующий перевода. Оставайся здесь.
— Какое вы имеете право! — кричит наш герой вслед человеку, но тот в конце концов исчезает из вида. — Кто здесь старший? — вопрошает герой. К этому времени его голос дрожит от злости и унижения. Он снова плачет.
Позднее начинается ливень и длится около часа. Над островом до самого вечера поднимается пар. Когда солнце спускается в море, на тропинке появляется женщина, она идет широкими, сильными шагами, в руках у нее деревянный поднос, полный еды. Укрытая миска с тушеной рыбой. Хлеб — черствый, но вкусный. Неведомые фрукты. Орехи и инжир. На вопросы женщина не отвечает, оставляет поднос и удаляется. Наш герой ест — мрачно, но с аппетитом. Пища и в самом деле великолепна, в меру приправленная, хорошо сбалансированная. Ему приходит в голову, что ресторан с такой кухней мог бы процветать в Лос-Анджелесе.
Лос-Анджелес!
Когда опускается темнота, он обнаруживает светящийся огонек неподалеку от дамбы — место, где живут мужчина и женщина. И он уверен, что видит еще один огонек — на другом конце острова. Голова его раскалывается от усталости и волнения, он засыпает и спит, невзирая на шум прибоя, щебетание птиц в кронах деревьев.
Конец первого дня.
День второй, день третий, день четвертый… все то же. Та же жара, тот же дождь. Каждый день после полудня на остров обрушивается ливень. Он начинается и прекращается внезапно, словно в небесах кто-то открыл и закрыл вентиль. Если бы наш герой, как и другие известные из литературы узники, не делал зарубок на стене домика, он давно бы потерял счет дням, которые слились бы в один неизмеримый поток. Он проводит время, исследуя свой новый дом, прилегающие земли; он спускается по тропинке туда, откуда можно следить за мужчиной и женщиной. Занятие это оказывается довольно скучным. Женщина стирает белье в большом тазу, мужчина носит уголь к генератору. Мужчина отправляется рыбачить в крохотной примитивной лодчонке, которую держит в доме; дальше волнолома он никогда не заплывает. Женщина готовит. Вечерами они сидят вдвоем на крылечке. Разговаривают они редко. А когда разговаривают — то все на том же незнакомом языке.