Кинжал из плоти

— Да. Это было в половине первого ночи. Мы как раз собирались уходить.

Я сглотнул.

— Вы уходили все вместе?

— Нет. Питер и я ушли первыми.

— Значит Борден остался?

Я сглотнул еще раз. Мой взгляд сконцентрировался на графине с водой.

— Нет. Он ушел еще раньше. Но все остальные, кроме Бордена, ушли после нас.

Она помолчала и добавила:

— А тебе нравится?

— Что нравится?

— То, на что ты смотришь.

Надо же! Я действительно смотрел туда. Мне с трудом удалось сфокусировать взгляд на ее лице. Она улыбалась, откинувшись на спинку кресла, ее нога плавно покачивалась в воздухе. Это была опасная улыбка. Из-за покачивания ноги край платья все больше поднимался вверх. И там, где он поднимался, то немногое, что было на виду, становилось многим.

— Там кое-что приоткрылось, Эйла… Я хотел сказать, закрой… Да уж, вопросик. Сегодня мне требовалось сделать несколько других дел, но я что-то начинал теряться.

— Спасибо тебе. Мне, наверное, лучше уйти. Я встал. Она тоже встала, но соскользнувшая с кресла рука подняла платье выше бедер, и большего тут нельзя было сделать. Да и я уже в большем не нуждался. Казалось, что Эйла все еще в платье, и в то же время она как бы находилась вне его. И опять под платьем не было ничего, кроме Эйлы, а ее, по-видимому, совсем не беспокоило, что теперь это стало нашей общей тайной.

Она встала. Подол платья, скользнув по бедрам, упал на колени.

— Тебе так надо идти, Марк?

— Да, надо прийти в себя.

— Может, задержишься? Ты же не очень хотел уходить вчера вечером?

— Я и сейчас не очень этого хочу.

— Тогда оставайся. Побудь еще немного. Со мной. Она вплотную подошла ко мне.

Эйла не улыбалась и не шутила. Меня тоже уже на это не хватало. Я окунулся в глубину ее черных глаз, посмотрел на брови, губы как кровь, бугры белой плоти, выглядывавшие из-под платья. Она придвинулась еще ближе и обняла меня. Я почувствовал, что длинные ногти впиваются в мою спину. Мои ладони промчались по ее рукам и спустились к талии. Она заскользила по моему телу, ее губы раздвинулись, голова откинулась назад, но я отыскал губами ее рот и мягко раскрыл его. Мы впились друг в друга, тела сплелись. Она пыталась высвободить губы, но, взглянув в глаза, притянула рукой к себе мою голову.

Вчера вечером, когда я смотрел на нее, она казалась красивой и холодной, расслабленной, почти сонной в медлительных движениях. Сейчас она стала другой, похожей на меня. Ее длинное тело жадно извивалось, губы искали мой рот, язык дрожал и манил. Я скользнул ладонями по выпуклостям бедер, провел по изогнутой спине и сбросил узкие бретельки с приподнятых плеч.

На секунду она отстранилась от меня, опустила руки вниз и позволила мне снять платье — сначала с плеч, потом с груди. Она смотрела на меня и часто дышала. Когда я спустил платье еще ниже и прижал руки к обнаженной коже, ее пальцы быстро метнулись к одежде, и платье скатилось на бедра, а затем на пол, и она, перешагнув через него, вновь придвинулась ко мне. Я взял ее на руки, отнес на диван и опустил на ворсистую ткань. Моя одежда полетела прочь, и вскоре мы лежали рядом, сливаясь губами, руками и телами. Эйла положила ладони на мою грудь и тихо прошептала:

— Подожди, Марк. Она удерживала меня почти вечность, или мне так казалось, но потом улыбнулась и закрыла глаза.

— Теперь я твоя. Люби меня, Марк. Ее руки обвились вокруг меня, тело страстно прижалось, губы стали сочными и цеплялись, когда она ласкала мое тело поцелуями. Эйла входила в мою плоть, покусывала кожу, и длинные ногти огнем обжигали спину. Затем в ней появилось мягкость, неописуемая мягкость, и каждое прикосновение ее рук, груди, бедер несло бархатную мягкость и теплоту, которая поглощала меня, укутывала в себя на неизмеримо долгое время.

В глубине сумерек я вернулся на Сприн-стрит, поднялся на четвертый этаж и направился по тускло освещенному коридору в свой кабинет. В остальных помещениях было темно и пусто, мои шаги эхом отдавались по всему зданию. Я размышлял над тем, куда отправиться отсюда. Весь мой свинец ушел мимо цели — куда-то вдаль. Я по-прежнему не мог связаться с Борденом, мне казалось, что я обязан сделать это, но какой-то частью сознания не верил, что готов к разговору. На руках не осталось ничего определенного. Как только вспыхивала какая-то идея, она тут же блекла и исчезала, словно попугай Джея.

Увидев дверь в контору приоткрытой, я удивился, но тут же вспомнил о бандитах, которые мне ее сломали. Мне даже подумалось, что они могут ждать меня внутри, но когда я щелкнул выключателем, комната оказалась пустой. Тоже неплохо, так как оружия у меня теперь нет.

В кабинете было тепло и влажно, рубашка сразу прилипла к телу, поэтому я повесил пиджак на вешалку, развязал галстук и подвернул рукава на рубашке. Когда отворот натянулся на бицепс, в глаза бросилась красная точка на сгибе руки. Я все еще не помнил, где, черт возьми, она ко мне пристала.

Присев за стол, я взглянул на часы. Без пяти минут семь. Снаружи стемнело, надо идти домой, идти в постель, я был готов для моей постельки. Мне хотелось спать, я устал и чувствовал себя отвратительно. В голове кружились лица: Джей, Энн, Глэдис, Ганнибала, Эйлы, Питера, Артура, Марты Стюарт и Джозефа Бордена. Эта безжалостная толпа сжимала меня. Гипноз! Попугай! К черту все. Мои глаза отыскали книги Брюса Уилсона, книги по гипнозу, и они тоже стали давить на меня. Я взял их и швырнул прочь. Они угодили в дверь, та приоткрылась шире, а книги упали на пол.

Вот так, Логан. Выброси все из головы и действуй как дитя. Поверь, так будет лучше. Хватит миндальничать. Мне надо кое-кого потрясти и, причем, потрясти как следует. Особенно Бордена, если только он найдется. И если мне не понравятся его ответы, я буду мять его, пока не получу того, что нужно.

Взгляд остановился на часах. Семь вечера. Бордена можно поймать или в его конторе, или дома. Я схватил телефон. И вспомнил.

Мне срочно надо в гостиницу «Феникс». Комната 524. Я вскочил, раскатал рукава, снял с вешалки пиджак и выбежал в коридор. Гостиница «Феникс», подумал я. Феникс — большое здание на Бродвее. И надо торопиться. Это очень важно. Скорее, скорее. Я выключил свет и начал закрывать дверь. Нельзя же оставлять ее открытой. Но мешали чертовы книги на полу. Нет времени, Логан. Действуй поживее. Гостиница «Феникс». Название маячило в моем уме. Я остановился, перевел взгляд на книги и почувствовал безотлагательную настоятельность, почти надрывный крик внутри себя, который приказывал мне двигаться, спешить, торопиться, куда бы я ни шел.

Я встряхнул головой. Мне бы не позавидовал и старый сумасшедший. Я наклонился, поднял книги и в слабом освещении выхватил заголовок: ГИПНОТИЗМ. Книга Д. Х. Эстбрукса, известного профессора психологии. Мне вспомнился воображаемый медведь, которого он создал для забавы, используя гипноз. А время-то уходит! Мне надо положить книги на стол и бежать. Но глупый медвежонок застрял в моем уме. Я видел, как он резвится по койкам и бродит в коридорах госпиталя. Когда Эстбрукс говорил медсестрам, что медведь сидит на его постели, они с криками бежали к психиатру. Я рассмеялся. И тут же замолчал. Это уже похоже на попугая Джея. Попугая, которого видел и чувствовал только Джей. Капелька холода поползла вверх по моей спине и забралась в волосы на затылке. Попугай Джея. Мне вспомнилось, как Джей сидел за столом напротив меня, его лицо сморщилось и постарело, и он говорил: «Точка в точку, Марк. Каждый полдень, точка в точку».

Семь. Семь часов, точка в точку. Я положил книги на стол, хотел выйти… Надо было идти. Фразы, картины, слова заплясали в моей голове. Брюс Уилсон, спокойный и серьезный, говорил мне… фразы из книги… Джей сказал: «Войди в мое положение». Точка в точку, точка в точку.

Не знаю, как долго я стоял. Взгляд перешел на часы. В темноте кабинета я едва различал очертания цифр. Две минуты восьмого. Но этого не может быть. Я даже вспотел. Лицо и ладони тоже стали влажными. Я испугался. Вдруг вспомнилось, как Брюс медленно произнес: «Возможно, он ничего об этом не знает». Или не может вспомнить!